Айла и Глаша не сказать, чтобы подружились. Однако сосуществовать вместе научились. Айла помогала Глаше по хозяйству, дети с удовольствием нянчили маленького Коленьку. Именно тогда Маша узнала, что Коля – это её младший брат. Мальчонка был потешный – он как раз начинал ходить, Мария брала его за крохотную ручку, и малыш топал с ней по двору. Грустно улыбалась, глядя на это, её мать…
- Айла, так больше не может продолжаться! – однажды начала она непростой для себя разговор, – Мы не можем жить все вместе на смех людям! Никто не поверит в то, что ты сестра Степана, если вдруг увидит, как он на тебя смотрит! Да и я уже извелась вся! Не могу больше смотреть на вашу любовь!
- Но ведь мы ничего не делаем! Даже не остаёмся вдвоём, не разговариваем, не смотрим друг на друга! – пыталась всё отрицать Айла.
- Я знаю. Но ведь сердцу не прикажешь…
Закончился учебный год, и Степан с Айлой и Коленькой уехали в Москву. Глаша сама предложила такое решение, на том и порешили. Женщина собрала в дорогу сумку с гостинцами. «Не держи на меня зла!» – попросила она Айлу. Долго стояла Глаша и смотрела, как уходит вниз по дороге её любимый муж с хрупкой маленькой женщиной и их общим сыном.
К осени Степан вернулся: нужно было начинать новый учебный год. Глафира встретила его спокойно. Мужчина рассказал, как на духу, что остановился с Айлой в её квартире, они зарегистрировали Коленьку на его фамилию. Соседи, наконец, успокоились – они увидели, что Айла не мать-одиночка и отстали от девушки. Глаша смотрела на Степана и видела, с какой любовью и нежностью рассказывает он о той своей жизни.
- Ты же любишь её, Стёп, почему ты не остался? – только и спросила она.
- Люблю, – горько ответил он, – но я и вас люблю. Не могу вас бросить. Прости меня, если сможешь…
И они продолжали жить дальше. Счастливо ли – это уже совершенно другой вопрос. Однако Глафира никогда не упрекала мужа, не ставила ему ультиматумов – она понимала, что нельзя заставить разлюбить…
Ещё 2 лета Степан ездил к Айле в Москву, возвращаясь осенью обратно. На третье лето поехать не смог – болезнь приковала его к постели. К врачам Степан ездить не любил, да и в деревне после войны докторов практически не было. Мужчина кашлял, ещё когда только приехал с войны. Со временем кашель усилился, появилось кровохарканье. Глафира видела, что муж просто тает на глазах: он исхудал, его кожа пожелтела и стала совсем дряблой. Степан начал задыхаться во сне. Часто, проснувшись ночью, он вставал и выходил на улицу – свежий воздух хоть немного облегчал его дыхание. Теперь уже Степан, съёжившись, часто сидел ночами на лавочке под яблоней. Он уже не планировал будущее – всё чаще вспоминал прошлоё.
- Стёпа, что ты не спишь? – вышла к нему Глафира.
- Не спится как-то, не хочу последнее отведённое мне время тратить на сон, – тихо проговорил мужчина. И такая горечь послышалась в его словах, что Глаша зажмурилась, чтобы не расплакаться.
- Ну, что ты, Стёп, какое же «последнее время», что ты выдумываешь! Нам ещё детей с тобой поднимать! Танечке же только семь, младшенькой нашей, а Коле и вовсе третий год идёт. Не бросай нас, Степан! Как же мы без тебя!
- Глаша, сколько боли я вам принёс – и тебе, и Айле! Простите меня, люблю я вас, и детей своих люблю. Я попросить тебя хочу: ты Айлу не бросай. И Колю… Пусть он своих сестричек и братика знает – они ведь одной крови!
- Не брошу, Стёпа, конечно, не брошу! – тихо плакала Глаша.
Утром она отправила Айле телеграмму: «Срочно приезжай. Степан умирает.» Через 4 дня приехала Айла с Коленькой. Её чёрные глаза казались ещё чернее, а губы она искусала в кровь.
- Стёпа, – плакала она, склонившись над мужчиной, – как же это!
- Не плачь, не надо, – уговаривал её Степан, – всё равно ничего не изменить!
