(Продолжение. Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/voennyi-letchik-ispoved-posle-poletov-vremia-vpered-638262f96d59ef51850eade2 )
ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ СИСМЕЕВ
На завтра метеослужба действительно не обманула. Утро оказалось светлым и, как обещали, тёплое. В начале восьмого, термометр показывал уже +18. Отправив свою родню по местам работ и занятий, я часам к десяти пошел в гараж, что бы запустить двигатель и выехать на машине. Я планировал сегодня заехать в военкомат и узнать как дела с моим «личным делом» и на всякий случай оставить свой телефон, что бы они могли сообщить мне о его прибытии. Далее мой путь лежал в ЦК компартии, где я, сдав талон, должен быть прикреплен к одной из районных партийных непроизводственных организаций. Круг моих интересов этого дня, завершался у багажного терминала жд станции Таллинн, куда по моим расчетам уже должен был прийти багаж, отправленный пассажирской скоростью более десяти дней тому назад из Новосибирска.
Придя в гараж, я убедился, что старенький, трехлетний аккумулятор, заряжен по максимуму, насколько ему позволяла его оставшаяся емкость. Поворот ключа зажигания на «старт» показал, что старина аккумулятор крутит исправно, но мотор при соответствующем уровне бензина в карбюраторе завывает, подобно скулящей собаке, но вспышки для запуска не дает. Пришлось почистить позеленевшие от времени контакты прерывателя распределителя зажигания, выкрутить и закрутить свечи, почистив их электроды. Попытка повторного запуска, показала, что все было сделано как надо, правильно. Мотор завелся, как сварливая теща, с пол-оборота.
Минут через сорок я был в здании РВК, где оставил свои координаты и получил указание, следующий раз, при оформлении пенсии и «Удостоверения офицера запаса», иметь при себе несколько фотографий размером 4х6. Далее, по указанному Петряевым маршруту, проехал и припарковался на автостоянке у ЦК Компартии. Дежуривший у здания милиционер, увидев, что я уверенно направляюсь ко входу главного храма и кумирни Марксистско-ленинской идеологии коммунистов Эстонии, ничего мне не сказал про оставленный автомобиль и пропустил во внутрь помпезного сооружения, облагороженного снаружи темными полированными плитами гранита. Сидевший в ближайшем уголке холла за маленьким столиком, в качестве дежурного по зданию ЦК, «товарищ по партии», учтиво поздоровался и первым подал руку для горячего «партийного рукопожатия». Затем, когда он узнал какие, проблемы привели военного «товарища» в их партийное логово, указал мне на ближайшую дверь и предложил пройти. За большой и тяжелой, оббитой коричневой искусственной кожей дверью, в просторном кабинете, заставленном металлическими шкафами и огромным несгораемым сейфом, сидел молодой, одетый с иголочки, аккуратно постриженный и с безукоризненно прилизанной прической, очередной партийный функционер. Его полированный стол, занимавший чуть ли ни четверть свободного пространства помещения, был идеально прибран. На нем кроме канцелярского стакана с десятком остро отточенных карандашей, да парой шариковых ручек, ничего не просматривалось. В момент когда я открыл дверь и вошел, он сидел в своем кожаном кресле с высокой спинкой, сложив на столе рука на руку, как послушный первоклассник на первом в своей жизни уроке в « День знаний». При виде меня он радостно оживился, вышел из-за стола и пошел ко мне на встречу, с рукой, протянутой для приветственного пожатия. Поздоровавшись, «товарищ», взял меня нежно под локоть и провел к стулу, стоявшему рядом с его рабочим столом. Когда я присел на указанное им место, он степенно обошел свою рабочую ниву, уселся в кресле и опершись локтями о столешницу, спросил о цели моего визита. Я выложил перед ним на стол свой членский билет и прикрепительный талон. Он сверил записи в обоих документах, а потом пристально посмотрел на меня и сравнил мою физиономию, с физиономией на фото в партийном билете. Разница почти в двадцать лет сказывалась убедительно. После этого, он еще раз уточнил место моего проживания, По партбилету проверив уплату мной членских взносов, порылся в каких-то своих записях, вернул мне красную книжицу и, по эстонски, замедленно и членораздельно выговаривая русские слова сказал: - «Мы Фас прик-репим, к фетеран-ской парт орканизаации. В ней секрет-арь, проверен-ный ком-мунист, това-рищ Одретта Карловна»,- и назвал мне какую-то длинную, трудно запоминаемую, не то эстонскую, не то шведскую фамилию (которую, простите, по прошествии многих лет я забыл. Позор мне, но я забыл своего партийного лидера!). Далее он продолжал: - «Я Фам на пума-ке нап-пишу ее адрес. Это от Пяэс – Кюлла не тале-ко. И ещо, я нап-пишу, что Фы поста-влены на учет».
