1 января, 1889 года, вторник. Моя комната
«Альма, эти недели оказались просто сумасшедшими. Агнесс никогда еще не была так зла на меня. Дело в том, что сестра отчитывала меня за то, что я не умею шить. «Тебе никогда не выйти замуж с твоими кривыми пальцами», — сказала она. А я ответила, что вовсе не планирую идти под венец и заводить семью, на что она громко захохотала и сказала, что меня никто спрашивать не станет и все давно решено. Еще она добавила странную фразу: «После того, что ты сделала, ты не достойна выбора». Тогда я очень разозлилась, сама не осознавая, почему, ведь я не понимала, о чем идет речь. И тогда я ударила Альму — отвесила ей пощечину. В ответ она посмотрела на меня как на нечто ужасно мерзкое. Она толкнула меня и я упала на пол. «Альма, тебе гореть в аду», — прошипела она. Почему она назвала меня твоим именем? Я почувствовала себя так странно, что даже не попыталась потребовать объяснений или подняться на ноги. Тогда Агнесс фыркнула, глядя на меня и быстро удалилась из моей комнаты, заперев меня снаружи.
С тех пор я была лишена возможности писать тебе письма. Меня не выпускали из комнаты. Няня приносила мне скудный обед, а утром и вечером я не получала ни крошки, пока ко мне не пришел папа.
У него был мрачный и даже болезненный вид. Я уже было испугалась, что он смертельно болен и пришел попрощаться, ведь в наше время это было бы совсем не удивительно. Я тут же вспомнила, как страдала наша мама, и расплакалась.
Он пожалел меня и молвил, что все будет хорошо. Я призналась, что Агнесс издевается надо мной и намеренно сводит с ума. Но папа вовсе не удивился. Он вздохнул и сказал, что я особенная и должна нести этот крест. Я спросила, в чем именно заключается моя особенность, но он ответил туманно, впрочем, как и всегда:
«Тебя зовут Альма и ты рождена с особенностями, за которые понесешь наказание перед Богом. Единственное, что тебе нужно знать — неустанные молитвы, возможно, смогут спасти твою душу». Тогда я потребовала наконец-то объяснить мне, что происходит, почему меня называют твоим именем, и в чем мои грехи, ведь я ничего плохого не сделала. Тогда папа сказал, что я запуталась и мне нужно молить Господа о том, чтобы очистил мой разум от скверны, освободив мой разум. Тогда я закричала. Альма, я еще никогда не повышала голоса на отца. Это ужасно. Он стал мрачнее тучи. Я никогда не видела его таким расстроенным и упала пред ним на колени, моля о прощении. «Не у меня нужно просить прощения, а у твоей маленькой сестры», — тихо сказал он. Я увидела, как слеза скатилась по его щеке, испещренной морщинами. Кажется, за последнее время он значительно постарел. «Что не так с моей сестренкой? Где Эффи? Мне никто ничего не рассказывает», — заплакала я, не поднимаясь с пола и смотря на папу снизу вверх. Тогда он сказал ужасную фразу: «Ее больше нет — вот, что тебе следует уяснить. Эстер убила ее. И забудь уже о сестре, которой не существует, прекрати писать письма. Ты убиваешь меня этим». Тогда он расплакался и вышел из моей комнате, оставив меня в замешательстве.
Альма, я ничего не понимаю. Кажется, что вся семья сговорилась против меня. Наша единокровная сестренка, которая лишь недавно увидела свет покинула его. Но, как же так? Мачеха и Агнесс должны ненавидеть меня. У меня ужасные провалы в памяти. Кажется, что мне ничего не поможет и станет лишь хуже.
А теперь мне пора, я слышу шаги Агнесс на лестнице».
2 января, 1889 года, среда. Библиотека
«Альма, я вновь читала книгу о единороге и нашла еще кое-что интересное на дальней полке пыльного стеллажа. Кажется, это мамин дневник. В ее записях мало, что можно понять. Но одна фраза зацепила меня:
«Я неустанно молилась, но Бог не услышал меня. Выход лишь один — обратиться к матушке Арабелле. Она знает, как помочь таким как я — женщинам, чье чрево не способно принести плоды. Я решилась и надеюсь, что Господь меня простит».