Казалось, что ему даже стало легче, и болезнь на время отступила: он снова начал улыбаться, щёки его порозовели. Степан даже стал выходить на улицу – сидел в тени раскидистой яблони и смотрел на детей. Часто он брал на руки Коленьку, мальчишка обнимался и лепетал: «Папа Сёпа!», по исхудавшему лицу мужчины скатывалась скупая слеза. Степан совсем высох – казалось, его вот-вот унесёт порывом ветра, Айла смотрела на него и не могла унять слёз.
- Не плачь! – тихо говорила Глаша, – слезами горю не поможешь!
- Что же делать, Глаша, неужели это всё?! – сквозь слёзы спрашивала Айла.
- Нет, не всё – посмотри, какой у тебя сын – он твой и Степана. У тебя есть, для кого жить дальше. Возьми себя в руки!
Сама Глафира не плакала.
Каждую минуту Айла пыталась быть рядом со Степаном – просто сидела возле него на лавочке или охраняла его сон, сидя возле постели.
- Какая заботливая у Степана сестра, – говорила Глаше соседка баба Тамара, – всё время с ним! Помогать тебе приехала?
- Не сестра она, – устало отвечала Глафира, – сын у них – Коленька.
Всё село гудело о том, что у Степана две жены в одном доме. Да только обе эти жены ничем не могли облегчить страдания самого Степана. Обе были глубоко несчастны.
Мужчина тихо ушёл во сне. На его лице застыла спокойная улыбка. Айла, сидевшая около него, казалось, на секунду задремала. Рука Степана вдруг выскользнула из её ладоней.
- Степан, – позвала женщина, – Стёпа, Стёпочка! – завыла она на весь дом. «Вот и всё!» – отстранённо подумала Глафира.
Про похороны Степана ещё долго говорили в деревне, ведь его хоронили две жены. Обе, молодая и постарше, были в трауре, обе плакали и обнимали мужчину в последний раз. «Ну и дела!» – шушукались местные кумушки. Долго стояли две женщины на пустом кладбище. Уже все разошлись, и только ветер гулял между могилами, когда они возвращались домой. Этот день состарил их на целую жизнь…
- Мама, – а ты не злилась на Айлу, почему ты её не прогнала тогда? – спросила как-то Мария.
- Беда – она на всех одна, нет в ней места злости! – тихо ответила мать.
Айла осталась у них до конца лета. Всем вместе горе пережить было легче. Они вместе ходили к могилке Степана, вместе сидели по вечерам на лавочке под яблоней. Его смерть ещё больше их объединила – теперь у них была одна боль на двоих…
В конце лета Айла с Коленькой уехали в Москву, но каждое лето мальчик приезжал к ним в деревню. Сначала его привозила Айла, позже за ним ездила повзрослевшая Маша. В первый раз Маша поехала в Москву в 16 лет. На вокзале её встретила Айла. Она стала очень красивой женщиной.
- Айла, а почему ты не вышла замуж? – спросила Мария, когда они пили чай.
- За кого? – не поняла та, – Единственный мужчина, за кого я хотела замуж, был женат, – грустно улыбнулась она.
- Ты же могла увести его из семьи, ты молодая, красивая, – протянула Мария.
- Он любил вас больше жизни. Степан никогда бы не смог стать счастливым, если бы я заставила его сделать выбор! – с грустью сказала Айла.
- Да, – согласилась Маша, – так точно, как не мог быть счастливым и без тебя.
Айла показала Марии главные московские достопримечательности, даже сводила в Мавзолей. После этого посадила её с Коленькой на поезд до Воронежа.
Соседка баба Тамара всё пыталась вразумить Глафиру:
- Глашка, ты что, богаче всех живёшь! Опять на всё лето подкинула тебе эта профура своего мальца! А ты с ним водиться будешь, пока она там в своей Москве хвостом крутит!
- Не профура она! И хвостом не крутит – работает Айла. А Коленьку ей оставить не с кем. Лето ведь, школы не работают. А у нас – овощи с огорода, фрукты свои, витамины – всё натуральное! Что я обеднею, если ребёнка накормлю! Он умненький, воспитанный – весь в отца. Да и мои дети его любят!
- Да ты ж сама и так ели-ели тянешься, своих на ноги ставить надо, а тут чужой!
