ПАДАЛ СНЕГ...

Евгений АФАНАСЬЕВ
ПАДАЛ СНЕГ...
Иван постучал в дверь сначала робко, потом более настойчиво. Ему не спешили открывать. Тогда он вытащил из-за голенища валенка нож и просунул его лезвие в щель между косяком и дверью. После недолгих усилий крючок выскочил из дужки, но дверь все равно не открывалась. Она была еще подперта. Поленом, наверное.
Иван сплюнул от отчаяния. Приложил ухо к двери и прислушался. Из глубины избы доносились женские крики и стоны. Иван понял, что его сестра Зинка опять занята, но он не знал, сколько ему еще придется мерзнуть на крыльце.
«Это, значит, сколько их там в избе?» - спросил себя Иван.
Еще когда живы были отец и мать, Зинка показывала, что слаба на передок. Она начала скрестись с мужиками лет с тринадцати, пожалуй, правда, тогда это происходило на их, так сказать, территории, а сейчас, когда родители погибли, Зинка водила их к себе. Пачками. Зинка переспала со всеми деревенскими ухарями, шефами, подшеф¬ными и просто залетными птахами мужского пола, которые появлялись в окрестностях ее родной деревни с красивым названием Майская - больше ее в этой жизни ничто не интересовало. Одни уходили сразу же, едва получив от Зинки свое, другие задерживались на недельку-другую.
Иван не вмешивался в жизнь сестры, как, впрочем, и она не интересовалась им. Год назад, вернувшись с похорон родителей, они сразу же договорились об этом, точнее, так решила Зинка.
«На тебе теперь будет все хозяйство, - распорядилась она. - Дрова, сено заготавливаешь, за коровой, гусями смотришь. Садить и убирать огород будешь, воду носить, а если мне некогда будет, то и в избе убираешь- ся, понял?»
Иван росточком вышел небольшим, здоровьем хилым, тихим, стеснительным по натуре, а сестренка его выма¬хала под метр восемьдесят, крупной, поэтому Иван не стал ей перечить. Если честно, боялся он ее как огня. Попробуй, скажи ей что наперекор! Отметелит так, что забудешь как зовут.
Осенью вот этой случай был, поехал Иван в район на базар овощи продавать. Да на радостях, что у него все раскупили, купил себе пару шоколадок импортных, уж очень он любил сладкое. Так Зинка встретила его поленом. Неделю провалялся, чудом жив остался... Короче, Иван не рисковал перечить Зинке, все терпел, как тварь бес¬словесная. Зимой, как она и велела, по двору хлопотал, а летом еще на огороде пахал, овощи выращивал, хорошо, что с поливом было легко - дом стоял на берегу реки. С утра вкалывал, массу дел за день переделывал, к ночи с ног валился, а сестре все равно редко угождал. К ночи у нее мужики только собирались, только водкой и вином желудки набивали, только время наступало любовью заняться, а тут этот придурок потерянный, Ванятка, на порог ступал, всю картину портил. Ну как ему бока не обломать! Хорошо еще, если есть только не даст, а то огреет чем не попадя несколько раз да на улицу выбросит...
Иван изрядно продрог, притопывал на крыльце. На улице было не меньше тридцати градусов мороза. Ивану надоело скрестись в дверь, он повернулся к ней спиной и стал долбить ногами. За начавшимся шумом не услы¬шал, как полено из-под двери выдернули, и она распахнулась. В этот момент Иван заносил ногу для очередного удара и, не найдя опоры для ноги этой, качнулся, замахал руками и полетел лицом вперед.
- Чего долбишься, придурок?! - набросилась на него сестра. - Неужели так трудно немного подождать, пока я освобожусь. Ни стыда, ни совести. Как же ты мне надоел!
- Я это... ждал, - виноватым, тихим голосом произнес Иван. - Я замерз и хочу есть. Он поднялся и отряхнул себя от снега.