Он написал на канцелярском листке-липучке, предназначенном для кратких заметок и записок, адрес и номер дома по улице Пярну-Маанте. А на обратной стороне, этого же листочка, он уведомлял Одретту Карловну в том, что новый член КПСС, по фамилии…, с партийным билетом №…., принят и поставлен на учет в руководимой ею партийной ячейке. Затем он указанное уведомление скрепил мастичным оттиском печати «Для пакетов», и как депешу вручил ее мне. На этом мой визит закончился. Выйдя из здания ЦК Компартии Эстонии, я с какой-то внутренней неприязнью, оценил всю эту напускную чопорность, и искусственную вежливость, с которыми мне только что пришлось столкнуться. В то время, я, как и многие из нас, даже не догадывался, что через несколько лет, именно такие холенные и вышколенные партийные функционеры, всех уровней и рангов, разворуют «золото партии», создадут сомнительные финансовые структуры и, перекрасившись из «пылающее красных» в демократов, диаметрально сменив идеологическую платформу и свои убеждения, станут акулами, недавно громко и публично осуждаемого ими «проклятого капитализма». Воистину. Человеческому цинизму, не бывает предела.
Оценив свои достижения, я с удовольствием для себя отметил, что с решением двух из трех задач, запланированных на сегодняшний день, мне удалось справиться. Повезет ли с третей? Спустя двадцать минут, в кассе грузового терминала жд вокзала, миловидная женщина меня приятно удивила, заявив, что мой багаж из Новосибирска, вот уже как двое суток, ожидает меня. И что я его могу получить прямо сейчас. Небольшой, но увесистый ящик с зимней форменной и штатской одеждой, книгами и разной мелочевкой, вроде инструмента и прочего, приобретенного за время полуторагодичной сибирской ссылки, легко поместились в багажник автомобиля и были сверху прихлопнуты крышкой.
Далее мой путь лежал домой. Я решил возвращаться по той самой улице Пярну Маанте, на которой живет еще незнакомый мне секретарь партийной ячейки, с трудно запоминаемой фамилией, но звучным именем Одретта Карловна. Поеду твердо решил я. «Авось» повезет и на этот раз?.
Я ехал не торопясь по прямой и тихой улице, идущей параллельно железнодорожному полотну, ведущему из города в южном направлении. Номер дома к которому я направлялся и которого, наконец, достиг, располагался с левой стороны моего движения и лежал практически в зоне отчуждения железнодорожного полотна. Был он одноэтажным, сборнощитовой конструкции, на два или даже три отдельных выхода. Возраст его примерно соответствовал моему. Такие дома, в первые, послевоенные годы строило Министерство путей сообщения для своих работников, в основном путейцев. Они строились тысячами по всей стране. Строили их, как правило, колониями, по несколько штук, вытянувшимися в одну линию вдоль путевого хозяйства. Обычно место такого строительства выбиралось на окраине города, где рельсы чугунки вырывались из городской суеты на вольный простор. Вот и эта колония была так построена, да только время ушло вперед, а вместе с ним и Таллинн далеко шагнул за прежние границы, оставив внутри себя анклавом, этот маленький, из нескольких старых домов, поселок. От проезжей части улицы дом отделял небольшой палисадник, огражденный ветхой, высотой в один метр, замшелой деревянной оградой. У выхода из веранды, одной из секций дома на лавке и вынесенных из квартиры стульях, сидело насколько человек преклонного возраста. Я подошел и спросил Одретту Карловну.
