Я включил в прихожей свет и увидел записку. Так и есть: “Ушли к Кочневым, поздравляем с Новым Годом, папа, мама”. Внизу приписка: “Алик! Микки сдохла. Достань ее, пожалуйста, и выбрось. А то я боюсь. Твоя сестра Лида”.
Я погрозил записке кулаком и пошел выуживать из аквариума мертвую гуппешку.
— Идиот, — сказал я сам себе. — Хватило ума затеять дурацкую ссору за три часа до Нового Года. — И я вытряхнул Микки в форточку.
— Вообще-то, Танька тоже слегка дура, — признался я. Но от этого легче не стало. Новый Год придется встретить без нее.
Звонить не было никакого смысла. Мы никогда не извинялись и не оправдывались. Просто когда уже нельзя было в одиночку, мы аб-со-лю-тно случайно встречались и совершали свой ритуал: вместе съедали яблоко, которое постоянно приходилось таскать в кармане.
В углу комнаты торчала рахитичная синтетическая елка. В кресле сидел я. В холодильнике было полно всяких вкусных вещей. Но мне хотелось только одного. Хотелось, чтобы у Тани на столе лежала примерно такая записка: “Таня! Я тут почти умер. Вытащи меня, пожалуйста. А то я боюсь”. Но это была бы непростительная слабость.
Я пошел накрывать стол. Может быть, заглянет кто-нибудь из приятелей. Может быть. Но Новый Год придется встречать без нее.
В десять зазвонил телефон. Я не поверил. Два звонка. Три. Я осторожно взял трубку и выдохнул:
— Да?
— Балда! — весело крикнул детский голос. И пока я лихорадочно подыскивал приличную рифму, трубку бросили. Ну и наплевать. Все равно Новый Год придется встретить без нее.
И тут позвонили в дверь.
— Мне Лапшину Вику, — потребовал парень в огромной собачьей шапке.
— Вика тут не живет.
— Но она мне сама сказала, что живет!
Я показал парню часы и прошипел:
— Полчаса назад — понял? — твою Вику похитили террористы.
— Понял, — сказал успокоенный парень и ушел.
Я засунул голову под кран с холодной водой, потом выдрал из школьного альбома сестры лист бумаги, пристроился за столом и написал:
“Отчего это мне плохо живется? А оттого, а) что меня никто не любит; б) оттого, что я зачем-то люблю Таню; в) оттого, что меня бесит, когда с моей девушкой танцуют всякие уроды”.
Неужели Новый Год придется встречать без нее?
Я вымыл самое большое яблоко и торжественно съел его. Как предатель. Один.
В двенадцать я открыл настежь дверь и стал тупо ждать.
В половине первого я попытался горько посмеяться над своими детскими иллюзиями, но вышло какое-то гнусное карканье. Новый Год я встретил без нее...
“Что же нужно сделать, чтобы Таня меня хоть чуть-чуть любила?”
Я думал над этим стоя, я думал над этим сидя, но ничего не придумал и заснул.
И во сне кто-то пришел, и что-то шептал на ухо, и гладил мои волосы. Я ничего не понял, я мучительно пытался что-то вспомнить и проснулся оттого, что громко заговорил.
На часах было начало третьего. Сквозь распахнутую дверь я слышал, как хохотали и вразнобой пели у соседей. “Новый Год”, — вспомнил я и посмотрел на нетронутый стол. На листке рядом с моими каракулями крупными ровными буквами было написано: “Какой же ты глупый! Ведь все в порядке, правда?”.
Я вскочил, и с моих колен скатилась половинка яблока.