- Поставлю своих! А Коля нам не чужой – он родной брат моим детям, он сын моего мужа. Так что зря вы так!
Обе женщины любили одного мужчину, обе любили своих детей. Колю принимали в семье Глафиры как своего. Дети ели за одним столом, вместе гуляли, вместе проказничали, ходили на речку, играли в салки и в прятки…
Когда приходило время Коле уезжать, все вместе провожали его на вокзал и садили на поезд. Плакали тоже все, и Глафира.
Потом пришло время учиться Марии. Айла предложила ей поступать в Москву. На том и порешили: девушка училась в ВУЗе и жила у Айлы. Они прекрасно ладили, Маша могла запросто приготовить ужин или забрать Колю со спортивной секции, если Айла задерживалась на работе… Так поддерживали друг друга две одинокие женщины.
Время шло. Коле исполнилось 16. Он всё так же ездил на каникулы в деревню под Воронеж к тёте Глаше, своим сёстрам Маше и Татьяне и брату Фёдору. Дети выросли, выучились, Мария вышла замуж, а две женщины, связанные одной большой любовью, продолжали общаться. Эта любовь связала не только их, но и их семьи. Ни Глафира, ни Айла замуж больше не вышли.
- Мамочка, смотри, какой мы тебе подарок сделали! – муж Марии с другом заносили в дом новый красивый диван. Старый, практически вросший в пол, с трудом вытащили за дверь.
- Что это? – повернулась к матери Маша, подняв из-за старого дивана какой-то самодельный конверт, – Мам, это тебе от папы, – прошептала она.
Дрожащими руками Глафира взяла письмо и пошла во двор, под яблоню. Та, её старая подруга, встретила женщину прохладной тенью и тихим шелестом листьев. «Это от него!» – прошептала женщина вслух, будто снова делилась с яблоней сокровенным, как в былые времена. Долго не могла она открыть конверт, всё вертела его, пожелтевший от времени, и вспоминала то время, когда ждала мужа со страшной войны…
«Здравствуй, дорогая моя Глаша! – прочитала она слова, написанные знакомым размашистым почерком мужа, и слёзы навернулись ей на глаза, – Ты, наверное, ждёшь меня и беспокоишься – не стоит, всё со мной хорошо. Мне часто снится, что ты выходишь по вечерам к нашей яблоне и зовёшь меня, и я слышу это, Глаша, слышу каждое твоё слово, чувствую твою боль. Я вижу глаза наших детей и твои ласковые руки, когда ты гладишь их головы. Я слышу, как ты зовёшь меня, жена, и знаю, что должен вернуться к тебе. Я нужен своей семье.
Однако то, о чём я тебе напишу, полностью изменит нашу жизнь. Я влюбился. Глаша, я влюбился, как мальчишка! Она совсем другая – тихая, лёгкая, как сон, хрупкая, как фея. Я и сам не заметил, когда она стала для меня целым миром. Я знаю, что мне нет прощенья, но не могу без неё жить. Она – мой воздух и моя кровь. Она – это та часть меня, потеряв которую, я потеряю себя.
Прости меня, моя дорогая прекрасная и мудрая Глаша. Ты мать моих детей, моя самая лучшая жена. Ты всегда была рядом со мной, всегда поддерживала. Я тысячу раз становлюсь перед тобой на колени: прости меня. Прости за эту сумасшедшую любовь.
Прошу об одном: прости и отпусти. И я буду всегда благодарен тебе за это.»
Слёзы капали на пожелтевший лист бумаги, оставляя на нём разводы. «Прощаю и отпускаю тебя, Степан!» – прошептала, устало улыбаясь, Глаша…
…Они сидели за праздничным столом: Марии Степановне исполнялось 80 лет. Обе её дочери, внуки, два брата: Фёдор и Николай. Сейчас пожилые мужчины уже даже были чем-то похожи: оба седые, щуплые, с добрыми глазами. «С Днём Рождения!» – раз за разом звучало за столом. «Спасибо вам, дорогие мои, – произнесла женщина, – вы – самое ценное, что у меня есть, вы – моя семья! Семья – это не просто слово, это самые родные люди на Земле!»
Автор: Ирина Богданович
Подписывайтесь на канал и ставьте лайки!