В годы Великой Отечественной войны район поселков Ивановское и Отрадное на левом берегу реки Невы стал местом ожесточенных боев за прорыв блокады Ленинграда.
Советским воинам удавалось удерживать небольшой плацдарм на берегу реки Тосна, в дальнейшем получившим название «Ивановский пятачок», вплоть до полного освобождения Ленинграда от немецко-фашистской блокады...
Над головой осеннее дождливое небо. Порывистый балтийский ветер гнет редкие хвойные деревья, и не поймешь: то ли мины свистят, то ли это тяжело дышит невский воздух.
— Слишком много нынче всякой дряни в воздухе летает, — говорит один из краснофлотцев, — и бомбы немецкие, и снаряды, и мины, и «Мессеры». Немудрено спутать.
То переползая, то перебегая от укрытия к укрытию, то во весь рост, двигаемся по правому берегу реки. Здесь немецкие минометы пристреляли каждый метр земли. Шевельнется куст, мелькнет между сосен человеческая фигура, тотчас же фашисты открывают шквальный огонь.
Подразделение балтийцев дралось на небольшом участке русской земли у невских берегов. Балтийцы не защищались, они наступали. Никогда краснофлотцы не забудут сырых осенних ночей, плеска невской воды, неумолкающего рева снарядов и свиста пуль.
Бросок начался вечером. Или немцы почуяли недоброе, или просто так, на всякий случай, решили пострелять, но не успели наши спустить шлюпки, как уже по воде заплескали пули и понеслись над Невой фашистские снаряды и мины. Поспешно прыгали в шлюпки красноармейцы — кто с автоматом, кто с пулеметом, кто с легким минометом в руках. Кто-то крикнул:
— А матросы где? Садись скорей, матросы!
Краснофлотцы были на месте. Огоньками мелькнули во тьме золотистые пуговицы бушлатов: не вытерпел кто-то и сменил перед боем фронтовую гимнастерку на привычный черный бушлат.
Шлюпки отходили от берега, и резкие, энергичные гребки выносили их на средину реки. Шлюпок было много. Краснофлотцев назначали старшими на шлюпках потому, что вода, хоть и не морская, знакома им и привычна, а также и потому, что были они первыми по отваге, жадно рвались в бой, и остальным с ними было нестрашно. А огонь с каждой секундой нарастал. По берегу и по реке били немецкие шестиствольные минометы, била дальнобойная артиллерия, били пулеметы, били автоматчики и стрелки из своих винтовок. Вода кипела и пенилась, взвивались в небо десятки немецких ракет, осколки проносились в воздухе, впивались в борта шлюпок, в тела людей, перебивали надвое весла. Но шлюпки шли и шли вперед.
Это были ночи тяжелого испытания, ночи, когда смерть плыла в берегу рядом со славой, и нужно было обогнать смерть, чтобы завоевать победу. И балтийцы обгоняли смерть и побеждали.
Какими словами рассказать о краснофлотце Ткачеве, который десять раз переправлялся через Неву, и осколки не задевали его, и пули пролетали мимо? А переправившись в одиннадцатый раз, Ткачев узнал, что подразделение, которое он перевозил, осталось без командира. Шквальный огонь немцев прижал бойцов к земле, кое-кто уже полз назад — к воде Ткачев выскочил вперед и, высоко подняв автомат, закричал:
— Слушай мою команду! В атаку, за мной!
И с такой стремительностью бросился он вперед, что нельзя было не подняться вслед за ним. С яростью и ненавистью в сердце, не замечая осколков и пуль, не прячась от них, бежал Ткачев вперед по содрогавшейся родной земле, которая, казалось, стонала от бесконечных взрывов. Подразделение с хода ворвалось в немецкие траншеи и заняло их. А Ткачев, передав команду подоспевшему командиру, уже спешил обратно на берег, чтобы опять отправиться в рейс по Неве.
Но не дошел до берега отважный моряк: немецкий снаряд перебил ему обе ноги. Упал балтиец на землю, но не почувствовал боли, не остыл в нем азарт боя. Напрягая все силы, пополз он назад к бойцам: умирать — так умирать в бою, в сражении...
Пять немецких танков пошли в атаку на наши позиции. И когда совсем близко подошли немецкие танки, люди услышали голос Ткачева:
— Моряки здесь есть? Кто может держать в руках оружие — за мной!
И он пополз навстречу танкам, волоча по земле размозженные ноги и сжимая в руках гранаты. Одну за другой метнул Ткачев шесть гранат. Три танка с разорванными гусеницами застыли на месте, а два повернули назад. Товарищи понесли Ткачева к берегу, и он уже в бреду продолжал выкрикивать:
— Подползай сзади, браток! Кидай ему в гусеницу или по мотору! Бей с одной гранаты!..
Шлюпка мичмана Якова Чугунова была разбита немецким снарядом. Доплыв до берега, Чугунов собрал 10 красноармейцев и повел их в бой. Маленький отряд дрался с большой группой немецких автоматчиков. Немцев было много, вероятно, в двадцать раз больше. Чугунов бил их из автомата, бил гранатами, а потом схватился врукопашную. Смерть боялась смельчака, и, истребляя немцев, он сам оставался невредимым — грозный и страшный в своей злобе к врагу балтийский мститель. Но все-таки шальная пуля пробила ему плечо. Товарищи принесли раненого в санбат. На небольшой полянке хлопотали две девушки и военврач; чуть не первыми попали они на берег и уже развернули здесь перевязочный пункт.
