Я нашла тут фразу средневекового книжника, которая меня удивила.
Увидела в одной книге миниатюру, изображающую писца Эдвина Кентерберийского, XII в. По периметру рисунка шла надпись:
Я король писцов; мое имя и слава обо мне не умрут.
Вот так, сразу к сути, не размениваясь на мелочи.
Можно ли представить, чтобы кто-нибудь из древнерусских книжников так самозабвенно себя восхвалял? Самопровозгласил королем?.. Нет, нет и еще раз нет. Это было бы нахальством, улетевшим куда-то далеко за орбиту приличий и здравого смысла.
У нас — максимальная анонимность; автор — почти незримая тень. На Руси многие столетия бытовало правило не подписываться или оставлять замысловатые шифровки, где, например, вместо букв использовались цифры. Тайнопись, максимальное сохранение своего инкогнито. Про дифирамбы и речи быть не может.
Вот что пишет об этой традиции Д.С. Лихачев:
Делалось это из авторской скромности. Очевидно, две тенденции боролись в составителях тайнописных записей: желание запечатлеть свое имя как автора и, одновременно, сознание нескромности этого желания. Именно этой борьбой и вызывалось, очевидно, это типично древнерусское явление — тайнописные записи о своем авторстве русских писателей.
Типично древнерусское. Больше того: типично русское. Мы — нация, которая обладает огромным количеством самых разнообразных, подчас уникальных, достоинств и талантов, но почти не умеет их рекламировать.
Нет, отдельные личности умеют, конечно. "Мама опять королевится", — так говорил Лев Гумилев об Ахматовой.
А вот чтоб коллективно королевиться — с этим не очень у нас.
"И даже в области балета мы впереди планеты всей" — эти строчки теперь цитируются не иначе как с иронией. Раз себя похвалили, и то теперь вроде как неловко.
Помнится, Задорнов говорил, что, дескать, "они" умеют названия благозвучные придумывать. Тем же блюдам. У них — панакота, а у нас ... кисель. Не очень и хотелось.
Да, умеют. Название, обертка, слоган — в этом они умельцы. Тульскому прянику и баранкам никогда не доползти до вершин кулинарного олимпа, как тирамису или суши.
Последнее тирамису, которое я ела, было скверным, оно, по-моему, и было сделано из размоченного в молоке пряника. Однако магия названия делает свое дело. Напиши в меню тирамису, а потом хоть подошву подавай. Закажут все равно.
А имена? И здесь та же песня. Ну вот Индия моя любимая. Да там каждый второй — Радж, то есть царь. Рани, женское имя, тоже есть.
А мы? Ну, у нас есть Василий, "царственный". Но это имя не равнозначно Раджу, поскольку оно иностранное, и его "царственность" не так очевидна.
И вообще мы его, похоже, особо не ценили, почти полностью отдав котам. (Хотя котики, несомненно, имеют на него право.) Не монтируется с нами царственность и здесь. Женские имена со сходным значением — Василиса, Регина, Каролина — тоже не в топе.
Да те же средневековые авторы. Федор Курицын, один из тех, кто писал свое имя шифровкой, и Эдвин Кентерберийский; спроси хоть сто, хоть тысячу человек, чье имя благозвучнее: большинство укажут на Эдвина.
Не умеем мы себя толком воспевать. Туго у нас с самовосхвалением. Не приучены, нет в культурной прошивке. Пока другие развешивали баннеры с саморекламой, мы, видно, в очереди за скромностью стояли.
Можно, наверное, в этом крепостное право завиноватить. Может и оно всему причиной, только вот пример про анонимных авторов — он еще из домонгольской Руси.
Вот такие мы. Пока другие горлопанят и изощряются в маркетинговых уловках, мы молча работаем. Делаем свое дело. И делаем, отдадим нам наконец-то должное, хорошо.
Потому что мы выбрали быть, а не казаться.
А Васька слушает, да ест. Баранки ест, пряники. А ежели заморское бланманже, то все равно — с киселем. Неси, Фимка...