«Если бы автору предложили стать рыбой, он, конечно бы, стал шилишпером».
Юрий Коваль
Если бы автору предложили стать писателем, он, конечно бы, стал Ковалем.
Это ужасно глупо и ненужно, ведь надо быть самим собой. Важно быть самим собой. Но, кажется, я не очень умею быть самим собой. Я до сих пор не знаю, кто я (другие-то тоже мало что про себя знают, но какой знающий вид напускают!). Но всё же: если бы автору предложили стать писателем... А кто предложил бы это автору? Вот если бы это предложил автору сам Юрий Коваль!
В середине девяностых я учился во ВГИКе, вёл театральный кружок в одной из московских школ, в Сокольниках. Ходил себе около сокольнической каланчи, посматривал на неё хоть и свысока, но с уважением. Горд я был тогда и особенно глуп.
Я ходил вот тут и не знал, что эту же каланчу видел из окон своей квартиры Юрий Иосич Коваль. Правда, было это в конце 70-х, когда я бродил по начальной школе совсем в другом городе.
Об этой самой каланче он часто вспоминает в своих рассказах и повестях.
Юрий Иосифович умер в августе 1995. Я перешел на второй курс ВГИКа.
Вот я писал двенадцать лет тому назад: "Никому я не верю так в литературе, как ему. Все мнения о том, что и как я пишу, я принимаю так, как тополиный пух вздохи аллергика.
А вот к мнению Юрия Иосифовича прислушался бы, а когда был помоложе, в то юное время, принял бы, как аллергик принимает тополиный пухопад.
И мне все кажется, что он учит меня. Чему-то все учит, учит. А я — бестолочь — никак не могу научиться".
Вот слова друга-издателя Вячеслава Кабанова: «Что такое настоящая божественная проза, может быть, и мало кто понимает, но чуять ее дано талантливым читателям, которые делаются талантливыми, читая прозу Коваля. Юрия Коваля любят дети и матери детей. И даже иные отцы. У него все талантливо. Сейчас, когда я пишу о Ковале, у меня внутри пробиваются ростки таланта».
Как же мне писать о Ковале? Как, а главное – зачем?
Как-то я беседовал с хорошим своим знакомым о любимых книжках нашего детства. Я сказал ему о том, что писатель Коваль — недооценен.
Я был не прав. Потому, что я пытался обосновать чудесное какой-то призрачной, дурацкой оценкой.
Никто не выставляет оценки чудесному. Это проза Юрия Коваля выставляет оценки нам. Да и не оценки, конечно. Она всматривается в нас, пытается перехватить наш взгляд. Увидим ли, разглядим?
Галина Ермошина «Знамя» 2000, №5 «Юрий Коваль. АУА»: «У Юрия Коваля собственное пространство и время. Они — как речка, по которой кружит и петляет самая легкая лодка в мире, стремясь увидеть все изгибы этого времени и попытаться отыскать мутное сердце тумана».
А дело было так. В близком детстве (это я нарочно так пишу, ибо детство для меня не далеко, а близко, не высоко, а низко) прочитал я некоторые книги Юрия Иосифовича.
В журнале «Костер» прочитал книжку о самой легкой лодке в мире.
Отдельной книжкой - повести о похищенных монахах и Ваське Куролесове.
И со мной стали происходить чудесные превращения.
Во-первых, я стал самым легким мальчиком своего класса. Может быть, что и - школы. Не исключается, что и города. Есть вероятность, что и Союза Советских Социалистических республик. Ну, а раз так, то и — мира.
Во-вторых, я полюбил мохнатых голубей и скрип кожи.
В-третьих, я стал играть со своими домашними в интересную игру. Надо было придумать расшифровку аббревиатуры ТБ. Пока родители недоумевали и предлагали свои не слишком убедительные варианты, я тихонько хихикал про себя, а потом выдавал - Типичный Бандит.
Если вы пристально читали «Пять похищенных монахов», то вам все ясно, не так ли?:)
Было еще и в-четверых, и в-пятых, и в сто сорок тридцатых.
А самое главное, что я полюбил не просто книги Юрия Иосифовича, а самого автора. Которого не знал, и которого так и не узнал при его жизни. А что бы я ему сказал? Смотрел бы восхищенно - и только.
Но зато у меня появилась тайна.
Конечно, у Юрия Коваля были ученики. Вот и я считаю себя его учеником.
Трудно учиться у гениальности. Наверное, почти невозможно. Поэтому я учусь у ковалиной любви.
Ковалиная любовь - это когда ты встаешь рано поутру и немеешь от счастья.
От женщин.
И от мужчин.
От детей.
И от книг.
От облаков.
И от гроз.
От аромата сирени.
И от запаха снежного чернослива.
А потом благодаришь, благодаришь, благодаришь.
«В советском подвале. Случай Юрия Коваля» Вадим Нифонтов: «Все творчество Коваля – это инстинктивное текстуальное бегство от извращенного советского мира к тому, что еще осталось от русской России».
«Русь, ее тихие снега пленили этого человека и заставили говорить о себе. То было его жизненное задание».
А моё задание? И вот Коваль шепчет: «Найди его сам».
Первоцветный писатель. Когда еще литература сонная по весне, встают в апреле цветочки - ковальчики. Их, конечно, нельзя срывать, ими только нужно любоваться. И плакать, и плакать, и смеяться, и смеяться, и думать о том, как открыть в своем сердце ковалиный мир.
И думать нечего! Целуй, целуй!
Если бы автору предложить стать писателем, он бы, конечно, стал самим собой. Вот наиглавнейший урок бесценного Юрия Осича.
Подписывайтесь!