Единственное, чего Дайне боялась, так это что Рамон и его товарищи уедут раньше, чем они приблизятся к ним. Поэтому она заставила бледнолицых двигаться как можно быстрее. Чтобы им было веселее, достала листики куки, раздала. Из любопытства сунула и себе в рот несколько листиков. Чуа едят листья куки высушенными, вернее не едят, а только жуют, смакуя их вкус и сглатывая сок. Сырые листья куки похожи на жвачку – такие же прочные, упругие, как резиновые. Выделяют белый горький сок, который при смешивании со слюной превращается в пену. Хотелось сплюнуть эту гадость, но Дайне заставила себя проглотить. Через несколько минут она вдруг заметила, что все вокруг стало немного другим. Краски стали ярче, звуки сильнее и насыщеннее. Неприятные мысли исчезли из головы, словно их там никогда и не было. О чем можно волноваться? Она - Дайне, повелительница привидений, великая жрица, наделенная волшебной силой. И она красавица. Ей уже не раз говорили это мужчины. Значит, это правда. Мужчинам в этих вопросах можно верить. Они не любят льстить, как это делают женщины. Если они считают женщину некрасивой, они с ней просто не будут общаться, вот и все.
В племени чуа все точно так же. Критерии красоты почти те же, что и у бледнолицых. Чуа не знают, что такое косметика, поэтому для них важны в первую очередь чистая здоровая кожа, густые волосы, крепкие белые зубы и сильные мускулы. Все это отображает состояние внутренних органов и если чуа здоров, он выглядит красивым и сильным. Впрочем, чуа редко болели, потому что всю жизнь жили в лесу и знали, какие растения следует есть, чтобы сохранить как можно дольше молодость, здоровье и красоту. Умирали либо от старости в возрасте около ста пятидесяти лет, либо от ран, полученных на войне или на охоте.
Настроение у Дайне улучшилось и она начала болтать с Дарнелом и Лайонсом, который шли ближе всех к ней. Остальные отделились от них метров на пять и шли впереди. Теперь они и без Дайне знали, куда идти. Дорога-то одна. Они тоже о чем-то оживленно переговаривались, то и дело хохоча. Дайне прислушалась. Мужчины рассказывали друг другу пошлые анекдоты. Девушка покачала головой. Лишь бы они шли быстрым шагом. Проекция то и дело улетала проверить, как там лесорубы. Они все еще были на месте, но уже почти наполнили кузов грузовичка стволами. Значит, скоро поедут обратно. Приходилось спешить.
Листья ли куки сделали свое дело, или бледнолицые уже приноровились быстро передвигаться, но они успели как раз вовремя. Грузовичок, в кузове которого сидело двое мужчин, вылез из зарослей на колею, ревя мотором и придавливая молодую поросль, метрах в ста от них. Еще двое сидели в кабине. Дайне замахала им рукой и машина остановилась, ожидая, пока они приблизятся. Парни в кузове смотрели на них удивленно. Дайне оглядела всю их группу через проекцию, как в зеркале и поняла их эмоции. Оборванные, небритые мужчины, некоторые в остатках камуфляжа, другие в драном подобии того, что было когда-то дорогими летними костюмами. И с ними девчонка на вид шестнадцати лет, в оборванных джинсовых шортах, в грязной тряпке, перетягивающей грудь, со спутанными черными волосами. Вся перепачканная засохшей кровью убитых накануне обезьян, с покрытыми грязью руками. На поясе у Дайне висел мачете, и это было их единственное оружие, поэтому парни в грузовике смотрели на них спокойно.
- Кто вы такие? – крикнул один из них, как только вся группа подошла достаточно близко.
- Я Дайне! – крикнула Дайне в ответ. – Знакомая Рамона.
Рамон, меньше всего ожидавший встретить в лесу знакомых, выглянул из кабины. Дайне подошла еще ближе.
- Привет, Рамон, - сказала она. – Я Дайне, ты помнишь? Дочь гринго.
Губы Рамона медленно растянулись в улыбке. Он всегда называл ее отца гринго. Так обычно называют американцев, хотя в переводе с испанского «гринго» означает «чужестранец». Иногда этим словом называют всех, кто не является латиноамериканцем.
- Неужели это малышка Дайне? – воскликнул Рамон, открывая дверь и выпрыгивая из кабины. – Как ты изменилась, девочка! Ты стала женщиной. Где ты была? Откуда идешь?
- Мы с моими друзьями заблудились в лесу, - Дайне решила не вдаваться в объяснения. – Вы не могли бы довезти нас до деревни? Мы идем по лесу уже сутки и ужасно устали.
- Конечно! – воскликнул Рамон. – Парни, подвиньтесь немного. Луис, - он хлопнул одного из них по плечу. – Иди сядь в кабину вместо меня, амиго. Я хочу поговорить с этой девочкой.
Парень пересел в кабину, а все, включая Рамона, залезли в кузов и уселись на бревна. Грузовик, запыхтев еще жалобней, поскакал по колее в сторону дороги.
- Как там наш малыш гринго?- улыбаясь во весь рот, спросил Рамон. – Куда вы с ним так внезапно исчезли? Те парни, с которыми вы уехали тогда, были его друзья? Я их запомнил, потому что они спросили у меня, где находится ваш дом. Они хорошо говорили по-испански. Наверно, они русские, как и гринго, да?
- Да, - ответила Дайне. – Папа умер, Рамон, - прибавила она.
- Что ты говоришь такое? – поразился Рамон. – Как же это случилось?
- Случайно, - Дайне не хотела вдаваться в подробности. – Я вернулась с моими друзьями, чтобы забрать его вещи из хижины. Она в порядке?