И вот тут-то и выдержал мичман свой самый странный и самый кровавый бой с врагом. На поляну выползли немецкие танки. Десятки тяжело раненных красноармейцев оказались снова под угрозой смерти. Две девушки и военврач могли им впрыснуть камфору, остановить кровотечение, перевязать, но они не могли отразить атаку немецких танков.
Это сделал за них раненый мичман Чугунов. Вооруженный гранатами, он вышел на единоборство с танками. Левая рука его бессильно повисла, от сильной потери крови кружилась голова, тупая, ноющая боль сковывала все тело. Но была у него огромная воля к победе, отвага и присутствие духа. Он получил еще три раны, но отбил нападение танков.
Кто скажет, где предел мужеству балтийцев? Какая сила жила в тяжело раненном, истекающем кровью краснофлотце Ткачеве, сумевшем поразить три немецких танка? Какое благородство нужно иметь, чтобы, подобно коммунисту Чугунову, вступить в неравный бой с врагом и спасти раненых товарищей! Нет, не танки наступали на Ткачева и Чугунова, а Ткачев и Чугунов атаковали танки. Так сражаются балтийские моряки!
...Операция продолжалась. Шлюпки перевозили на берег новые отряды бойцов. Младший лейтенант Бальтер поднял в атаку взвод. Моряки — младший воентехник Алексей Соворенко, лейтенант Леонид Колодкин и мичман Алексей Самчинский первыми спрыгнули на берег и с криками: «За родину! За Сталина!» бросились на штурм немецкие пулеметных гнезд. Они забросали гранатами вражеские дзоты, заставили замолчать немецкие пулеметы. Соворенко получил 11 пулевых ранений, но продолжал драться до тех пор, пока окончательно не обессилел.
Краснофлотцы Ошурков и Глатышев за 6 минут сделали понтон и перевезли на берег пушку и боеприпасы. Они вернулись и, возбужденные, радостные почти одновременно закричали:
— Что еще туда? Давайте!
К ним подошел майор армейской части, молча обнял и поцеловал каждого из них. Он благодарил краснофлотцев от имени Красной Армии.
Прошла ночь, но огонь немцев не только не утихал, но еще усилился. Над головой загудели моторы: десятки «Юнкерсов» и «Хейнкелей» беспрерывно заходили на бомбежку. Сосредоточенным огнем с земли и воздуха немцы надеялись оттеснить краснофлотцев, лишить их возможности подбрасывать подкрепления. Но, когда вновь настал вечер, снова опустились весла в невскую воду и отправились на берег очередные шлюпки. Высадка продолжалась.
Три балтийца — москвич Владимир Зайцев, ленинградец Григорий Поздноев и архангелец главный старшина Петр Постников — получили приказание разведать один из районов на берегу: там были замечены подозрительные огоньки. Чьи они? Наши? Немецкие?
Бесшумно работая веслами, военные моряки приблизились к берегу. Когда до земли оставалось не более 30 метров, вдруг раздалась короткая чужая команда, и затрещали автоматы. Немцы! Поднявшись во весь рост, Постников метнул гранату. Он не слишком рассчитывал на успех: трудно, не имея твердой опоры, стоя в качающейся шлюпке, бросить гранату на 35 метров. Но граната разорвалась среди врагов. Огонь утих, послышались стоны. Ориентируясь по крикам и стонам немцев, бросили гранаты Зайцев и Поздноев.
Назад вернулись двое — Постников и Поздноев. Они привезли ценные сведения и снова пошли в бой, чтобы отомстить за смерть Владимира Зайцева. Он умер у них на руках.
Младший лейтенант Ренэ Ролл был со своей шлюпкой на середине реки, когда соседнюю шлюпку разбило прямым попаданием снаряда. Ни секунды не колеблясь, Ролл прыгнул в воду. Он спас четырех бойцов и вернулся на берег вымокший, продрогший. Ему сказали:
— Иди в блиндаж, обогрейся, смени одежду.
Ролл досадливо отмахнулся:
— Не в таких переделках бывал.
Он мог сказать это с полным основанием — он дрался под Одессой и Перекопом, высаживался с десантом в Керчи, трижды был ранен. На следующий день под адской бомбежкой Ролл вместе со своим взводом вынес с поля боя и переправил через Неву 38 раненых с их оружием.
Краснофлотец Тишин пробыл полчаса в воде, один греб за четверых, но довел тяжелую шлюпку до своего берега и спас 11 раненых красноармейцев. Спасенные отнимали балтийца и говорили:
— Ну, спасибо, друг, спасибо тебе и всем морякам.
Краснофлотцы, не задумываясь, рисковали жизнью, чтобы спасти храбрых, мужественных бойцов, получивших ранения в трудном бою.
Время не изгладит из нашей памяти невские берега, на которых осенью 1942 года дралось балтийское подразделение морской пехоты.
Лейтенант И. БАРУ (1942)