«Один из матросов приказал мне по-португальски встать и спросил меня, кто я. Я отлично его понял и, поднявшись на ноги, сказал, что я несчастный еху, изгнанный из страны гуигнгнмов, и умоляю позволить мне удалиться».
(Д. Свифт «Путешествия Гулливера»)
Имидж мизантропа окончательно закрепился за Свифтом после публикации четвёртого путешествия Гулливера. Вообще-то оно было написано раньше путешествия в Лапуту, но автор поставил его последним. И понятно почему…
В стране разумных лошадей
Здесь Свифт издевательски вывернул наизнанку уже сам жанр книги. С одной стороны — это, конечно, утопия – ведь здесь присутствует описание идеального общества. С другой стороны, писатель отказывает в этой утопии людям, изобразив в качестве идеала общество разумных лошадей – Гуигнгнмов (если вам всё-таки удастся произнести это слово – Houyhnhnm, то вы явно услышите в нём лошадиное ржание).
На долю людей остаётся лишь антиутопия (наверное, одна из первых в европейской литературе). Если Даниэль Дефо в образе Робинзона Крузо воспевал силу человеческого разума и характера, утверждал способность человека сохранять своё достоинство даже в изоляции на необитаемом острове, то Свифт смотрит на природу «Человека Разумного» с максимальным скепсисом.
Люди, попавшие в страну Гуигнгнмов в незапамятные времена, не стали создавать зонтиков и приручать попугаев. Они очень быстро одичали и превратились в омерзительных, жалких и злобных существ, которых Свифт окрестил еху. Мало того, еху сами становятся приручённой рабочей скотиной у благородного лошадиного сословия.
Д. Свифт «Путешествия Гулливера»:
«Еху ненавидят друг друга больше, чем животных других видов; причину этого явления обыкновенно усматривают в их внешнем безобразии, которое они видят у других представителей своей породы, но не замечают у себя самих.
…если вы даете пятерым еху корму, которого хватило бы для пятидесяти, то они, вместо того чтобы спокойно приступить к еде, затевают драку, и каждый старается захватить все для себя.
…иногда еху приходит фантазия забиться в угол, лечь на землю, выть, стонать и гнать от себя каждого, кто подойдет, несмотря на то, что такие еху молоды, упитаны и не нуждаются ни в пище, ни в питье… Единственным лекарством против этого недуга является тяжелая работа, которая неизменно приводит пораженного им еху в нормальное состояние».
Этимология слова «Yahoo» неясна, хотя некоторые считают, что оно составлено из двух восклицаний: насмешливо-презрительного «Yah!» и, произносимого с отвращением, «Ugh!».
Так или иначе, слово прочно вошло в английский язык и стало обозначать неотёсанного, грубого, дикого человека – проще говоря, быдло. Многие считают, что именно неологизм Свифта дал название Интернет-поисковой системе «Yahoo!», хотя с восклицательным знаком оно кажется мне больше похожим на ковбойский возглас «йе-ху-у!».
Еху Свифта – это как бы негативный ответ на будущую концепцию Жан-Жака Руссо об изначально прекрасном «естественном» человеке, впоследствии испорченном цивилизацией. Свифт уверен, что природа такого человека отнюдь не прекрасна, хотя и не спорит с тем, что цивилизация нередко лишь усугубляет пороки.
Д. Свифт «Путешествия Гулливера»:
«Я все ожидал услышать от моего хозяина обвинение еху в противоестественных наклонностях, которые так распространены у нас среди обоих полов. Однако природа, по-видимому, малоопытный наставник в этих утонченных наслаждениях, и они целиком порождены искусством и разумом на нашей части земного шара.
…узнав, что существа, притязающие на обладание разумом, способны совершать подобные ужасы, он опасается, что развращенный разум, пожалуй, хуже какой угодно звериной тупости».
А что же с прекрасным обществом лошадей?
Пусть еху омерзительны, но на современного читателя и Гуигнгнмы производят несколько жутковатое впечатление. Тут надо чётко понимать, что книга писалась во времена, когда в передовом обществе господствовали идеи Просвещения, стремление устроить жизнь человечества исключительно на разумных основаниях (да, Свифт смотрит с большим скепсисом на возможность воплощения этой идеи, но сам-то идеал не отрицает).
