ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ СИСМЕЕВ
(Продолжение. Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/voennyi-letchik-ispoved-posle-poletov-i-vse-je-my-stroilis-my-razvivalis-6388cc00492e332e0d899e97 )
Осенью 1992 года, через полтора месяца после смерти мамы и всех наших семейных коллизий с братом и его женой, Валентина затосковала и захотела поехать к дочери в Таллинн. Мы с отцом против этого не возражали, но нам перед ее отъездом предстояло отметить 80 летний юбилей нашего отца, который родился 12 ноября.
В отцов день рождения телефон с утра не умолкал. Передавая свои поздравления и пожелания, звонили и родня и друзья отца, и его бывшие (еще не успевшие уйти) немногие сослуживцы. Не было только звонка от его старшего сына. Я видел, что он внутренне переживает это, но не подает виду. Но наконец, в начале четвертого, когда мы стали накрывать праздничный стол, позвонил и он. Сухо поздоровавшись с Валентиной, поднявшей трубку, он попросил к аппарату отца. После поздравлений, он неожиданно спросил старика, приезжать к нему или нет? На что отец сказал ему:
- С утра мне позвонило и поздравило море людей. Да и наши меня здесь не обижают. Вот Валентина сейчас накрывает праздничный стол. У нас будет «Киевский торт» и шампанское. А вообще, если хочешь, приезжай, а не хочешь, то нет. Это на твое усмотрение. Да к тому же, скоро будет темно, и куда ты на машине в ночь поедешь? А, в общем, Решай сам.
В тот день он так и не появился. Не знаю, что его заставило поступить так. Не то обида на отца за высказанное ему после маминых похорон? А может моя стычка с Раисой? Но тем не менее, ничто ему не мешало взять коробку конфет, тройку гвоздик и приехать с поздравлением, а может даже и примирением. Но этого не произошло. А старик, так на это надеялся. Через пару дней после юбилея Валентина, сварив нам огромную кастрюлю наваристого украинского борща, накрутив фарша и нажарив большую «гусятницу» котлет, залив их смальцем, сказала:
- Вот вам харчи на первое время, а дальше, когда захотите есть, сами себе приготовите. Это дело не мудреное. А если не сможете, то ходите питаться в ресторан, как аристократы.
Воскресным вечером я её посадил в огромный мягкий и шикарный автобус марки «Нео-Пан» международного маршрута «Киев–Таллинн», который прощально подмигнув огнями «поворотников» и «стопов», увез ее в глухую ночь. Поскольку пищу долго в холодильнике держать нельзя, то мы с отцом ее ели с удовольствием не отказывая «себе ни в чем». К субботе в кастрюле осталось на дне только несколько полосок капусты, да кольцо жира на внутренней стороне ее стенки. С котлетами было немного лучше. Их нам хватало на субботний завтрак по одной на едока. Одним словом, кайф закончился. «Приплыли».
В субботу, утром перед завтраком, я отправился в поход за харчами. На базаре купил каких-то костей с мясом, про которые мне сказали что это грудинка, какой-то кусок жилистой говядины, какого-то сала, сметаны и непонятной зелени. Подсолнечное масло, томатная паста, лаврушка, лук, картофель и специи у нас были. Значит можно попытаться изобразить что-то вроде украинского борща. До этого я никогда и ни разу в жизни вопросами кулинарии не занимался и даже себе не представлял как это делать. Но голод не тетка, а книга, это тот источник знаний, которые выработало человечества. Поэтому книгу надо не только любить, но и знать в какой из них что можно вычитать. Такой спасительной книгой для меня стала большая и старая мамина книга издания 1953 года «Книга о вкусной и здоровой пище», на форзаце которой был красочно изображен банкетный стол, а как эпиграф к ней приведены слова И.В. Сталина: «Характерная особенность нашей революции состоит в том, она дала народу не только свободу и материальные блага, но и возможность зажиточной и культурной жизни, а также здорового и рационального питания».
Я нашел рецепт борща и начал пошагово, по времени, выполнять пункты алгоритма его приготовления.
Пункт 1: «Мясо промытое, и порезанное на кусочки вместе с костями, опустить в горячую воду и варить мясной бульон на умеренном огне в течение двух часов, периодически снимая шумовкой, всплывающую пену». И так ровно через два часа, ни минутой больше, ни минутой меньше, я считал, бульон готовым. Заправка к бульону для меня не была проблемой. Меня только расстраивало то, что в моем комплекте зелени не было «белого корня». А что он из себя представляет, я не знал, Поэтому на свой страх и риск, заменил его консервированной зеленью петрушки. (Хотя это оказалось, по сути одно и то же. То – корень, а то- ботва).