Зинка держала одной рукой халат на груди, чтобы тот не распахнулся, а другой подперла бок. От нее несло перегаром и чесноком.
- Есть?! - От слов брата ее опухшее и помятое лицо исказилось. - Я сейчас тебя накормлю, больше не за- хочешь. От слов к делу Зинке не дал перейти мужик, вышедший из дальней комнаты. Это был настоящий громила, наверное, больше двух метров роста, совершенно голый и с волосатой грудью.
- Кто там кайф нам ломает, Зинка? - прорычал он.
- Да один местный придурок приперся, лешак ему в задницу, хлеба просит, - ответила ему Зинка. - Скажи ему, Ленечка, что здесь не столовая. Смерив Ивана взглядом, громила согласно кивнул.
- Сейчас я ему объясню все популярно, только штаны надену.
- Неужели без штанов нельзя выбросить этого придурка? - заворчала Зинка. - Проучи его хорошенько, чтобы он знал свое место.
Громила был не из местных, иначе Иван бы его знал. Местные мужики, которые ходили к Зинке, Ивана не били, некоторые даже приглашали за стол. Сейчас же дело могло плохо кончиться - Иван дышал Ленечке в пупок. Ничего другого не оставалось, как попятиться к выходу.
- Я это, значит, живу здесь, товарищ, - пробормотал громиле Иван. - Домой я пришел, значит. Зинка всплеснула руками, недобро усмехнулась.
- Живет он здесь, ага?! Ты слышал, Леня? Что я тебе говорила, он уже, оказывается, живет тут. Убери его или ты хочешь, чтобы он занял твою половину кровати, а?
- Пошел вон, козел! - прохрипел Леня и стал наступать на Ивана. - Сегодня здесь не подают и приют не дают. Занято! Когда я уйду, ты будешь первым, кому я сообщу об этом. Топай отсюда, занимай очередь, козел паршивый!
Леня взмахнул рукой. Его увесистый кулак просвистел в миллиметрах от носа Ивана, но не задел его. Леня просто брал на испуг. Почесал затылок. Поинтересовался:
- Ну так как, ты сам уйдешь или тебе помочь это сделать?
- Зина, как же это? Из собственного дома меня? - взмолился Иван, но не договорил. Сестра перебила его.
- Уходи, и чтобы тобой здесь не пахло, от тебя навозом за версту несет. Если негде ночевать, устройся в пригоне. Обнимись с коровой и трахни ее, тем более, что тебе давно пришло время стать мужиком. Парню за двадцать перевалило, а он еще ни с одной бабой не переспал.
И Зинка пьяненько рассмеялась своим собственным словам.
- Зин, дай хоть хлеба. - Из уголков губ Ивана потекли слюни.
- Ты слышал, что тебе сказали? - грозно переспросил Леня. Снова сжал кулаки.
- Зина.. - начал было снова Иван скулить.
Леня не дал ему продолжить. Схватил его за грудки, одной правой оторвал от пола и как следует тряхнул. Глаза Ивана расширились и потемнели от испуга. Он даже не защищался. А, может, и не хотел. Между тем, Леня вошел во вкус, ударил Ивана головой о стену. Тот вскрикнул от боли.
- Ты сам этого просил, козел, - Леня разжал пальцы. - Повторить?
- Как же так?.. Зачем? - Слезы градом катились по щекам Ивана.
Он выполз из избы, буквально, на четвереньках. Слезы продолжали катиться из глаз. От боли, от бессилия, обиды.
«Я, значит, я...» - только бормотал Иван.
Он молил себе смерть, давно молил.
Ну почему этот мужик, Зинкин ухажер, не убил его?
Иван хотел принять быструю смерть, а не умирать медленно.
Кутаясь в фуфайку, Иван тихо брел по улице Начинался снег. Большие, лохматые и холодные снежинки сади¬лись на лицо, лезли за воротник. Они хоть знали, зачем идут на землю. А куда шел он, Иван?