Поэтому в обществе Гуигнгнмов нет места для человеческих страстей, везде царит умеренность и рационализм. Гуигнгнмы не знают слов «ложь» и «обман», всегда спокойны и дружелюбны. Они живут общиной и ведут натуральное хозяйство, не знакомое с понятием денег. Их знания носят исключительно прикладной характер, а из искусств ценится лишь поэзия.
Гуигнгнмы не скорбят по умершим, вступают в половые отношения лишь для того, чтобы завести ребёнка (при этом число детей должно быть таким, чтобы не вызвать угрозу перенаселения) и спокойно обмениваются детьми, если у одной пары два мальчика, а у второй – две девочки. Пары подбираются по мастям, чтобы «были предотвращены неприятные сочетания красок у потомства». Как видите, то, что у домашних лошадей является естественным, в сатире Свифта напоминает, печально знакомую нам, евгенику.
И самкам и самцам Гуигнгнмов даётся одинаковое воспитание. Правда, и в этом обществе существует неравенство. Речь идёт даже не о рабах-еху. Среди самих Гуигнгнмов есть породы лошадей, обладающие менее развитыми способностями, которые становятся слугами у более развитых пород. Правда, писатель уточняет, что слуги лишены зависти и воспринимают своё положение, как справедливую данность.
Нетрудно заметить, что в основе воззрений Свифта лежит многое из идей античности, которую писатель, всегда суровый к своим современникам, чрезмерно идеализирует. В знаменитом литературном споре «новых и древних» Свифт, в отличие от Шарля Перро однозначно был на стороне «древних», считая, что лучшие времена человечества позади. Достаточно вспомнить, как во время третьего путешествия Гулливер, будучи у некромантов, желает пообщаться исключительно с духами античных поэтов, философов и императоров.
Из остальных благожелательного упоминания писателя заслуживают лишь философы Декарт с Гассенди и единственный соотечественник – Томас Мор (автор той самой знаменитой «Утопии»).
Ну, а современникам Свифта достаётся по полной.
Д. Свифт «Путешествия Гулливера»:
«Будучи всегда большим поклонником древних знаменитых родов, я попросил правителя вызвать дюжину или две королей с их предками, в количестве восьми или девяти поколений. Но меня постигло мучительное и неожиданное разочарование. Вместо величественного ряда венценосных особ я увидел в одной династии двух скрипачей, трех ловких царедворцев и одного итальянского прелата; в другой — цирюльника, аббата и двух кардиналов.
…одни из них сознались, что своим величием и богатством они обязаны содомии и кровосмешению, другие — торговле своими женами и дочерьми; третьи — измене своему отечеству или государю, четвертые — отраве, а большая часть — нарушению правосудия с целью погубить невинного...
…я попросил вызвать римский сенат в одной большой комнате и для сравнения с ним современный парламент в другой. Первый казался собранием героев и полубогов, второй — сборищем разносчиков, карманных воришек, грабителей и буянов».
Стоит ли говорить, что в римском сенате дела на самом деле обстояли ничуть не лучше? Но даже такие пессимисты, как Свифт, нуждаются в идеале…
Однако великий сатирик не только воспел лошадиную утопию, но и осмеял преклонение перед ней. В конце книги Гулливер, вернувшись на родину, не может избавиться, как от отвращения к людям, так и от восторженного отношения к лошадям. Он падает в обморок от поцелуя жены, а все свои часы проводит на конюшне. По сути, здесь Свифт горько смеётся над самим собой.
Д. Свифт «Путешествия Гулливера»:
«Первые же свободные деньги я истратил на покупку двух жеребцов, которых держу в прекрасной конюшне; после них моим наибольшим любимцем является конюх, так как запах, который он приносит из конюшни, действует на меня самым оживляющим образом. Лошади достаточно хорошо понимают меня; я разговариваю с ними, по крайней мере, четыре часа ежедневно».
М. Заблудовский:
«В вопросах о разуме, как и вообще во всех проблемах просветительства, Свифт мучительно колеблется между верой и неверием, между утопией и отчаянием, переходя от одной крайности к другой, горько издеваясь над самим собой и тем мистифицируя читателя».
Завещание Свифта
«Свифт идет дорогой жизни, неистовствуя, точно человек, одержимый бесом. Он постоянно оглядывается вокруг, не гонятся ли за ним фурии; он знает, что наступить ночь, и с нею неизбежно явятся эти чудовища.
О, Господи, какая это ночь и какая долгая агония!
Какой страшный коршун терзал сердце этого гиганта!»