- Я, - ответила мне женщина, лет шестидесяти – шестидесяти пяти, с солидным стажем пенсионерки. Я объяснил причину своего появления и передал ей бумажку с записью, полученную в ЦК КПЭ. Она прочла написанное, и сказала:
- Очень хорошо. У нас сегодня, через двадцать минут, назначено партийное собрание. Если вы имеете возможность на нем присутствовать, то милости просим. Я вас прямо сейчас и представлю нашим партийным товарищам.
Говорила она, в отличие от партийного функционера ЦК КПЭ, на хорошем беглом русском языке, но при этом улавливался ее легкий и почти незаметный прибалтийский акцент. Пока мы с ней беседовали, незаметно, как на тайную большевистскую сходку, откуда-то, то ли из-за угла, то ли из-за кустов, а может даже уже из под самой земли-матушки, появилось еще три человека. Она сказала:
- Ну вот, кажется мы все и собрались. Пока отсутствует только один Таго Пыдр. Но он позвонил мне и сообщил, что уже вышел и скоро будет. Он живет не далеко. Не далее сотни метров, в соседнем доме, через дорогу наискосок. А вас всех, я прошу заходить.
Старые, а верней будет сказать «древние, большевики», встали и пошли в дом, прихватив с собой то, кто на чем сидел. Два коммуниста, вероятно еще ленинского набора, пытались занести лавку, на которой сидели они и еще одна пассианария, как я думаю, участница интербригад, в войне испанского народа с путчистом, генералом Франциско Франко. Лавка не поддавалась, цепляясь ножками то за высокий порог, то за дверной косяк. Старые большевики, нервничали и, действуя невпопад, не могли обуздать четырёхногое чудовище. Я подошел, взял лавку и занес ее в дом. Она была не так тяжела, как неудобна, из-за ее широко раскаряченных ножек. Наконец все расселись. Часы пробили четырнадцать. Одретта Карловна надела круглые очки-велосипед, аккуратно заправив за уши их мягкие крючкообразные дуги, и стала чем то похожа на одну из первых активных бойцов Российской Социал-демократии, соратницу В.И. Ленина по РСДРП - Землячку Розалию Самуиловну. Образ Розалии Землячки, запал в мою душу и засел в моей памяти на всю жизнь, после того как я восемнадцатилетним пацаном после поступления в Черниговское летное училище, впервые посетил методический кабинет кафедры «Марксизма – Ленинизма». Там на стенде я увидел ее фото, в стройном ряду других женщин, «суррогатных матерей русской революции», таких как: А. Колонтай, М. Спиридонова, Е. Брешковская, графиня Панина и мадам Биценко. Далее галерею романтических образов продолжали их соратники и партнеры по этому трудному и важному делу, мужики–доноры и осеменители русского революционного движения. Лев Троцкий (Лейба Бронштейн), Лев Каменев (Лейба Розенфельд), Григорий Зиновьев (Герш Радомышльский). Вслед им шли портреты по хасидски не бритых и не стриженных различных каких-то там Блюмов, Заксов, Розенбергов, Шнеерзонов... А завершал эту линейку пламенных борцов за счастье русского народа, как это ни странно, инородец - молодой грузин Сосо Джугашвили, более известный как И. Сталин. Одев очки, предводитель партийной организации, взяла какую-то тетрадь и сказав:
- «Начинаем перекличку» - стала по списку выкликать фамилии. «Товарищи по партии», кто поднятием руки, а кто просто тихим отзывом «Я», подтверждали свое присутствие. Одретта внимательным взглядом осматривала каждого откликавшегося, оценивая его боевой дух и физическое состояние, сверяла личность, на предмет ее соответствия, чтобы случайный лазутчик под чужим именем не проник в наши стройные партийные ряды. Покончив с одним, она переходила к следующему, действуя строго по отработанной методике. При этом вызывая коммунистов, она называла их как по фамилиям, так и по именам. Прибалтов она называла только по именам Урмас, Хейно, Хельге. Остальных инородцев по имени и отчеству: Гаврила Петрович и Аарон Борухович. Поверка была закончена в течение не более пяти минут. Отсутствовал только один коммунист – Таго Пыдр.