Когда через час по кухне пошел ароматный запах борща, заправленного чесноком, да зажаркой старого сала, а для полировки за пару минут до выключения под кастрюлей огня, бухнутого в нее, полстакана сметаны, то я понял, что мы сегодня с голоду не умрем. У нас получился великолепный борщ, в котором свободно стояла ложка. Котлеты из жилистой говядины были немного не удачны, но вполне съедобные, Поскольку в них, на одну треть мяса было по одной третьи картошки и белой булки. Да пару яиц для связки. Ну, как примерно сегодня в колбасе СК. Зато панировочные сухари своим хрустом, доводили их невысокие вкусовые качества до совершенства.
Отец, отведав приготовленную мной пищу, похвалил ее и после этого спросил:
- А кто тебя научил так хорошо и вкусно готовить?
На что я ему ответил:
- Это ты. Именно ты, тогда еще в детстве, когда мы жили в Белоруссии, а мама уехала в Феодосию в санаторий. Тогда мы с тобой на месяц остались одни. И ты через день посылал меня в магазин, покупать литровую банку консервированного рассольника местного производства, (Почерневшая капуста, черная картошка, серо синие кольца лука, огромная фасоль, не то брюква, не то кормовой буряк, да пару листков лаврушки, и столько же дробин черного перца, составляли его ингредиенты). Инструкция на этикетке гласила: Содержимое банки, высыпать в 3 литра кипящей воды. Дать прокипеть десять минут и «Приятного вам аппетита».
- И неужели, он был такой плохой? Ведь мы его с тобой ели в течение целого месяца и никто из нас тогда не помер?
- Нет. Он был хороший, Да только вот, от того рассольника меня и сейчас воротит. Поэтому я и сварил этот борщ.
Так мы, приобретя первый кулинарный опыт поверили в себя, и в то, что не помрем с голоду, зажили спокойно и вольготно.
Из телефонного разговора с Валентиной, я понял, что им там живется не сладко. Она села на небольшую Наташину зарплату, еще одним едоком. Что бы как-то снять финансовую нагрузку, ей пришлось идти, нанимаясь на разовые низкооплачиваемые работы.
-Ты представляешь,- говорила она мне. - Я сейчас работаю на нашей бывшей военторговской базе и перебираю у ее нового хозяина, гнилые бананы, апельсины и прочие цитрусовые. Кто бы мог подумать, что жена полковника будет этим заниматься от безденежья? И именно в том самом месте где год тому нас встречали и провожали как королей
- Так в чем же дело? Давай бери билет и возвращайся. Чего тебе там сидеть, объедать дочку?
- Тебе этого не понять. Ты не мать, а у матери свои, особые чувства.
Вернулась она из Таллинна месяца через два, уже после Нового 1993 года. Приехала она какая-то удрученная со своими грустными и потаенными мыслями. Возможно это из-за того, что дочь там осталась одна и категорически не желает возвращаться, а возможно и еще из–за чего-то одной ей да только Богу известного.
Со временем ее настроение еще более ухудшилось, и она потихоньку вернулась к старому, начала попивать. Я пару раз, придя с работы, заставал её спящей и вусмерть пьяной. Естественно, на этой почве в семье возникали скандалы. Как-то один раз, на нашей общей сходке, на даче у Евгения Кравца, она «напилась» и начала выступать, кляня всех и вся. И в первую очередь, естественно, меня. Ничего в мире нет противней пьяной женщины. После этого, наше с ней появление на людях, стало для меня невозможным, из-за моего нежелания и боязни повторения такого рецидива. Пришлось ограничить свои встречи с друзьями. Видя и понимая все это, отец мне однажды со слезами на глазах сказал :
- И на черта ты ее привез из Таллинна? Пусть бы там она жила как хотела. А сейчас вот мы вместе с тобою, с ней мучаемся. Что? Может ее нужно отправить обратно, пока у нее там есть квартира?
- Ее никуда нельзя отправлять. Ее надо серьезно лечить. А отправить, это не выход. Она там сразу же пропадет. Да и дочери с ней будет море проблем.
- Так бери, лечи. Или что-то делай, Так же дальше нельзя. От проволочек становится только хуже.
- Я этим займусь. Обязательно займусь, только надо её уговорить на это. Без ее желания, это пустой номер.