Альма, кажется я знаю, о ком идет речь. Про эту женщину хотят странные слухи. Кто-то считает ее ведьмой — прислужницей тьмы, а кто-то — доброй целительницей».
3 января, 1889 года, четверг. Зимний сад
«Я ощущаю себя сухим цветком в пустыне, наполненной лишь призраками, сводящими меня с ума. Моя сердцевина черна и лишена влаги. Стебель мой вот-вот обратится в прах, а корни уже поедает паразит. Но какая-то часть меня выживет, если увидит тебя. Я хочу лишь понять, что происходит в этом доме, что не так с этим миром и… мной? Я должна увидеть тебя и расставить все по своим местам».
7 января, 1889, понедельник. Ночь. Гостиная
«Альма, это письмо я передам тебе прямо в руки. Я молилась каждую ночь и молитвы мои были услышаны. Я вновь увидела его — белого единорога. Он воззвал ко мне и теперь я готова мчаться к тебе. Не важно сколько времени это займет, но я доберусь до пансиона, в котором томится твоя нежная чистая душа. Я ворвусь в его стены и заберу тебя. Я поскачу сквозь снежную вьюгу, сквозь лес, наполненный мертвыми черными деревьями. Эта зима закончится и все расцветет, когда мы вновь будем вместе».
9 января, 1889 года, среда. Пансион
«Эстер, кажется, я все поняла. То, о чем говорили папа и Агнесс имело смысл. Это мое последнее письмо. Я сижу здесь в этом холодном заброшенном здании пансиона для девочек. Кажется, тут случился пожар и я вспомнила некоторые детали. Я была здесь когда-то. Моя комната находилась на третьем этаже и запиралась на ключ. Я так не хотела принимать эту реальность, что отреклась от своей личности и придумала себе сестру, назвав ее своим именем. «Эстер, моя милая звездочка», — звучали в моей голове слова мамы. Тогда она уже была не в себе. Я вспомнила, что так мама назвала свою неродившуюся дочь, мою сестру. Альма и Эстер — лишь две половины единого целого.
Наше сознание иногда играет с нами в жестокие игры. Мама говорила, как молилась о рождении ребенка, после смерти первенца, не увидевшего белый свет. Но молилась она не силам добра. Она обращалась к местной ведьме. Я — воплощение чего-то темного. Теперь я прозрела. За мои деяния меня должны были держать в темном подвале, но мне дали шанс. Не знаю, почему. Я замешана в гибели Эффи, и в других грехах, которые пока не вспомнила до конца.
И этот пожар… То был страшный день. Свеча, брошенная на деревянный пол в прачечной слегка обожгла мне пальцы, но спалила половину готического особняка. Крики «Воды!» доносились до меня, когда я потеряла сознание, а когда очнулась дома в своей постели, то их уже не было. Вместо них в комнате играла музыка и горел камин. Теперь я знаю точно — все случилось на самом деле, а не в моем воспаленном воображении.
С моим белым единорогом тоже случилось что-то странное — он вдруг вспыхнул огнем и стал чернее ночи. Голубые глаза полыхнули красным, а из ноздрей повалил дым. Но он не напугал меня, ведь я будто смотрела в отражение в зеркале. Я увидела суть себя.
Единорог сказал, что его зовут Абельгаффар, что означает «прощающий грехи». Он велел мне отбыть с ним в иной мир, где я буду помогать ему очистить умерших от грехов, тем самым обеляясь от тьмы сама. И у меня не было выбора. То был мой единственно верный путь.
Передо мной промелькнул целый мир, но в нем не было ничего, кроме боли и писем, на которые некому было отвечать. Они были лишь дневником — откровением того, кто я на самом деле. Я оставлю их здесь — в этом особняке — символе моего помешательства и прозрения. А потом я сяду верхом на Абельгаффара и ускачу прочь, разорвав пространство и устремившись в глубины мрака. Ведь только пройдя сквозь Тьму, можно позвать истинную Благодать».