Деревня еще не спала. Окна почти всех домов светились. Кто кушал, а кто уже смотрел телевизор. Иван очень любил смотреть телевизор. Хотя и показывают по нему неправду, а все равно интересно, дивно как-то... Но телевизора в избе Ивана не было. Его уже давно смотрели соседи, а Зинка тоже давно сдала пустые бутылки.
Иван остановился около предпоследнего на этой улице дома. Его окна были занавешены одеялом, сквозь которое пытался пробиться тусклый свет. Иван в нерешительности потоптался у калитки, потом прошел к дому и осторожно пальцем постучал в окно. Никто не выглянул. Зато вскоре скрипнула дверь в сени, и из-за входной двери раздался хриплый, полупьяный старческий голос:
- Кто тама?
- Это я′ - крикнул Иван, направляясь быстрым шагом к крыльцу.
- Я дома, - ответили ему уверенно. - А ты кто, я спрашиваю?
- А, Иван я, Снегирев Иван, дядя Коля. Знаете такого парня?
Громыхнув засовом, хозяин дома приоткрыл дверь и высунулся из-за нее.спросил:
- Ты как ко мне, по делу или так?
Иван переминался с ноги на ногу, старался сжимать зубы плотно, чтобы они не стучали. Мороз достал его, фуфайка уже не грела, да и где ей было греть-то: левый рукав наполовину был оторван.
- Э, парень, да ты совсем замерз, проходи в хату, там и разберемся в вопросах политики. Иван не заставил себя упрашивать.
- Ага, - с готовностью согласился, кивнул. - Спасибо, дядя Коля. Закрывая дверь на засов, дядя Коля поинтересовался:
- Сестра опять выгнала из дома?
- Ага, - снова согласно кивнул Иван.
- Вот, сука, брата родного... - матюгнулся, не найдя нужных слов, старик и махнул рукой. - Ты сам виноват. Так тебе и надо. Давно показал бы ей кузькину мать.. Нет, ну я бы тебя понял, если жена она тебе была, мать там, а то сестра. Будь я на твоем месте, знаешь, где б она у меня сидела? Во! - Старик сжал руку в кулак и потряс им. - А вякнуть бы посмела, сразу же между глаз получила бы. Да за такую падлу, как твоя Зинка, не грех и отсидеть.
Иван замотал головой, замычал.
- Не-е, как же это, родной же человек. И грех это на человека руку поднимать. Мама говорила, что тот, кто обижает других людей, обязательно после смерти попадет в ад, и их там на сковородке жарят.
- Дурак ты, Ванька, не зря вся деревня тебя таким считает. В сказки всякие веришь, ходишь, слюни вечно распустив. Каждый в тебя плюет, а ты только утираешься. Сестра родная в батраки записала. Ты ишачишь на нее день и ночь, а она тебе хоть рубаху какую справила? А, что молчишь?
- Когда мама с папой живы были, у меня много одежды было, - как-то гордо сказал Иван, потом, подумав, добавил: - Это, да мне и не нужна она больно. Меня бы только не били, мне бы кусок хлеба дали и фуфайку было
бы где расстелить...
Иван грустно посмотрел на старика, понурил голову, обхватил ее руками. Уткнулся взглядом в пол, плакал. Он
всегда плакал, когда его жалели. Слезы сами собой текли по щекам, а он, как ребенок, растирал их кулаками. Старик подошел к Ивану, обнял его, похлопал по плечу.
- Ладно тебе, будет. Я ведь так, ты не сердись на меня. Обидно просто за тебя, пропадаешь ты, так и сгинешь, эх, мать твою!
Старик прошел к тумбочке, открыл, вытащил оттуда полбанки самогона, выставил на стол. Очистил луковицу, порезал, кусок хлеба достал, переломил.