- Хижина гринго? – переспросил Рамон. – Ну как сказать… Там два года никто не жил, так что сама понимаешь… насекомые, дожди… тапиры…
- Тапиры? – удивилась Дайне.
- Да, в нашу деревню повадились приходить по ночам тапиры. Копаются в отбросах, подкапывают стены домов. Мы их стреляем, сколько можем, но этих проклятых тварей что-то уж слишком много развелось.
- Так что с хижиной отца? – еще раз спросила Дайне. – Она цела?
- Да, в общем цела, конечно, - пробормотал Рамон. – Покосилась немного, но еще стоит. И внутри все плесенью покрылось. Так что я взял оттуда к себе кое-какие вещи, ну чтобы не пропало совсем…
- Какие?
- Кастрюли там, горшки… ружье…, - Рамон старался не смотреть Дайне в глаза. Наверняка на правах друга вынес из хижины все мало-мальски ценное. Ну да неважно. Дайне был нужен лишь архив. Все остальное пусть забирает. Она все равно не собираюсь жить в этой деревушке. Хотя Рамон совершенно точно остался в большом плюсе. Охотничье ружье отца, по его собственным словам, стоило очень дорого. Не старая ржавая стрелялка, а настоящее современное ружье, купленное отцом еще в Нью-Йорке за большие деньги. Отец им очень дорожил, Дайне это знала.
- Пусть останется у тебя, - решила она и Рамон сразу же повеселел. – Отцу бы это понравилось. Он считал тебя настоящим другом.
Здесь Дайне немного преувеличила, так как отец тут же забывал о Рамоне, стоило тому исчезнуть из поля его зрения, но какая теперь разница. Рамон просиял, широко растянув толстые губы и принялся расспрашивать, как они все оказались в лесу, да еще в той его части, где никто никогда не ходил.
- Мы летели на вертолете, - не стала скрывать Дайне. – Нас сбили партизаны.
Рамон пришел в невероятное волнение.
- Партизаны? – воскликнул он. – Вы их видели?
- Да, мы разговаривали с ними, - сказал Дарнел. Он сидел на бревне, высоко подпрыгивая при каждом скачке машины на ухабах, и держался обеими руками за борт кузова, чтобы не вылететь из него.
- Среди них был такой молодой, высокий, красивый? – воскликнул Рамон. – По имени Маркос?
- Да, - ответила Дайне. – Это был лидер группы. Он носит на груди медальон с изображением Святой Девы Гваделупской.
Рамон резко отвернулся от нас и плечи его затряслись. Несколько минут он не мог вымолвить ни слова. Все молчали, стараясь не смотреть на него. Постепенно Рамон взял себя в руки и повернулся к ним. Глаза его были полны слез и по запыленным щекам сбегали вниз две дорожки.
- Мой мальчик, - сказал он, глядя куда-то в пустоту. – Мой единственный сын. Он все еще жив… Спасибо тебе, Пресвятая Дева… Спасибо …
Машина выбралась на более ровную дорогу, ведущую в деревню. Здесь ветки уже не хлестали по лицу и машина помчалась быстрее. Дайне начала узнавать эти места. Иногда она с соседскими мальчишками убегала за пределы деревни играть в индейцев. Как давно все это было… Словно в другой жизни.
Скоро они въехали в деревню. Странно, что Дайне помнила ее совсем иной. Раньше ей казалось, что это удивительно большое и густонаселенное место. Хижины казались такими высокими, а уж изредка попадавшиеся каменные дома выглядели просто дворцами. Теперь все было иначе. Маленькие домишки, густо натыканные вдоль единственной пыльной улочки, со всех сторон заросшей пальмами, пышными деревьями, кустами, переплетенные лианами. Грузовик поднял из пыли стаю кур, заполошно кинувшихся в разные стороны, и остановился.
- Приехали, - сказала Дайне и первая выпрыгнула из кузова. Все вылезли из грузовика, кто сам, кто с помощью друзей Рамона. Дайне поблагодарила мужчин за оказанную услугу.
- Спасибо тебе, девочка, - Рамон вновь вытер слезы. – Ты сообщила мне такую радостную новость. Я не получал вестей о Маркосе ни разу с тех пор, как он ушел в леса и уже давно смирился с мыслью что он, возможно, уже мертв. А теперь у меня вновь появилась надежда. Может быть, он когда-нибудь вернется ко мне и к матери.
Пока Рамон говорил, они шли по улице к дому, когда-то принадлежащему отцу Дайне. Люди, встречавшиеся на улице, выглядели совсем не такими, какими Дайне их помнила. Они тоже не узнавали ее, глядя на всю их группу с нескрываемым недоверием туземцев к гринго. Лишь после извещения Рамона, что это та самая Дайне, дочь того самого гринго, что исчез из деревни два года назад, лица людей расплывались в улыбках и все бросались к Дайне узнавать, как дела у нее и у отца. Дайне пятнадцать раз пришлось сказать, что отец умер и ровно столько же раз выслушать искренние слова утешения и сочувствия. На глаза ее навернулись слезы. Дайне увидела тех мальчишек, ее ровесников, с которыми она когда-то играла на пыльной улице. Они выросли, стали юношами. У многих начали расти усы и борода. Они подходили к ней со словами приветствия, говорили, что она стала настоящей красавицей.
Рамон не покривил душой, сказав, что хижина покосилась, но немного приуменьшил масштабы. Странно было, что хлипкое сооружение еще стоит. Дайне повезло, что за эти два года здесь не проносилось ни одного по-настоящему сильного урагана, иначе домишко уже давно бы смело с лица земли.
- Ну вот, - сказал Рамон, словно извиняясь. – Желаю удачи, Дайне.
Следующая глава здесь