Опухоль в кишечнике трижды приводила ставропольчанку на операционный стол, и пока врачи решали, кому все-таки удалять образование — общим хирургам или онкологам, у больной развился перитонит. В результате пациентка умерла, передает корреспондент NewsTracker.
«Мы понимаем, что маму уже не вернуть, но хочется, чтобы ее случай сыграл на благо другим пациентам с аналогичной ситуацией», — с порога обозначает цель визита в редакцию Александра Еремина, человек широко известный в медицинских кругах Ставрополья своей четкой позицией по защите прав пациентов. Но вот уж ирония судьбы, сумев помочь десяткам людей с нарушенными правами в сфере здравоохранения, ставропольчанка вдрызг проиграла бой в борьбе с системой, когда в беде оказалась собственная мать.
Сапожник без сапог? «Скорее, очередное подтверждение тому, что перед врачебной бюрократией все равны и от нее никто не застрахован», — замечает наша собеседница.
Когда операция не помогла
В начале февраля 2022 года жительница села Александровское Нина Клименко была госпитализирована в районную больницу с диагнозом кишечная непроходимость. Когда спустя неделю улучшения не наступило, дочери настояли на выписке с тем, что продолжат лечение в Ставрополе. Однако здесь принять иногороднюю больную отказались, сославшись, что состояние последней некритическое, ей просто нужна консультация грамотного гастроэнтеролога.
«Обратились в районную поликлинику по месту жительства, но талон к специалисту был только на конец марта. Мама же продолжала чахнуть, она еле ходила, ничего не ела, жаловалась на боль в животе. Мы не могли ждать целый месяц», — объясняет Александра, почему уже в конце февраля семья обратилась за помощью к ставропольским специалистам.
Те же, заподозрив ущемление пупочной грыжи, направили женщину на консультацию в Краевую больницу, где больная была экстренно прооперирована, а ее биоматериалы отправлены на гистологию.
Выписали Нину Григорьевну через неделю. С плохим самочувствием, но оптимистичными заверениями хирургов, что выздоровление идет по плану: анализы хорошие. Долгое восстановление врачи объясняли 68-летним возрастом больной и наличием сахарного диабета.
Вот только к концу марта женщине лучше так и не стало. Она по-прежнему ходила через силу и жаловалась на боль в животе. Понимая, что выздоровление затянулось, семья обратилась с повторным визитом к хирургам. Подняв все документы, они огорошили их новостью, что пришли результаты гистологии и в грыже найдены метастазы. Мол, по нашему профилю проблем нет, ищите источник боли там.
Талон к онкологу Нине Клименко был выдан на 12 апреля. Но попасть на прием она так и не успела, поскольку к концу марта состояние женщины, гостившей у дочки в Ставрополе, резко ухудшилось. Она стала рвать каловыми массами, что совсем не походило на онкологическую симптоматику, почему тут же и была вызвана неотложка, доставившая измученную женщину в «Городскую клиническую больницу №3» города Ставрополя.
Там же снова — осмотр, УЗИ, рентген и диагноз «кишечная непроходимость». Медики пояснили семье, что образовавшаяся в желудке опухоль давит на кишечник, отчего тот забивается каловыми массами. Женщине нужна была экстренная операция, вторая по счету за полтора месяца.
«В обязанности не входит»
«Конечно, было страшно. Мама и после первого вмешательства еще не восстановилась, а тут очередной наркоз и неопределенность с опухолью. Почему я и попросила дежурного врача вызвать на место хирурга-онколога или направить нас в онкодиспансер, чтобы опухоль сразу увидели узкие специалисты, наметив тактику лечения. В душе теплилась надежда, что этой операции хватит для решения проблемы. Ведь мамина онкология не была запущенной, судя по заключению экспертов, злокачественному образованию ставили меньше месяца! Да и вообще, разве это не логично — разом ликвидировать не только осложнение, но и источник проблемы, чтобы получить хороший отдаленный результат», — размышляет Александра.
Эти же доводы ставропольчанка попыталась донести и до готовившегося к операции хирурга. Тот согласно кивал, обещая встревоженным дочерям удалить проблемную опухоль самостоятельно, но вместо этого лишь вывел колостому. (авт: Колостомия — хирургическое вмешательство, во время которого участок ободочной кишки выводят наружу через отверстие в стенке живота и формируют колостому — отверстие для отхождения кала, слизи и газов).
«После операции он говорил, что мы не так все поняли. Удаление опухолей в их обязанности не входит. Мол, свою же работу оперирующая бригада выполнила, облегчив состояние больного, а дальше уже зона ответственности и компетенции онкологов. Пусть они с нами разбираются», — рассказывает ставропольчанка.
Тогда же всплыла проблема с отсутствием маршрутизации между двумя учреждениями.
«Не знаю, как по всей России, но на Ставрополье сложилась дичайшая ситуация, когда в муниципальных больницах в штате нет дежурного хирурга-онколога, поскольку операции онкологического профиля носят плановый, а не экстренный характер. Тогда как обычные хирурги имеют право совершать лишь манипуляции для снятия болезненных симптомов. И так можно до бесконечности „путешествовать“ от одного врача к другому, пока здоровья хватит», — замечает наша собеседница.