(У. Теккерей)
«Свифту не была дана обычная житейская мудрость, но дана была грозная интенсивность видения, способного извлечь, увеличить и тем самым исказить какую-то одну потаенную истину.
Долговечность «Путешествий Гулливера» доказывает, что мировоззрение, подкрепленное силой убежденности, даже если оно на грани безумия, способно породить великое произведение искусства».
(Д. Оруэлл)
Жестокий приговор человечеству, вынесенный в «Путешествиях Гулливера», вызывал и вызывает неоднозначную (но всегда бурную) реакцию. Так Кольридж называл Свифта «засушенной раблезианской душой», а Теккерей считал, что мораль четвёртого путешествия «ужасна, постыдна, труслива и кощунственна». Психоаналитики и вовсе оценили книгу, как «невротическую фантазию, сосредоточенную на труположестве». Но почти никто из критиков не смог отказать Свифту в писательском гении — настолько мощное впечатление производили его «Путешествия».
Да, Свифт был пессимистом, но он не прятался в башне из слоновой кости, не взирал на пороки человечества с высокомерной лёгкой ухмылочкой. Да, он бичевал их с яростью и гневом, но никогда – с равнодушием. Стоило ли отдаваться этому процессу с такой страстью, не будь у писателя хотя бы крупица уверенности в том, что общество можно изменить? Разве стал бы он иронично взывать в предисловии к «Путешествиям Гулливера»: «Вот уже шесть месяцев прошло со времени выхода моей книги, а я не только не вижу прекращения всевозможных злоупотреблений и пороков… но не могу даже нигде прочесть, чтобы моя книга произвела хотя бы в одном случае действие, соответствующее моим намерениям!»?
Сильно преувеличена и мизантропия Свифта. Да, он говорил, что «надо обращаться с каждым человеком как с негодяем, не говоря ему этого, не бегая от него и не относясь к нему от этого сколько-нибудь хуже». Но он же никогда не отрицал наличия в мире достойных людей. Таким человеком выведен тот же капитан, который подбирает, уже окончательно спятившего от мизантропии, Гулливера.
Д. Свифт – А. Поупу:
«Я всегда ненавидел все нации, профессии и всякого рода сообщества; вся моя любовь обращена к отдельным людям… …я ненавижу и презираю животное, именуемое человеком, хотя от всего сердца люблю Джона, Питера, Томаса и т. д».
Да и приговор, вынесенный писателем человечеству, тоже содержит зерно надежды. Пусть Свифт отказывает человеку в звании «разумный», но оставляет за ним способность «быть разумным», а это уже не так мало.
Закат жизни сатирика были омрачен приступами умственного расстройства. Предчувствуя это, Свифт как-то указал на дерево с засохшей верхушкой и горько пошутил: «Вот так начну умирать и я – с головы».
Из письма Д. Свифта:
«Всю ночь я невыразимо страдал и сегодня ничего не слышу и охвачен болями. Я настолько отупел и потерял разум, что не могу объяснить, какие муки унижения переживает мой дух и тело. Все, что могу сказать, – я еще не в пытке агонии, но жду ее ежедневно и ежечасно. …Я едва понимаю то, что пишу. Я уверен, что дни мои сочтены, они должны быть недолги и жалки».
В 1742 году он перенёс инсульт, после чего, вплоть до своей смерти 19 октября 1745 года, пребывал в состоянии полной апатии – почти не разговаривал, оглох и плохо видел…
Но прежде чем окончательно потерять рассудок, Свифт успел закончить свои дела с присущей ему иронией и блеском. Почти всё своё состояние он завещал на постройку больницы для умалишённых (этот «Госпиталь св. Патрика» до сих пор является старейшей психлечебницей в Ирландии).
Д. Свифт, «На смерть д-ра Свифта», 1731:
Веселым был он до дня смерти.
Прошу вас — этому поверьте.
И небольшой свой капитал,
Чтоб дом построить, завещал.
А в доме том чтоб находились
Те, что безумными родились
Иль обронили где-то разум
На склоне лет, а то и сразу.
Обидной кажется издевка эта злая?
Прими ее, о Англия родная!
В своём «Завещании» Свифт особенно поиздевался над священником Робертом Грэттеном – чрезвычайным скупцом, который постоянно завидовал своему брату Джеймсу. Писатель завещал Роберту свою «вторую по качеству бобровую шапку», а также свой «железный ящик для денег и драгоценностей на том условии, что пользование этим ящиком будет предоставлено исключительно его брату Джеймсу на все время его жизни, ибо у него больше нужды в нём, чем у Роберта».
