- Я боюсь! - плакала маленькая Лира. - Папа! Я боюсь!
Мужчина грустно улыбался и гладил дочку по голове. И молчал. Что-то говорить было бесполезно. И поздно. Дочь уже написала. Несколько строк. Но их хватило.
Лире было всего десять лет! Она знала, знала, что нельзя писать, не обдумав мысль. Но, как часто бывает с детьми, просто “не подумала”.
Строки не стирались. Не вырывался лист. Его невозможно было сжечь. На него не действовало ничего. Как и всегда в таких случаях.
И теперь отец с дочкой со слезами на глазах смотрели на несколько строк, лежащих прямо перед ними. Лира просто делала уроки. Просто переписывала задание в тетрадь. Просто задумалась и допустила мысль. Представила.
А рука, державшая ручку, уже сама выводила буквы.
“Этой осенью все изменилось. В тот самый миг, когда Нэй не вернулся домой. В тот миг, когда в дверь постучались чужие…”
- Когда спросят, скажи, что это был я. - вдруг пробормотал отец девочке. - Скажи, что это был я.
- Но строки в моей тетради! - всхлипнула Лира. - Твое имя в моей тетради!
Девочка вскочила, отчаянно глядя на отца.
- Я ведь знаю правила, пап! Я знаю! Такие, как я, писатели, опасны! То, что я напишу- сбудется. То, что я придумала - нельзя изменить. Уже осень, пап! - девочка закрыла глаза руками и закричала. - Уже осень!
***
Лира открыла глаза, прогоняя остатки сна. Да уж, не самые лучшие воспоминания к ней приходили этой ночью.
Девушка вздрогнула, прогоняя мурашки. Больно было до сих пор. А в воспоминаниях всегда страшно, сколько бы времени не прошло.
Так, вдох-выдох. Спокойно, Лира. Не позволяй фантазии просыпаться. Не сейчас.
Девушка подошла к окну и открыла шторы. Лунный свет залил аскетично обставленную комнату.
С тех пор прошло много лет. Ей больше не десять. Но дар по-прежнему жжет пальцы.
В маленькой квартирке Лиры нет ни единой ручки. Нет тетрадей. Нет альбомов. И даже телефон допотопный - кнопочный. Она приложила все силы, чтобы лишить себя возможности писать.
“Интересно, существует ли мир, где фантазии не сбываются?” - мелькнула в голове девушки мысль. - “Есть ли мир, где писать - можно?”
Руки свело судорогой, и Лира задержала дыхание. Не воплощать фантазию было больно физически.
Но вариантов не было. Нет, конечно же некоторые просто писали для себя. Не показывая другим. Однако же Лира знала - опасно даже так. Стоит лишь хоть кому-то увидеть текст, написанный человеком с даром, он обязательно сбудется.
Как тогда, в детстве.
Тетрадь увидел отец. И написанное стало невозможно уничтожить до того момента, пока оно не сбудется.
Нэй, ее любимый папочка, исчез без следа ровно через два дня.
Лиру вырастила тетка.
И девочка никому и никогда не сказала, что именно она виновата в этом происшествии. Она так хотела что-то еще написать про отца, но воображение никогда не поддавалось контролю. В том дар, в том проклятие - ты не знаешь, что напишешь в итоге.
Та маленькая напуганная девочка выросла.
А дар не исчез.
И Лира стала учиться его не контролировать, нет, это невозможно, - ограничивать. И скрываться. Каким-то чудом - по-другому и назвать нельзя - ей удавалось скрываться от Охотников.
Работать под препаратами на государство, а потом подыхать в мучениях через пару лет, не хотелось. Если дар ее и убьет, так пусть хотя бы по ее желанию и воле.
Лира пробовала нафантазировать другой мир. Пыталась нафантазировать то, чтобы ее дар исчез.
И не могла.
