Найти тему
Егор В.

Terra inkognita. Купеческий промах.

Город, что прижался к морю на Побережье, в далекие времена был довольно лихим притоном на побережье и носил название Воровайка. Однако потом отстроился, чему немало способствовала прибрежная торговля и возможность отсидеться лиходеям со всех Южных Провинций, и гордо переименовался в Серебряную Бухту. Однако Воровайка не канула в лету, оставаясь немалой городской частью, да и нравы с тех пор не сильно поменялись. Разве что воровать стали не по соседским карманам, а по соседским землям, что порою вынуждало городские власти терпеливо выслушивать гневные речи королевских разъездов и разводить руками. Да и не мудрено – как же найти лиходеев, обносивших вчера отдаленную деревню, если можно любого смело хватать на улице и тащить хоть на эшафот, хоть в темницу.

Особо примечательны были пристани, куда постороннему заходить было совершенно опрометчиво. Поначалу обитатели этого района никаких порядков не признавали, отказываясь даже платить подати в городскую казну. Однако городской голова Яром, всю свою сознательную жизнь промышлявший в этих самых пристанях, неплохо понимал, как можно договориться с бывшими коллегами. Помимо прочего, голова отчаянно нуждался в казне, так как беспокойные кочевники, с одной стороны, и королевские разъезды – с другой, норовили взять город под свою руку, и без крепкой стражи Ярому могли припомнить все его забавы юности беспечной.

И в одно прекрасное солнечное утро, когда легкий ветерок дул от города, городская стража в полном составе, усиленная нанятыми по случаю кочевниками, окружила пристани и спалила их начисто. Выбегающих из огня и дыма обитателей заботливо загоняли в море, где они до вечера бродили по мелководью, осыпая проклятьями стражу.

К вечеру приехал городской голова, осмотрел добрыми глазами уже изрядно успокоившихся погорельцев и спросил:

- Ну и как дальше жить будем, бедолаги? И, между прочим, вопрос - будем ли вообще жить то?

Бедолаги, оцепеневшие от подобной убедительности, прямо на пляже в порядке живой пока еще очереди подписывали податную грамоту, по которой десятина от любого промысла причиталась в казну. Городской голова одобрительно кивал.

- Для вас, дураков, стараюсь. Какой же город без казны, да без головы? Кто вас, дураков, порядку то научит?

И если на пристанях с той поры какой-то порядок держался, в силу хорошей горючести всех построек, то купцы в городе с властями уживались с трудом. Взяв моду строить каменные дворы, они лишили власть единственного убедительного аргумента к сотрудничеству. А так как держались купцы особняком, обитая в отдельной городской слободке, то управы на них у головы не было. Стража, нанимаемая купцами для охраны кораблей и обозов, по числу и амуниции вполне могла всю городскую стражу саму загнать в море на водные процедуры. Потому купцы скидывались лишь на королевские подати, которые сами же и отвозили ежегодно в столицу.

В силу такого сложного устройства городской жизни, о котором граф Мангус был прекрасно осведомлен, карета графа по приезду в город последовала в единственный приличный постоялый двор, стоявший аккурат у забора купеческой слободы.

Граф с егерями снял два номера, велел выделить кучеру угол в помещении для прислуги, после чего пошел прогуляться по городу и прикинуть план действий. И прогуливаться он начал с купеческой слободы.

Вышагивая в компании егерей по вымощенной битым камнем улице, граф с интересом осматривал магазинчики и развалы. Народ ходил, примеряясь, торгуясь, разглядывая и щупая все, что лежало на прилавках и под ними. Кое - где попадалась охранники из купеческой стражи, со скучающим видом подпирая кто коновязь, а кто и хозяйские ворота.

Выбрав одного из охранников, граф подошел и смерил его взглядом.

- А скажи, мил человек, кто у ваших купцов поперед всех стоит?

Охранник, посмотрев на графа и стоящих поодаль Тризу с Лехой, неизвестно зачем решил таки проявить ненужную бдительность.

- А по какой нужде интересуетесь?

Граф пару секунд помолчал, оценивая бесцеремонность собеседника, потом наработанным годами движением зажал нос охранника двумя пальцами и вывернул. Раздался приглушенный всхлип, и охранник присел, следуя за захватом. Граф скучным голосом спросил:

- Тебя, дурака, кто надоумил в чужие дела нос совать?

Охранник жалостливо всхлипнул, глядя выпученными глазами на графа. Граф разжал пальцы, и охранник торопливо ткнул пальцем вдоль улицы.

- Под черепицей дом, с вензелями, господин Гогоша, ваша милость.