- Давай, что ли, по маленькой, душу и тело согреем, - предложил старик. - Слышь, Иван? Иван оторвал голову от ладоней, посмотрел тупо на старика, поднялся, натягивая ушанку.
- Не, домой я, погрелся и все, - выдохнул он.
- Выпьем по сто граммчиков, и пойдешь, - продолжал настаивать старик. Хотелось ему хоть что-то сделать приятное для этого парня. - До дома ведь тебе далековато, а примешь и не замерзнешь, благополучно дойдешь.
- Правда? - недоверчиво спросил Иван.
- Вот тебе крест, чудак, - улыбнулся ему старик, пододвинул ему стакан, взял свой, сказал: - Будем? Иван взял свою порцию, повертел в руках.
-Ага.
Старик выпил одним глотком, крякнул.
Иван не допил, задохнулся, закашлялся, забрызгал слюной.
- Фу, какая гадость, - застонал. Но все же допил, передернулся Схватил кусок хлеба, откусил и жадно заработал челюстями, прикончил лук. Вздохнул: только желудок растравил. Смел крошки со стола в ладошку, отправил их тоже в рот.
- Это, значит, а в город мне нельзя, — тихо проговорил Иван. - Там много людей и машин, говорят, я это, значит, растеряюсь там, пропаду. Нет, в город мне никак нельзя. Старик налил еще по одной. Посидели,поговорили. Иван засобирался, поднялся с табурета.
- А то оставайся у меня на ночь, - предложил старик - Живу я один, места много. Матрац есть, постелю тебе на полу.
- Не, нельзя мне, завтра, значит, рано надо вставать, корову доить надо. Зина рассердится, если встанет утром и на столе парного молока не будет. Пойду я.
- Твое дело.
Иван застегнул фуфайку, завязал шапку и вышел в ночь.
- Заходи! — крикнул ему вслед старик.
-Ага.
Иван шел, улыбался самому себе. Ему было хорошо, так хорошо ему давно не было. В голове все шумело. Только вот во рту начинало пересыхать, это Ивану не понравилось. Он смочил рот слюной, гонял ее между зубов, сплюнул, утирая губы и подбородок рукавом.
Иван не заметил, как дошел до дома, перемахнул через низенький заборчик, зашел на крыльцо. Ему так не хотелось заходить в этот дом, но больше идти было некуда. Глаза начинали уже слипаться.
Сестра в сенях справляла нужду, слышно было, как струя билась о край ведра. Иван обрадовался, что не нужно стучать ногой в дверь, достаточно костяшек пальцев. Однако Зинка на этот слабый стук не откликнулась. Тогда Иван подал голос:
- Это я, Зин, не балуйся, открывай.
- Чего снова приперся? - рявкнула из-за двери сестра. - Я тебе где сказала сегодня ночевать?! А? Убирайся!
- Так ить, это, значит... - зашмыгал носом Иван.- Простыну я в пригоне. Холодно.
- Да хоть замерзни ты, придурок! - ответила сестра. - Отдохну хоть от тебя. Иди отсюда, или я тебя очень сильно побью.
- Бей, бей, только не гони меня, некуда мне идти, - умоляюще простонал Иван.
Слова брата взбесили Зинку. Распахнула дверь и замахала перед ним сковородой. А Иван даже не поше¬вельнулся, не попятился. Стоял как стоял, только голову понурил. Самогон капельку храбрости ему придал. Ну пошумит сестра, ну ударит, а никуда не денется, впустит в дом, разрешит переночевать.
- Куда я пойду, некуда мне, - бубнил Иван.
- Ах, пенек засранный, ты не понимаешь русских слов, да? - расходилась Зинка. Она хорошо накушалась, ноги едва держали ее. - Сейчас я тебе покажу. От рук совсем отбился, обнаглел, бояться меня перестал, куда это годится? Я тебе сейчас так врежу, запомнишь...
