Сегодня в интернете распространены сервисы типа Весь "Евгений Онегин" за 15 минут. То есть краткие пересказы. Очень удобно. Но есть один недостаток...
Эти тексты вполне сносно пересказывают сюжет, но совсем никак не объясняют, о чём это произведение...
Что волновало умы и души людей, когда они это писали? О чём думали читатели, когда это читали? И что мы думаем об этом сейчас?
Можно бы стартапнуть такой сервис, но, боюсь, сегодня будет трудно убедить хоть кого-нибудь в его ценности.
А я бы написал тогда о романе "Герой нашего времени". (Захотелось после вчерашней заметки о Ницше и Достоевском. Ведь по сути Печорин – это сверхчеловек, на нынешние деньги – "супергерой".)
"Все мы вышли из гоголевской "Шинели" – кто сказал? Правильно, Эжен де Вогюэ – в статье о Достоевском. Правда, сам он приписывает это мнение неким "русским писателям": "Nous sommes tous sortis du "Manteau" de Gogol“ disent avec justice les auteurs russes" – "Мы все вышли из "Шинели" Гоголя", – справедливо говорят русские писатели".
Так вот, в равной степени русские писатели вышли, конечно же, и из онегинской крылатки, и из мундира Григория Александровича Печорина. О этот Печорин! С ним ведь в самом деле вышла сложная штука.
Важно понимать, что Лермонтов Печориным не любуется и даже не рассматривает "с любопытством естествоиспытатаеля", он его однозначно порицает. (Ему даже пришлось специально указать на это в авторском предисловии к роману, написанном для альтернативно одарённых читателей.) Но при этом – пишет его с себя! Это бесспорно и не обсуждается. Когда Флобер говорил "Madame Bovary, c'est moi" ("Мадам Бовари – это я"), он немало кокетничал, а вот когда Гоголь писал (в письме к Жуковскому) "Право, есть во мне что-то хлестаковское", он не врал нисколько. Печорин – это Лермонтов, причём приукрашенный.
Бичевать свои недостатки – это, вообще-то, нормально. (Вот бичевать недостатки других – уже немного "попахивает".) Эгоизм и холодность, садистическая жестокость в отношении с женщинами (и тут же при этом ради Веры (в жизни – Варвары) коня загнать, в пыли кататься и настоящими слезами плакать, а всё почему? Потому что недоступна; сравните: Онегин на коленях перед вышедшей замуж Татьяной), высокомерие и ранящие (иногда – буквально площадные) шуточки – всё это, увы, Лермонтов. И горы – нет, моря рефлексии!
Главная лермонтовская тема – это тема отношений с Богом и тема поисков смысла жизни. Лермонтов прекрасно вмещается между этим божественным стихотворением:
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,—
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,—
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.
(Мотив, много раз повторённый Толстым: князь Андрей и дуб; князь Андрей под небом Аустерлица; помещик Левин на Косом лугу в финале "Анны Карениной" – "Но как я скажу об этом Китти?", чуть подробней об этом здесь)
...и вот этими строчками "Фаталиста" (из чувства сострадания к читателю я этот фрагмент подсокращу, но совсем чуть-чуть, вы, уж, пожалуйста, потерпите):
"Я возвращался домой пустыми переулками станицы... звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними..! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою..."
И ещё красивая фраза там же:
"...я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге".
Вот почему Печорину скучно. "Смысла нет". "И мысли, и дела он знает наперёд" (извините). Вот почему он играет с людьми, как с игрушками: он не считает их вполне настоящими, живыми, ведь он и себя таковым не считает – думает, что не считает.
А почему? "Настоящего дела нет"? Помилуйте, ведь война идёт – чем не настоящее дело?!
Нас в пионерах учили, что Онегин и Печорин потому "лишние люди", что в Николаевскую эпоху, дескать, не было возможности "революционной борьбы". Да бросьте... Печорин на Сенатской площади? Смешно. Не "дела" не было, а смысла не было ни в каком деле. Потому что не было веры. И без веры (Веры!..) не было настоящей жизни.