- «Ну что ж, семеро одного не ждут»,- сказала секретарь . И действительно, вместе с пока еще отсутствующим и идущим на собрание Таго, в организации по списку было всего семь человек. Две женщины и пять уже прилично потоптанных мужиков. Я был восьмым. Посмотрев на семерых своих однопартийцев, я прикинул, что их суммарный возраст составляет не менее 500 лет и они, все как один, еще готовы идти на «смертный бой». Мой вклад в эту суммарную возрастную копилку был весьма скромным и незначительным, всего каких-то там, неполных 44 года. Я осмотрел своих идейных единоверцев. Из «великолепной семерки» мне на сегодняшний день вспоминаются не все, а только особо выдающиеся. Хельге Курманен (финка, за семьдесят лет) запомнилась мне своим близоруки взглядом и толстыми как у Валерии Новодворской очками, а также тем, что она имела поразительное сходство с покусившейся, в далеком 18 году на жизнь великого Ильича, террористкой - Фаиной Каплан (Каплан Фейгой Хаимовной). Про это еще был такой кинофильм, «Ленин в 18 году», снятый Михаилом Андреевичем Ромом, как странно не евреем, а отпрыском дома Романовых, старшим сыном князя Андрея Александровича и его первой жены герцогини Елизаветы Фабрициевны Сассо-Руфо. Немного отвлеклись, но продолжим и закончим с Хельге. Характер спокойный, молчалива, не разговорчива. Такая на допросах не выдаст. Аарон Борухович Альтеншухер (махровый иудей, за семьдесят пять) полный мужчина, небольшого роста, глуховат, с длинным носом, большим ртом и вытянутой вперед нижней губой, отвисшей и скрученной в трубочку. Вмеру любознателен и разговорчив. В обстановке ориентируется уверено. Устойчив. Как только занял свое место, так сразу же, еще до начала переклички, стал засыпать. Таго Пыдр (эстонец за семьдесят лет) среднего роста и такого же телосложения, немногословен, совестлив, умеет слушать и подчиняться старшим по партийной иерархии. Характерный признак: не то плохо поставленный искусственный стеклянный, не то, крайне скошенный собственный, правый глаз, постоянно стремящийся заглянуть самому себе в ухо. Основной докладчик сегодняшнего парт собрания. Но на данный момент, уже более двадцати минут, все еще отсутствующий. Все еще идет, все еще в пути. Одретта Карловна (эстонка, а может быть даже, шведка). Кроме ее близкого внешнего сходства с Розалией Самуиловной, в ее повадках и поведении чувствовался многолетний опыт преподавателя математики и классного руководителя старших классов средней школы. А может даже, глубоко законспирированного и оставленного до определенного срока, концлагерного КАПО. Умеет хорошо и быстро считать в уме. Непримирима, и принципиально относится к любому проявлению нарушений партийной дисциплины, от кого бы оно не исходило. Глядя на эту ветеранскую ячейку, ее пламенных членов, я понял, что правильно было принято решение коммунистами об избрании Одретты Карловны своим партийным вожаком. Она не зря была рекомендована Орготделом ЦК КПЭ и единодушно избрана на общем собрании коллектива. В основу этого решения легло не только то, что она была моложе и проворней, каждого из членов этой первички, но в большей степени ее семейное положение, одинокой женщины, имеющей двухкомнатную квартиру, удобную для партийных сходок. Одретта Карловна, повела собрание, назначив себя председателем и секретарем одновременно. При голосовании: «Кто за? Кто против? Воздержался?» - это ее