оглавление канала
Я обрадовалась, что от темы егеря мы слегка отошли, и с меня больше не трясут причину поведения деревенских по отношению к Северьяну Лукичу. Усмехнувшись, ответила:
- А я любопытная, Саш, всего в жизни попробовала. И в деревне жила, и на кордоне. Сам знаешь, профессия у нас не городская. Меня жизнь учит, а я у нее с удовольствием учусь. – Я на мгновение задумалась, вспоминая «уроки». А потом проговорила со слабой усмешкой. – А если урок не хочешь усваивать, так она тебя по мордасам. Больно, иногда страшно, а все же надо терпеть. Порой, зубы сцепишь, и терпишь, урок усваиваешь, да кровавую юшку с морды вытираешь. Хорошее образование даром не дается. – Закончила я с улыбкой.
Саныч задумчиво на меня посмотрел. Судя по выражению его лица, ответ его не устроил, но больше с вопросами приставать не стал. Поднялся из-за стола, надел куртку, и уже стоя на пороге, как-то грустно проговорил:
- Знаешь, я ведь все понимаю. Если молчу, то это вовсе не значит, что я круглый дурак. Здесь у нас что-то происходит. Не могу объяснить словами, что именно. Но вот нутром чую, что связано это с Медвежьим Яром. И ты хорошо знаешь, ЧТО именно происходит. – Я, пристыженная его словами, было, вскинулась ответить. Но он отмахнулся от меня, словно от мухи. – Да, молчи, уж! Правды ведь все равно не скажешь, а вранье мне слушать неохота. Так ведь? – И он испытывающе, и в то же время, с некоторой долей надежды, посмотрел на меня. Я сникла под его взглядом, мысленно проклиная все тайны на свете. А Саныч грустно добавил. – Вот то-то же… Ладно, пойду я.
Он уже перешагнул за порог, когда я вскинулась ему вслед:
- Саша, постой! – Он обернулся, и не дал мне ничего сказать.
– Ты, это… Не переживай так… Я ведь и вправду все понимаю. Только просьба есть одна, когда все закончится, расскажешь, что можно будет, хорошо? Уж больно мне любопытно… А то прожил здесь всю жизнь, здесь и родился, и женился. И всегда чувствовал, что летает где-то эта самая Жар-Птица. Летать-то она летает, только вот в руки мне никак не дается. А тебе, видно, далась… - Я не нашлась, что ответить, и просто молча кивнула головой. После его ухода, настроение, и до того не очень славное, совсем испортилось. И я решила, что самым лучшим средством от любой хандры-тревоги будет сон. А утро вечера, как известно, всегда мудренее. Поэтому, прибрав со стола, я, с твердым намерением срочно уснуть, улеглась в постель, и закрыла глаза.
Ночь незаметно, на мягких рысьих лапах, прокралась в дом, приглушила все звуки, навалившись на меня, как тяжелое душное одеяло. Даже огонь в печи больше не потрескивал, разбрасывая искры, лениво переливаясь, перекатываясь, будто расплавленный металл, голубовато-желтым пламенем, с полена на полено. Вместе со сном пришла какая-то пугающая, глухая тишина, которая придавила меня, не давая пошевелиться или открыть глаза.
Я брела в каком-то мутном мороке болота, едва вытаскивая ноги из липкой грязи. И вот, наконец, впереди показался берег, заросший густым ивняком. На изогнутых, плотно переплетенных ветвях, кое-где болтались оставшиеся с осени скрученные сухие коричневато-палевые листья. Я уже собралась с облегчением выдохнуть в предвкушении долгожданного отдыха. Но вдруг из этих густых зарослей прямо на меня высунулась огромная птичья голова с зубастой пастью. На голове этой чудовищной твари были торчащие в разные стороны жесткие перья цвета ржавого железа, что делало ее похожей больше на дракона, чем на птицу. Голова чудовища повернулась боком, птичий глаз заворочался в глазнице, пытаясь рассмотреть свою добычу получше. Меня пробрала внутренняя дрожь, потому что я поняла, нет, я знала, что этой добычей была я! Хотелось остановиться, замереть и больше не двигаться, превратившись в одно из чахлых деревцев, торчащих на болоте то тут, то там, с сиротскими пучками бледных хвоинок на концах покореженных веток. Но я понимала, что стоит мне только остановиться, как сразу же чавкающая жижа захватит меня, засосет, затащит на дно, и уже больше никогда не выпустит. Значит надо идти и сражаться с этой птицей-драконом. Уж лучше погибнуть в бою, чем захлебнуться этой вонючей грязью!
Я, не сводя взгляда с чудовища, стала нашаривать нож за голенищем. Но, увы, ножа не было! Я затравленно огляделась вокруг. Взгляд остановился на покосившемся деревце, которое, так и не сумев победить смерть, стояло совсем сухое в нескольких шагах от меня. Чтобы его достать, нужно было сделать несколько шагов в сторону и сойти с тропы. Сделав один шаг, я провалилась по самое колено в вонючую булькающую грязь. А птица-дракон насторожилась, замерла, кося в мою сторону своим глазом. И тут я поняла! Чудовище меня не видело, оно было слепо, и реагировало только на звуки. Это давало мне некоторый шанс. Я, чтобы избежать дальнейшего шума, потянулась всем корпусом к торчащей палке. Кончики пальцев едва-едва доставали до сухого ствола с шуршащей отваливающейся корой. Сделав еще один рывок, я всей пятерней обхватила этот стволик, и, крепко сжав пальцы, потянула его со всей силы на себя. Деревце громко хрустнуло у самого основания, и этот звук прорезал окружающую вяжущую тишину, словно выстрел из ружья. Птица резко повернула голову в мою сторону и раскрыла свой клюв, наполненный острыми зубами. Но в это же время, я почувствовала, как болото под моими ногами зашевелилось, словно живое существо, и на его поверхности образовалось множество пузырей, которые начали с громкими хлопками лопаться, источая нестерпимую вонь. Меня замутило от этих запахов, но времени на страдания по этому поводу у меня просто не было. Нужно было воспользоваться этой звуковой завесой, появившейся так кстати, чтобы сбить птицу с моего следа. Я очень надеялась, что источаемая болотная вонь отобьет у чудовища и мой запах, а звуки лопающихся пузырей, собьют его с толку, и оно не сможет услышать моих шагов. Прилагая неимоверные усилия, я стала вытаскивать ноги из засасывающей жижи, опираясь на зажатую в руке палку, стараясь быстрее добраться до берега. И вот, когда я уже одной ногой встала на твердую землю, внезапно наступила тишина. Я слышала в этом безмолвии только звук собственного сердца. Голова птицы-дракона замерла на мгновение, а потом стала медленно поворачиваться в разные стороны, выслушивая и вынюхивая меня. Но моя вторая нога все еще была в болоте. Опираясь на палку, я стала изо всех силы вытягивать застрявшую ногу. И тут палка с громким хрустом переломилась. Птица резко повернулась ко мне, и, раскрыв свою ужасающую пасть-клюв, грозно зашипела...