Граф повернулся и пошел в сторону дома, на который указал охранник. Егеря двинулись следом.

Парадная дверь оказалась не заперта, открылась с пинка, и граф через прихожую уверенно двинулся во двор, где рыжий бородатый купец в кафтане с золотой строчкой оживленно втолковывал что-то приказчику. Завидя графа с егерями, он запнулся и удивленно заморгал.

- Что же вы без стука, ваша милость… Чего изволите?

Граф хмыкнул.

- Могу и настучать, коль просишь.

Купец слегка покраснел.

- Я бы у порога встретил, чин по чину. Неловко получилось – такой важный господин, а ходит, сам хозяина ищет. В дом извольте, на чай-кофе.

Граф пропустил купца в дом и, наклонившись к анчутке, тихо прошептал:

- Возможно узнать, где эта сволочь казну держит?

Анчутка хихикнул, кивнул и, соскочив с плеча егеря, кинулся в конюшню.

Купец по дороге в светлицу отдал распоряжения какой-то девке, которая стрелой умчалась по коридору. И пока граф с егерями располагались на диванах в светлице, на столе появился кофейник, источающий дурманящий аромат крепкого кофе, чайник с заварником, блюдо с тончайшими ломтиками какой-то аппетитной рыбы холодного копчения и несколько тарелок с бужениной, хлебом, овощами, и еще невесть какими закусками.

Граф присел к столу и кивнул егерям.

- Уважьте хозяина, не побрезгуйте.

Леха с Тризой сели к столу. Купец, напряженно наблюдая на егерями, налил каждому по рюмке какой-то наливки и кашлянул.

- Рад видеть высокого гостя в нашем захолустье. По какому делу?

Граф понюхал наливку, изобразил на лице крайнее неудовольствие и отставил рюмку в сторону.

- Граф Мангус. Хотелось бы узнать о препятствиях, чинимых торговле.

Купец, услышав, что за гость пожаловал, нервно дернулся.

- Господин граф, беда у нас. Объявился дракон, наносит поруху кораблям, и через это редкая команда рискует товар везти. Пропадаем.

Граф задумчиво потыкал вилкой в тарелку с рыбой, подцепил пару ломтиков и задумчиво пожевал.

- Извольте передать мне список кораблей, потопленных драконом.

Купец застыл, лицо его пошло багровыми пятнами.

- Нету…

- Чего нету? – вскинул бровь граф.

- Списки не ведем…

Граф встал со стула, подошел к стоящему в углу секретеру и, порывшись, вернулся с листком бумаги и карандашом.

- Пиши, - граф положил бумагу перед купцом.

- Что писать? – купец тяжело дышал, на лбу выступили капли пота.

И тут граф Мангус взорвался. Так взрывается мортирная граната, угодившая в пороховой погреб.

- ТЫ, СОБАКА, ЮРОДИВОГО РЕШИЛ ПЕРЕДО МНОЙ КОРЧИТЬ?

Купец вжался в стул. Граф оперся кулаками о стол, нависая над купцом.

- Пиши свои корабли, что потоплены. Дознание разберется.

Купец затряс головой.

- Не топили моих, врать не буду. Все у пристани.

В этот момент довольный анчутка проскочил в двери и, прыгнув на стол, что-то прошептал на ухо графу. Граф усмехнулся, кивнул и посмотрел на купца.

- Ну тогда пиши, сколько подлой наживы скопил на сговоре корабельном.

Купец посмотрел на графа каким-то безумным взглядом и всхлипнул.

- Одни убытки, какая нажива то?

Граф сел на стул, подцепил вилкой ломтик буженины и засунул в рот.

- С какого убытку ты, собака безродная, два сундука в конюшне закопал, да один в амбаре? В одном пол пуда золота, да в двух по пуду серебра.

Лицо купца побелело, затем почернело. Челюсть мелко затряслась.

Граф с интересом посмотрел на эту метаморфозу, хмыкнул и щелкнул пальцами перед носом Гогоши.

- Завтра всю свою стаю товарищей к утру собираешь в купеческом доме, где вы собрания проводите.

И, хлопнув ладонью по листу бумаги перед купцом, добавил:

- С ПИСЬМЕННЫМ ЧИСТОСЕРДЕЧНЫМ!!!

И уже в дверях, обернувшись, уточнил:

- В двух экземплярах. На гербовой бумаге.

Выйдя на улицу, граф подмигнул Лехе с Тризой.

- Признаюсь, я даже опешил от такой дерзости. Даже не могу припомнить, когда с дороги мне предлагали наливку. Вот ведь, собачье племя.