предложение было поддержано единодушно. И если бы даже, еще до сих пор идущий Таго Пыдр, выступил против, то все равно решение было принято на основании большинства голосов. Таковы принципы «Демократического централизма». Председатель собрания огласила повестку: «Песни Великой Отечественной войны», - докладчик Таго Пыдр» - А потом вдруг спохватилась: - А где Таго? Ах да. Он еще идет». Когда она оглашала повестку сбора «Песни Великой Отечественной войны», я или что-то пропустил или что-то не понял? А где же в повестке задачи коммунистов на выполнение планов стоящих перед Партией и Государством? Где новые вехи и новые горизонты, по которым нам надо ориентироваться и до которых надо дойти? Ничего этого не было. Может это возникнет само по себе, в ходе жарких дебатов и в процессе внутрипартийной полемики? - подумал я. А потом, она вдруг сказала.
- Товарищи, пока еще основного докладчика нет, есть предложение начать со второго, экстренно возникшего вопроса. Я хочу вам представить нового, молодого члена нашего коллектива. Однопартийцы обратили свой взор в мою сторону- Возражения есть? нет? Голосовать не будем.
Обращенные в мою сторону. взгляды «товарищей по партии», заставили меня подняться и выйти к столу президиума. В процессе моего краткого рассказа о себе и причинах появления на этом собрании, коммунисты сидели смирно и слушали. И лишь только глуховатый Аарон Борухович, приложив ладонь ракушкой к уху и повернув набок голову, постоянно со словами:
- А шо он говорит? Шо он говорит?- теребил своего соседа. Когда мой короткий доклад был окончен, председатель спросила присутствующих :
- Вопросы к товарищу будут? Все молчали и лишь только старый Алтершухер, беспокоя соседа уточнял:
- Шо она сказала? Шо она хочет?
- Она спросила, будут ли вопросы?- Ответил ему коллега .
- Ах да вопросы? Конечно, вопросы будут. Сказал старый иудей, как мне казалось, блудивший с Моисеем сорок лет по Синайской пустыне, а потом в середине двадцатых годов, с подачи того же, упомянутого ранее Троцкого, в составе четырехсот тысячной армии идейных бойцов, еврейской национальной партии «Бунд», кооптированной в состав РКП(б).
- А скажите товарищ полковник. Шо наша парт организация теперь будет военной, если вас сюда до нас прислали? И еще у меня до вас есть вопрос. Вы еще действующий, или уже того…?
- ТогО - ответил я.
Одретта Карловна попыталась объяснить глуховатому большевику, что никакой милитаризации в нашей парт организации не происходит. Пусть он не боится, все остается по старому. Алтеншухер, теребя соседа, пытался узнать, что сказала секретарь, но в этот момент отворилась дверь, и на пороге появился запыхавшийся и вспотевший Таго Пыдр. Он вошел в комнату, остановился и по-военному вытянувшись, поздоровался Одретта Карловна взглянув на него с выражением легкого презрения сказала:
- Товарищ коммунист Пыдр. Вы нарушаете партийную дисциплину, Вы опоздали, и чуть было не сорвали нам собрание. Я, как секретарь, вынуждена сделать вам предупреждение.
- Есть, предупреждение. Простите я больше нее буду, ответил докладчик, по пропущенному первому вопросу. Видя, что секретарь что-то выговаривает опоздавшему, глухой Аарон, выбивал из своего соседа, содержание разговора этого воспитательного процесса. Он снова со словами «Шо, шо она сказала?» теребил партийного друга. Тот с раздражением ответил:
- Да она ему выговаривает за опоздание.