Свою эпитафию писатель тоже сочинил сам, и она стала лучшей характеристикой его кипучей натуры и главным завещанием:
«Здесь покоится тело Джонатана Свифта… где жестокое негодование не может уже более терзать сердца. Иди, путник, и, если можешь, подражай ревностному поборнику за дело мужественной свободы».
Что же касается актуальности «Путешествий Гулливера»… Многие могут спросить, а стоит ли читать столь старую книгу? Не потеряла ли свою остроту сатира, бичующая всех этих тори и вигов из Англии XVIII века?
Даже первые французские издатели «Гулливера» осмелились изрядно сократить 1-е путешествие. Они оправдывали это тем, что убрали частности, имеющие отношения к чисто английским делам. Свифт незамедлительно отреагировал, заявив, что если бы «сочинения Гулливера предназначались только для Британских островов, то этого путешественника следовало бы считать весьма презренным писакой. Одни и те же пороки и безумства царят повсеместно, по крайней мере в цивилизованных странах Европы, и сочинитель, имеющий в предмете только определенный город, провинцию, царство или даже век, не заслуживает не только перевода, но и прочтения».
И сегодня многие места из Гулливера ничуть не потеряли своей актуальности, а ирония Свифта – своего целебного яда.
Д. Свифт «Путешествия Гулливера»:
«Затем король пожелал узнать, какая система практикуется при выборах тех депутатов, которых я назвал членами палаты общин: разве не случается, что чужой человек, с туго набитым кошельком, оказывает давление на избирателей, склоняя их голосовать за него вместо их помещика или наиболее достойного дворянина в околотке? Почему эти люди так страстно стремятся попасть в упомянутое собрание, если пребывание в нем, по моим словам, сопряжено с большим беспокойством и издержками, приводящими часто к разорению семьи, и не оплачивается ни жалованьем, ни пенсией? Такая жертва требует от человека столько добродетели и гражданственности, что его величество выразил сомнение, всегда ли она является искренней. И он желал узнать, нет ли у этих ревнителей каких-нибудь видов вознаградить себя за понесенные ими тягости и беспокойства путем принесения в жертву общественного блага намерениям слабого и порочного монарха вкупе с его развращенными министрами».
«Достигнув власти, министр, в распоряжении которого все должности, укрепляет свое положение путем подкупа большинства сенаторов или членов большого совета; в заключение, оградив себя от всякой ответственности особым актом, называемым амнистией, он удаляется от общественной деятельности, отягченный награбленным у народа богатством».
«У каждого… вожака (еху – С.К.) бывает обыкновенно фаворит, имеющий чрезвычайное с ним сходство, обязанность которого заключается в том, что он лижет ноги и задницу своего господина и поставляет самок в его логовище; в благодарность за это его время от времени награждают куском ослиного мяса. Этого фаворита ненавидит все стадо, и …едва только он получает отставку, как все еху… во главе с его преемником, плотно обступают его и обдают с головы до ног своими испражнениями».
«Если какой-нибудь монарх посылает свои войска в страну, население которой бедно и невежественно, то половину его он может законным образом истребить, а другую половину обратить в рабство, чтобы вывести этот народ из варварства и приобщить к благам цивилизации».
«Заглушая в себе многие дарования, которыми наделила нас она (природа – С.К.), мы необыкновенно искусны по части умножения наших первоначальных потребностей и, по-видимому, проводим всю свою жизнь в суетных стараниях удовлетворить их при помощи изобретенных нами средств».
«Мне было бы гораздо легче примириться со всем родом еху, если бы они довольствовались теми пороками и безрассудствами, которыми наделила их природа. …Но когда я вижу кучу уродств и болезней как физических, так и духовных, да в придачу к ним еще гордость, – терпение мое немедленно истощается…».
***
Если вам понравилась эта статья, и вы не хотите пропустить новые, подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки, делитесь своими впечатлениями...
И ЕЩЁ! Желающие поддержать мой канал (а в нынешнее время это немаловажно) могут сделать это, использовав следующие платёжные системы:
- ЮMoney: 410014962342629
- Сберкарта «Мир»: 2202203636216329
- WebMoney (долларовый кошелёк): Z661808383457.
Автор: Сергей Курий