Наши отношения с братом были в состоянии тихого и сильно замороженного конфликта. О том, что он не звонил мне и не хотел идти на контакт, я особо-то и не волновался, Да и мне за моей работой былое до этого. А вот то, что он не хотел контачить с отцом, было плохо. Старик это внутренне переживал. И было видно, что ему это неприятно, но он не подавал виду. Ну что ж поделаешь. Насильно мил не будешь. Он взрослый человек и живет своим умом, от нас не зависящим. Так до мая месяца от него не прозвучало ни одного звонка. А с мая он уехал к зятю на дачу, на которой затаился на все лето. И до которой мы, в случае крайней необходимости, не смогли бы дозвониться. Появился он с женой только один раз в годовщину маминой смерти и после этого опять пропал. При этой встрече мы все делали вид, что между нами ничего не произошло. Но на самом деле, это было не так.
Где-то в сентябре Наташа позвонила и сообщила, что она выходит замуж, за своего бывшего одноклассника, этнического русского. Что свадьба запланирована на 9 ноября, и что она приглашает нас на это торжественное для них событие. Естественно я, из-за старого отца, на свадьбу поехать не смог, и поручил Валентине, передать дочери мое отцовское благословение.
Валентина уехала. Сразу же после свадьбы она продала нашу четырех комнатную, 76 метровую квартиру за 5 тыс. долларов, и мой гараж за тысячу баксов. Квартира по тем временам, была продана удачно. Ибо за год до того, точно же такую квартиру наш офицер подполковник Горюшкин продал за сумму соответствующей цене двух турецких кожаных курток. А мой гараж купил наш домовой сантехник. Горюшкин продал ее так дешево, потому, что был вынужден покинуть Эстонию, вместе с выводимыми войсками. Деньги за квартиру, по словам Валентины, ушли дочери на мебель и прочие потребности молодых.
Моя дочь за год самостоятельной жизни стала очень прагматична. Она напрочь отказалась от пышной свадьбы, а вместо нее после регистрации, с несколькими парами своих приятелей, отметили это событие в кафе. Вот такие сегодня в Европе порядки. А может это и правильно?
У нас на фирме, был пример, когда одна наша бухгалтерша из Запорожья выдавала замуж свою дочь. Она дошла до того, что организовала венчанье в Киеве во Владимирском соборе. И обряд венчания проводил сам глава УПЦ киевского патриархата святейший митрополит Филарет. Молодых на «Чайке» привезли из Запорожья в Киев и отвезли обратно. А где то Запорожье, а где тот Киев? Все было заснято на видео и фото. Ушли огромные деньги. Чего стоил только один Филарет? Про остальное и не говорим. Ровно через месяц этот громкий брак распался. Вывод. Не сошлись и богу этот брак был не угоден.
Наши молодые перешли жить в квартиру зятя, доставшуюся ему наследству от его деда, служившего задолго до меня начальником связи нашей 14-й дивизии ПВО. Вот уже 21 год длится этот брак. Вот уже и моей внучке идет двадцатый год. Но я скажу честно, что зятя своего я видел только на фото. За двадцать один год он не удосужился приехать ко мне в гости, хотя дочь и внучка приезжали раньше каждый год, а последнее время через год. Значит, я не достоин своего зятя. Значит так, написано не небесах. Значит, так тому и быть. А в Эстонию, я не еду и не хочу, потому что когда-то очень давно она отказала мне без объяснения во въездной визе. Вероятно, боялась, что я, советский офицер смогу у них организовать пророссийский антиэстонский переворот.
Валентина вернулась из Эстонии где-то перед Новым 1994 годом, а сразу же после Рождества наш отец попал в больницу с воспалением легких. Мы боялись за его состояние, но с Божьей помощью он выкрутился. При этом, когда находился в больнице, строго-настрого запретил звонить о нем брату.
- Позвонишь ему, когда я уйду. А пока я жив, не звони, я тебя прошу и требую.
После воспаления легких у него начала развиваться легочная недостаточность, и он уже не мог спокойно спать лежа. И снова больница, снова кардиология, и снова удачный выход. Во второй половине апреля снова воспаление легких и снова больница. Я к нему каждый день заезжал после работы, проведывая и привозя фрукты, соки, компоты. Седьмого мая был жаркий день. Когда я зашел к ним в шестиместную палату то увидел, как в ней при температуре около двадцати пяти градусов при полностью открытых окнах сидел он на больничной койке, закутавшись в одеяло, и мелко дрожал.
- Что с тобой?
- Да у меня просто легкий озноб. Но он сейчас пройдет. И вообще хорошо, что ты приехал. Мой врач обещал, что она меня сейчас выпишет. Вот мы и поедем домой. Минут через десять вошла врач и отдав ему какие-то бумаги и его амбулаторную книжку сказала:
- Ну вот, мы с вами закончили наше леченье. Что дальше делать? Все написано в эпикризе. Я вам желаю счастливо отпраздновать «День победы» и больше к нам не попадать.