Пакеты с мусором и грязная тряпка на полу
Сама же она уверена, что развитие хирургии и онкологии как части хирургии должно идти параллельно, взаимопроникая друг в друга, а не отторгая. Тем более, что, как отмечают «Новые известия», по данным Счетной палаты, за 9 месяцев 2021 года онкологические заболевания были выявлены более, чем у 791 тысячи россиян. На онкологию приходится 31% всех смертей. Поэтому неудивительно, что борьба с данным заболеванием вылилась в целый нацпроект.
Только на Ставрополье с 2019 по 2024 год на борьбу с онкологией выделено около 30 млрд рублей. На эти деньги, как следует из релиза регионального минздрава, край не только построит новые онкоцентры и улучшит оснащение старых, но и планирует снизить количество смертей от новообразований до 161 случая на 100 тысяч населения. Вот такие благие намерения, которые как-то не стыкуются с картинкой на местах.
«После операции мама где-то неделю провела в реанимации в тяжелом состоянии, и никто не давал нам гарантии, что она выкарабкается. Поэтому когда ее перевели в хирургическое отделение с наметившимся улучшением, зайдя туда, мы испытали шок. Возле перевязочной комнаты — черные пакеты с мусором. Внутри палаты — грязная тряпка на полу рядом с размораживающимся холодильником. Вот такие „стерильные“ условия для людей, перенесших операцию», — рассказывает Александра, как «знакомство началось со скандала».
И им же продолжилось, когда спустя день после перевода дежурный врач заговорил о выписке больной.
«Его не смущала ни температура, ни зашкаливающий белок в анализах мамы, ни путаное сознание, ни то, что она еще сама не вставала, хотя пришла в больницу на своих ногах», — рассказывает ставропольчанка. Право на лечение ей пришлось чуть ли не с боем «выбивать» через визит к заведующему хирургическим отделением.
«О, и вправду абсцесс?!»
«И с боем же мы выбивали положенные таблетки, консультацию невролога, чтобы маме померяли температуру, давление, обработали швы и пролежни», — вспоминает наша собеседница.
Поэтому когда через день дежурный врач снова заговорил о выписке, семья не стала протестовать, решив, что, может, оно и к лучшему. Единственное, о чем попросили родственники медиков, — помочь поменять подтекающий калоприемник перед дорогой.
«Медсестра снимает его, а вокруг краснота разливается. Нашего хирурга я нашла во дворе и чуть ли не силком заставила пойти в палату. Он все отнекивался, что «с утра смотрел, там все нормально было». В итоге доктор пошел по одной лестнице, я по другой. Захожу в палату он там: без медицинской шапочки, перчаток, с невымытыми после улицы руками в ране скальпелем что-то расчищает. Кричу: «Что вы делаете, обезбольте сначала». Он уверяет, что она не чувствует». Но когда не чувствуют, не стонут от боли», — рассказывает Александра.
Впрочем, осмотр доктором длился недолго. Потому как вслед за брошенным «хм, и правда абсцесс» в палату к пациентке был вызван заведующий отделением. А потом еще хирург Валерий Королев, который, пропальпировав пациентку, с ходу определил, что у нее развивается перитонит, каловые массы уже находятся в кишечнике, и медлить больше нельзя. Нужна очередная экстренная операция. Третья по счету.
«В тот момент я понимала только одно — даже если мама выживет, четвертой операции она не перенесет. Поэтому снова просила все-таки вызвать онколога и убрать опухоль, которая провоцирует проблемы с кишечником. Но нам снова отказали, по-прежнему ссылаясь на отсутствие маршрутизации и сотрудничества между медучреждениями. По сути, нам просто подписывали смертный приговор», — делится Александра.
После операции Нина Григорьевна жила еще два дня. И все это время родственники пытались понять, как развился и откуда взялся тот самый перитонит, и не на этот ли воспалительный процесс указывала держащаяся температура, зашкаливающий белок в крови пациентки — все то, что так упорно игнорировали врачи. Как и были разговоры с заведующим отделением Александром Немчиновым об антисанитарных условиях в отделении, о несоблюдении элементарной гигиены сотрудником учреждения.
«На что мне прямым текстом было сказано: „Мне его за это убить что ли? Да и вообще это его проблемы, он больше всех рискует подхватить инфекцию“. Но где здесь бережное отношение к пациентам? Кто нам даст гарантии, что маме не таким же образом занесли инфекцию? Ведь, как после показало вскрытие, на момент смерти поражение печени и селезенки уже шло пять дней, и именно гепатомегалия названа основной причиной смерти, а не 25-дневная онкология и сахарный диабет, на который пытались сослаться в больнице», — возмущена ставропольчанка.
После похорон семья написала массу заявлений в страховую компанию, Минздрав и Следком края с просьбой разобраться, были ли допущены нарушения в лечении.
«Однако на все наши доводы мы получили отказ в возбуждении уголовного дела и ответы из Минздрава и „Ингосстраха“, что проведенные проверки не выявили нарушений. Во всех структурах нас уверяют, что помощь маме была оказана своевременно, квалифицированными специалистами и в полном объеме. Больной умер, потому что умер», — не согласна с такими выводами семья усопшей.
Тогда как в самой больнице № 3 во время разговора с корреспондентом по телефону пообещали ответ к вечеру. Однако уже ближе к концу рабочего дня выяснилось, что медучреждение передумало и не готово комментировать данную ситуацию. Письменный запрос от издания потребовали в Минздраве региона, сославшись на «давность случая» и необходимость поднять всю информацию.