Расслышав, из сказанной соседом фразы, только корень от слова «выговаривает», он истолковал это по-своему, и тут же сорвался, громко заорав, проявляя активность и партийную принципиальность:
- Правильно, правильно. Так ему, негодяю… Так ему и надо. И не просто «выговор», а «строгий выговор», да еще «с занесением», что бы знал, и впредь больше не опаздывал. Давайте за это проголосуем. Кто ЗА ? Я-За!
И единственный, поднял руку. Его еле-еле успокоили, объяснив, что Таго отделался только предупреждением. Что бы покончить с первым вопросом, Одретта Карловна взяла заключительное слово и сказала:
- Вы посмотрите, как растет наша партия ?. Только сегодня за один, день наша партийная ячейка выросла, (она подняла глаза к потолку, что-то считая в уме, прикрыв один глаз) сразу на 14%. А как это выглядит в масштабах всей нашей страны? А что же Таго? Если учесть время от его телефонного звонка, сообщившего, что он уже вышел и идет, и времени прошедшего с начала собрания, то получалось, что наш боевой товарищ спешил на партийный сбор ровно тридцать минут, пройдя за это время чуть более сотни метров.
Пыдр, прошел к столу президиума и положил на него принесенные им несколько грампластинок в потертых конвертах и какой-то маленький чемоданчик. По отверстию в боку чемоданчика и лабиринту, уходящему в его нутро, я определил и понял, что наш товарищ Таго принес старенький механический патефон. Председатель собрания, предоставила Пыдру слово для выступления по первому, пропущенному вопросу, а сама присела. Таго разложил свой патефон. Вставил патефонную иглу и поводив по ней мочкой большого пальца настроил максимум звука, а после этого сказал:
- «Сефо-тня, мы с фами фспом-ним, какие песни мы пели в коды нашей борь-пы с фашис-мом».
И все. И на этом его выступление по первому вопросу повестки дня закончилось. После этого он поставил первую, пробирающую морозом по коже «Священную войну» Г.Александрова. Пока звучала музыка песни, он по своим записям отыскал очередную пластинку. После «Вставай страна огромная», в определенной последовательности прозвучали «Землянка», «Темная ночь», «Давай закурим» и так далее. Песни по мере перелома в ходе войны приобретали все более светлый и радостный оттенок. Когда история говорила о скором окончании войны, то патефон, хрипя по заезженной пластинке затупившейся иглой, спел нам «Последний бой» и «Бери шинель». Первые дни Великой Победы были ознаменованы казаками лихо ехавшими по Берлину, да призыв к любимой встречать, покрепче обнимать. Апофеозом нашего прослушивания в этом концерте, естественно стал «День Победы» Давида Тухманова. Концерт закончен. Эти старые люди еще раз пережившие в памяти времена ужасной войны, продолжали сидеть молча. Каждый из них думал о своем, сокровенном.
Расходились ветераны собрания, как с большевистских майовок, тихо, незаметно и по-одному. Когда мы с Одреттой Карловной остались одни я сказал ей, что должен уехать, возможно, на несколько месяцев, поэтому чтобы не было технического отрыва от партии, я предлагал ей принять мои партвзносы на несколько месяцев вперед. На это она не возражая, согласилась.
Я вернулся домой в начале четвертого. На душе было легко и радостно от удачно проведенного дня. Я сегодня был на партийном собрании ячейки, на которую больше никогда в жизни не пойду, но которая мне дала возможность увидеть воочию и еще раз убедиться каким никчемным в старости становится человек. Пусть он даже с партийным билетом у сердца. И пусть на этом собрании не было принято никаких исторических решений призывающих идти вперед. Не поставлено никаких задач на ближайшую и дальнюю перспективу. Но они все вместе, и каждый из них в отдельности, для себя знали свою личную цель – следующее партийное собрание, до которого в таком возрасте еще надо дожить. Да. Старость для человека это - просто беда.
(Продолжение следует)