Мысли стопорились, замыкались на какой-то глупости, как будто этот странный механизм совершенно не желал подчиняться хоть какому-либо осознанному желанию. Достать препараты для контроля фантазий, не выдав себя Охотникам, невозможно. А пользоваться чем-то из подполья, Лира не рисковала. Никто не мог гарантировать, что там именно то, что ей нужно, а не обычная наркота.
Девушка смотрела на залитый лунным светом город и вспоминала.
Вся ее жизнь строилась на том, чтобы не навредить. Не писать. Не создавать ничего нового. Не менять старое. Она убивала в себе все чувства, шаг за шагом. Нет чувств - нет воображения.
Но кто бы знал, как она устала!
Быстрый взгляд вглубь квартиры. Одинокая кровать посреди комнаты и шкаф с минимумом вещей у стены. В ванной комнате зеркало и полочка с расческой и шампунем. На кухне тоже лишь самое необходимое.
После того, как Лира написала фразу о соседке на запотевшем стекле окна, она не доверяла даже самой себе.
Лира устала. Устала молчать. Ей нужно было писать. В голове роились, сталкивались и больно жалили ненаписанные идеи. В голове взрывались, создавались и разрушались миры. И от этого не спасали никакие таблетки.
Лира больше не могла терпеть.
Никто ведь не увидит, если не будет заходить в квартиру, верно? Нет читателя - не сбудется написанное!
И девушка выдохнула, отпуская себя.
Комната была пуста.
“Не пуста. Чиста!” - мелькнула шальная мысль.
Лира широко улыбнулась. Возможно, она слегка сошла с ума. Но ведь на стенах тоже можно писать, верно? Немного неудобно, но можно! Чем?
Девушка повела головой, позволяя мыслям искать любую, даже самую бредовую возможность. И ведь нашла!
Руки слегка тряслись, когда Лира потрошила старую косметичку. Вот он! Почти засохший карандаш для глаз! Ничего, подойдет. Ведь подойдет?
Первые, но далеко не последние, строки зазмеились по серым обоям. С каждым словом уходила в небытие боль. Лире хотелось плакать от облегчения. Она даже почти не читала, не осознавала - что именно пишет. Просто черкала, все быстрее и быстрее, повинуясь гласу воображения, что так долго томилось взаперти. Мысли бежали чуть быстрее рук, но это Лиру не останавливало. Некому было замечать редкие помарки.
***
Когда через пару дней Охотники взломали дверь ее квартиры, Лира встретила их улыбаясь. Охотники знали о писателях почти все. И даже носили специальные очки, мешающие читать какой-либо текст, искажая его до неузнаваемости.
- Вы знаете, что значит мое имя? - хрипло от долгого молчания спросила девушка.
Охотники не ответили. Но ей и не были нужны их ответы.
- В древности существовал такой музыкальный инструмент. - продолжила она, улыбаясь шало. - Музыке не нужны слова, чтобы рассказать историю.
- Отложите все пишущие предметы в сторону. - сухо приказал один из Охотников. - И проследуйте за нами.
Лира рассмеялась и продолжила говорить, как будто не слыша его слов.
- А вы знали, что писателю, при определенном уровне дара, не нужно писать, чтобы воплотить фантазию? - она отчаянно улыбнулась, вспоминая свои когда-то первые строки и заговорила. - “Этой осенью все изменилось. В тот самый миг, когда Охотники ворвались в дом писателя. В тот миг, когда писатель заговорил. В тот миг, когда истории стали не нужны буквы, чтобы увидеть свет…”
Лира говорила и говорила. И пусть ее голос чуть хрипел, а глаза блестели опасно, лихорадочно, она рассказывала ровно, певуче, как будто читала. И никто из Охотников не мог даже с места сдвинуться, завороженные историей.
Рассказом о мире, которые творили писатели. О мире, который больше никто не мог контролировать. О мире, в котором отныне и навеки воцарился хаос.
Мире под властью воображения…