Вот весь "Герой нашего времени" в этом. Авторское предисловие – и глава "Фаталист", всё очень понятно и просто...
И кстати. Почему Печорин был так холоден при встрече с Максим Максимычем. А вы вспомните, какие мысли передумал и чувства испытал Печорин после истории с Вуличем, и как отреагировал на неё "Добрейший Максим Максимыч".
"...Эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны".
Мало того! Дальше:
"...Признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет... Зато уж шашки у них - просто мое почтение!"
Всё переводит в практическую плоскость, причём в практически-оценочную, столь характерную для нынешнего "общества потребления". Да, Максим Максимыч, вероятно, добр, но... Нет, не туп. Он нечеловечески скучен. (Как девочка Любочка из повести Александры Брунштейн "Дорога уходит в даль": на рояле играть нельзя, это папа купил по случаю, и книжный шкаф открывать нельзя, это папа купил по случаю, а как будет выгодный покупатель – продаст...)
Вот и добрейший Максим Максимыч (на год или два предвосхитивший гоголевского Акакия Акакиевича) всецело там – в практических соображениях. И это такие, как он, правят миром!.. И Печорину именно из-за этого скучно, потому что хочется подобно древним, "верить в участие звёзд" и хочется "играть на рояле", но играть не для кого и незачем. Максим Максимыч – онтологический враг Печорина. Вот Печорин ему и не улыбнулся "хотя бы из вежливости".
Хотя штабс-капитана – жалко:
Да, и ещё деталь... Последняя, пора заканчивать.
Если помните, Печорин, заключая пари с Вуличем, ставит на то, что предопределения нет. Вуличу не удаётся убить себя, и Печорин думает, что выиграл пари (и именно в этот момент ему на ум приходят процитированные выше мысли). Но уже в следующее мгновение он узнаёт, что Вулич убит. А это значит, что он проиграл пари! Предопределение есть!
А значит, есть и Бог.
(Богословские и лексические тонкости о различиях между Провидением и предопределением опустим.)
Таким образом, проблема Печорина – не в том, что "Бога нет", а в нём самом. Слишком высоко вознёсся умом над максимами максимовичами. Трудно быть супергероем, не любя людей, – заняться нечем всерьёз, спасать некого, а себя – не интересно.
Если есть любовь – то есть вера и смысл жизни. А если нет любви (или её меньше становится) – меньше и смысла жизни, и сил жить. Об этом почти вся большая русская литература. А уж что любить, кого любить, это не принципиальный вопрос и даже глупый. (Про любовь, зачем она человеку нужна, мы писали в ноябрьском "Лучике".)
Максим Максимыч любит подымить трубочкой, своего друга Печорина и азиатские клинки – и смысл существования его не волнует. Может быть, Печорин просто завидует ему. Может, Печорину мучительно больно видеть человека, у которого есть то, что так остро необходимо, но недоступно ему, Печорину, и чем тот даже не дорожит...
Печорин не дожил до простой мысли – полюбить Максим Максимыча ("Бог – это толстая тётя" – (с) Сэлинджер), потому что Гоголь ещё не написал (в книге, которую русское "общество" отвергло чуть ли не с омерзением) вот этого:
"...Как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и всё, что ни есть в России.
...Вы ещё не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всём дурном, что в ней ни делается, в вас всё это производит только одну чёрствую досаду да уныние. (...) Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдёте, – последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмёте..."
Вот мы и взяли "Лучик" с дядь Сашей Червяковым, это даже лучше, чем идти в капитан-исправники... И мы о смысле жизни не думаем, хотя знаем, что такая проблема есть. Мы не как Печорин. Мы как Максим Максимыч.
Ещё:
Как рассказать школьнику о Достоевском?
Лучший роман русской литературы
Выписать "Лучик" детям можно на сайте Почты России. Полистать журнал онлайн можно здесь. Подписаться на электронную копию журнала можно здесь (заполняя форму редакционной подписки, в строке "Версия журнала" выберите опцию "Электронная версия журнала").