«Дитя и волшебство» поселились в Новой Опере
В последние годы опера Мориса Равеля «Дитя и волшебство» стала вдруг невероятно популярной в Москве. То, что она – в репертуаре (с 2004 года) Детского музыкального театра имени Наталии Сац совсем не удивительно: там ей, по совокупности факторов, самое место. Но сегодня и другие московские театры проявляют к ней интерес. Два года назад Большой театр на своей Новой сцене давал концертное исполнение, а в этом театральном сезоне грозится разрешиться полноценной сценической версией. Первый столичный театр поспешила опередить неугомонная Новая Опера: едва успев в начале октября угостить столичную публику гурманским блюдом под названием «Каприччио» редкого для нас Рихарда Штрауса, в конце того же месяца здесь выпускают следующую премьеру. Если вспомнить, что на середину декабря в этом театре запланирована постановка сложнейшего вердиевского «Трубадура», то восхищение взятым Новой Оперой необычайно бойким темпом станет полным: то ли еще будет?!
Казалось бы – радоваться, да и только. Равель очень редкий гость на наших сценах, его изящная и прихотливая музыка – в новину нашему среднестатистическому уху, да и в столичных концертных залах ее не сказать, чтобы заиграли до дыр. Но тут в очередной раз во весь рост встает проблема репертуарной политики московских театров, точнее, проблема полного отсутствия координации между ними в этом вопросе. В Берлине, где три оперных театра, в Лондоне, Вене и Нью-Йорке, где таковых по два, считается вполне нормальным договариваться о том, чтобы афиши различных трупп не дублировали друг друга, тем самым давая публике возможность широкого выбора разных названий. Но только не в Москве, где оперных театров шесть, если не десять (смотря как считать): уж если у нас кто-то ставит «Царскую невесту», «Волшебную флейту» или «Травиату», то идти эти оперы будут практически во всех московских оперных домах: а как же, у соседей есть, а у нас нет – непорядок!..
Но это присказка – правда, совершенно необходимая в данном случае. А сказ таков. Опера написана великим композитором для детей, и поставлена в Новой Опере именно для юных: на русском языке, с параллельными русскими субтитрами (чтобы уж совсем все понятно было), в мультипликационной сценографии, изобилующей яркими цветами, четкостью контуров и колористической определенностью, в полном соответствии с либретто. Словом, красиво, ясно, немножко дидактически, - но здесь это совершенно уместно.
Молодые Екатерина Василёва (режиссер) и Александр Арефьев (художник) поняли задачу постановки абсолютно: она должна быть иллюстративной, понятной, но одновременно изысканной и с выдумкой – как сама музыка Равеля. Фантазия авторов спектакля нацелена не столько на самореализацию, сколько на просвещение и желание донести идеи авторов оперы до зрителя-слушателя в их первозданном виде. Отсюда удивительные по выдумке и архитектурному решению костюмы, красота декораций – одновременно фантастических и очень правдоподобных, а также танцевальная пластика персонажей.
У Равеля произведение имеет подзаголовок «опера-балет», потому постановки, где отдельные герои исполнялись балеринами и танцовщиками (под вокальное сопровождение) тоже не редкость. Василёва, не смотря на семейные узы с балетом (она внучка хореографов Натальи Касаткиной и Владимира Василёва), не пошла по тривиальному пути обтанцовывания персонажей. Молодые солисты двигаются без стресса для вокала, но при этом пластика и образы обозначены чётко и остроумно.
Перечислять все хитроумные придумки было бы слишком долго, продолжение характеров составляли костюмы. Здесь и «вдевание» актёров в предметы, ими изображаемые, — Кушетку, Кресло, Часы, Чайник и Чашку. И милейшее использование детской прогулочной коляски, как основы для Кота, Кошки, Белки, Лягушки — артисты внутри тележки с боковинами животных и хвостами, лапами и т.д. Мои фавориты — хористы в ярко-зелёных комбинезонах с красными «флажками», то есть Трава с цветочками, и, конечно же, Принцесса из сказки, с книжечками, прилепленными к юбке и трогательными картонными ручками, которыми виртуозно управляла певица, как заправский кукловод.
Современная видеопроекция (Александр Комаров) показывала, как в театре Теней, что происходит в других комнатах дома, где живёт Дитя, или иллюстрировала события, когда явились школьные учебники во главе с Арифметиком. В финальной картине в саду особенно хорош был свет (Семён Швидкий), придававший объём оживавшему дереву, животным и птицам.
У спектакля Василёвой – Арефьева одно замечательное свойство, без которого детская опера совершенно немыслима: он доставляет радость и вызывает жгучее любопытство, интерес к этому загадочному, причудливому миру полусна-полуяви, он одновременно вдохновляет на самостоятельное творчество и учит образцам гармоничного, неразрушительного искусства, примеров которого на мировой оперной сцене осталось не так уж и много.
Поют в спектакле хорошо, качественно, стиль оперы оказался близок местным солистам. Екатерина Кичигина (Дитя) и Анастасия Бибичева (Мать) вместе с многочисленными полуэпизодическими персонажами, которыми обильно населена опера (среди них особо хочется выделить Максима Кузьмина-Караваева, Елизавету Соину, Ольгу Ионову, Викторию Яровую) составляют прекрасный ансамбль, слушать который – одно удовольствие.
Мастерская работа главного дирижера театра Яна Латам-Кёнига воспринимается как большой подарок: настолько тонко, нюансировано, но одновременно выпукло и сочно подана то немного терпкая, то неизмеримо нежная музыка французского гения, что невольно ловишь себя на мысли – а в Москве ли ты, с ее пристрастием к децибелам, плакатным страстям и размашистым штрихам в оркестре? И тут же другая мысль вдогонку: неужели эта музыка никогда доселе не звучала в стенах Новой Оперы? Кажется, что она здесь жила всегда…
Музыкальная жизнь, № 11, 2012