Она сказала и быстро ушла. Дома ему стало легче, вероятно от родных стен. Он надел на себя мою летную демисезонную куртку и пошел к своим любимым голубям. Он с ними просидел, разговаривая около полутора часов. Они облепили его, как пчелы облепляют своего любимого пасечника. Садились ему на руки, колени, голову, плечи. Пара «белых николаевских», сидя у него как эполеты на плечах, своими клювами доставали из его рта зерна кукурузы, которые он мелкими порциями в процессе этого общения подкладывал в свой стариковский рот. Это была идиллия встречи и предстоящего близкого расставания навсегда. Ночь прошла без особых отклонений.
С утра, 8 мая Валентина поехала помогать своей сестре сажать картошку, а мы с ним остались одни. К обеду он пожаловался на боль в правом боку в области печени и попросил таблетку «Олохола». Но это не помогло. Боли усиливались и я, вопреки его желанию, вызвал скорую помощь. Врач «скорой» осмотрев его сказал, что ему надо бы сделать анализы крови и тогда, станет ясно. Я сказал, что он только вчера из больницы, и в эпикризе есть его свежие выписные анализы. Увидев эпикриз, врач громко скомандовал:
- Срочно его на госпитализацию. Да у него же РОЭ 28.
Когда мы выходили из дому, он остановился у калитки, повернулся лицом к усадьбе и с грустью сказал:
- Вот и все. Прощай дом, прощайте все. Я ухожу…..
Умер он 10 мая 1994 года в 15 час 10 мин. На следующий день после праздника «Великой Победы». В тот самый момент, когда он уходил в мир иной я находился на планерке в кабинете генерального директора. Она началась ровно в 15.00, а в 15.10 у меня из рук на стол выпала ручка и я сказал своему соседу.
- Вот и все, Витек, капец. Только что, отец мой помер.
Прямо с работы я поехал в больницу, зашел в его двухместную облицованную керамической плиткой палату и увидел уже две пустые койки. Когда я вышел из нее в коридор, то дежурная сестра спросила меня:
- Кого вы ищите?
- Да у меня здесь был дедушка.
- Нет больше вашего дедушки. Он навсегда ушел…
Спустя годы, когда я сам перенес неотложную опрерацию по удалению желчного пузыря, я понял, что отец погиб не от легочной недостаточности, а от халатности и безразличия врачей, поместивших его в отделение пульманологии, а не абдоминальной хирургии, пропустившие разрыв желчного пузыря и развитие перитонита, без исправления последствий всего этого. По возвращению домой я позвонил брату о нашем горе. Услышав, что наш отец умер, он меня как то несуразно спросил:
- А чего это он?
- Да потому, что болел. Потому что за этот год уже три раза лежал в больнице, а вот в четвертый, так не выкарабкался.
- Какая от меня нужна помощь?
- От тебя? Никакой. Я тебе перезвоню, когда и в какое время будут похороны. Если сможешь и будет желание, то приходи.
О своем предстоящем уходе, он задумался после первого выхода из больницы. Однажды он попросил меня позвонить соседке–старушке Надежде Ивановне и попросить у нее аудиенции. Я из своего окна видел как сидел он и Надежда Ивановна с её мужем на их освещенной веранде и о чем–то долго беседовали. На следующий день он взял мою кожаную папку для документов, оделся и куда-то ушел, при этом сказал , как бы обращаясь и говоря сам с собой:
- Да. Как она мне сказала, так я и сделаю.
Кроме того, у него на письменном столе под стеклом, несколько лет, лежал список с фамилиями, адресами и телефонами, тех лиц, которых он хотел, чтобы мы оповестили после его смерти. Но в тот день, когда его не стало, и когда я сел обзванивать своих родственников, этот список куда-то исчез. Нашелся он совершенно случайно, спустя пару месяцев, в какой-то его старой папке с бумагами. И список лиц в нем указанных, так и остался не оповещенным. А может это и к лучшему? А может, он для них еще жив? Смысл его слов: «Как она мне сказала, так я и сделаю», я узнал от Надежды Ивановны, значительно позже. Когда она мне рассказала о визите отца к ним. Он тогда пришел к соседке получить совет на волновавший его вопрос: как разделить между нами, сыновьями, его дом.
Дом большой и хороший, но стоит на участке так, что одной стеной примыкает чуть ли не к меже земельного участка. И устроить второй нормальный выход в нем никак не получается. Тогда эта мудрая женщина ему сказала, сделайте так, как поступают и делают все. Отпиште его тому, кто с вами живет, кто за вами ухаживает, кто вам закроет глаза и проводит в последний путь. Он так и сделал. И это его решение еще больше обострило наши с братом отношения.
(Продолжение следует)