И замахнулась на брата сковородой, опустила ее ребром на его голову. Один раз, другой. Хрусть! На лице Ивана маской застыла глупенькая улыбка. Мутные глаза стеклянными сделались. Охнул он своей куриной грудью, кровь из горла фонтаном забила. Иван закачался и упал лицом в снег. Снег вокруг головы стал алеть.
- Ах, скотина, ты поиграть со мной захотел, да, запритворялся. Уверяю тебя, это только начало. Вставай, приду¬рок! - рявкнула Зинка и пнула брата.
Пнула и попятилась. Как Иван лежал, так и остался лежать, только тело его от удара сестры слегка оторвалось от снега на мгновение.
- Э-э, придурок, ты чего это? - растерянно протянула Зинка. - Ты не шути так, не надо... Не хотела я! Я же попугать только, проучить... Я же не знала ...
Зинка заметалась, голова вроде прояснилась, хмель куда-то выскочил. Что же теперь делать, Господи? Не садиться же из-за этого придурка в тюрьму? Деть его куда-то надо. Здесь лежать будет, все поймут что к чему. Но куда, куда?
Зинка заскочила в дом, накинула на себя пальто, первое попавшее под руку. Так... Так... «Река рядом же!»» -осенило ее. Сегодня только из проруби воду брали, не должна так быстро замерзнуть.
Сестра схватила брата за ноги, поволокла, как лошадь, через огород к реке, несколько раз останавливалась, чтобы дух перевести, заодно и платок поправляла, то и дело съезжавший на глаза.
«У, какой тяжелый, а на вид был, как пушинка, - стонала про себя Зинка, скрипела зубами от натуги. -Будто камней нажрался, зараза».
Помаленьку разыгрывалась метель, бросая охапки колючего сухого снега в лицо, заталкивая его под пальто. У проруби Зинка бросила труп брата, утерла вспотевший лоб. Потом снова наклонилась над ним.
Труп в прорубь заталкивала головой, по пояс вошел, а дальше никак, ноги растопырил, никак не соединить. Вытянула Зинка обратно труп брата из проруби, ногами вниз решила его опускать. По плечи удалось затолкать, только теперь голова никак не хотела исчезать в проруби. Зинка наступила каблуком на темя брата, вдавливала его в ледяное окошко, пинала - безрезультатно.
«Черт, - выругалась она, - топорик надо было захватить. По частям его в реке легче спрятать. Семь бед - один ответ».
Макушка брата продолжала торчать надо льдом. Брат смотрел на сестру стеклянным взглядом. Рот был рас¬крыт в немом крике. Зинку взяла оторопь. Еще немного и ноги подкосятся от испуга и выпитого.
Долго Зинка возилась с телом брата. Наконец, ей удалось упрятать его в проруби полностью, присыпала кровяной снежок
До дома бежала без остановок. Остановилась только когда влетела в сени и дверь на крючок закрыла. Вздох¬нула облегченно.
Ну все, теперь ей никто никогда мешать не будет.
Под умывальником отмыла от крови руки, и тут заметила, что пальто тоже основательно испачкано. А ведь всего несколько раз его надевала. Надо ж было именно ему попасться под руку. А-а!
Зинка быстро вылезла из него, затолкала в печку и подожгла. Когда огонь обхватил пальто со всех сторон, подошла к столу, вылила остатки водки из бутылки в стакан, выпила, закусив ложкой хреновины.
- Ух, какая ты холодная, - сонно поежился Леня, когда Зинка улеглась рядом с ним в кровать. - Ты где шлялась, подруга? Зинка приложила палец к его губам.
- Спи, спи. К соседке я бегала. Завтра проснемся, надо же нам будет опохмелиться. Вот за бутылочкой и бегала. Леня положил ей на грудь руку и сжал ее.
- Дело придумала, молодец, — довольно пробормотал он.
Зинка плотнее прижалась к Лене, уткнулась носом в его волосатую грудь и, не прошло и минуты, захрапела...
12-13 ноября 1994 г.,
г. Тверь