Женская мечта о надежном тыле, о крепком плече мужчины, который защитит и подстрахует в нелегкие времена, у великой русской поэтессы Анны Ахматовой реализовалась таким образом, что сбежав от востоковеда Шилейко (см.здесь), она оказалась в гимнастических лапах объятьях атлета и искусствоведа Николая Пунина, ставшим ее неофициальным третьим (после Гумилева и Шилейко) мужем.
Who is mr. PUNIN?
Рожденный в 1888 году - году с тремя восьмерками (символ бесконечности) - мальчик Коля с Гельсингфорса был заточен на высокие материи и не хотел обыденности воинских буден. Надо заметить, что у папы мальчика Коли, военного врача Николая Михайловича Пунина, детей было пятеро - четыре сына и дочка Зиночка.
Так вот все они, кроме Коли, отдали долг Родине, получив военные профессии, воюя на фронтах Первой мировой, даже Зиночка бесстрашно служила сестрой милосердия в госпитале на передовой, а Коля хотел гулять, творить, мечтать и сочинять. Чем в общем-то он всю жизнь и занимался. Пробовал себя в живописи, рифмотворчестве, беллетристике, но дальше среднего уровня никак не выходило.
Это очень бесило юношу Николая, и он яростно тягал гантели, стараясь выделиться среди сверстников незаурядной гимнастической формой.
Впрочем, тут подоспели события, который объединили вот таких Коль в кружки "Оч.умелые ручки", целью которых было разрушение хорошей и доброй страны по имени Российская империя. Но чего не сделаешь, чтобы вырваться в "первые ряды" и "всласть полакомиться властью", даже родную страну не жалко порушить. Одним словом, Коля Пунин записался в "революционерчики", сделался "левым" гимназистом, активничал на импровизированных митингах.
Осенью 1905 года участвовал в "химической атаке" на директора гимназии - ученики жгли серу в коридорах, призывая к срыву занятий, за что был даже исключен из alma mater (правда, временно). Характерный штрих к поведению юноши Пунина - восхищаясь поэзией Анненского, ставя его выше всех поэтов того времени, Коля не преминул "шпынять" и унижать того самого Иннокентия Федоровича, который служил.... именно тем директором Царскосельской гимназии.
Коля-Комиссар
После революции Пунин чувствовал себя, как рыба в воде, ныряя по красным управленческим структурам и активно пропагандируя новое революционное искусство - искусство авангарда. Стал членом Петроградского совета, был правой рукой наркома просвещения Анатолия Луначарского, возглавил Петроградский отдел изобразительных искусств Наркомпроса.
А еще исполнял должность комиссара Русского музея и Эрмитажа, участвовал в формировании их коллекций и новой выставочной концепции, возглавлял редколлегию газеты "Искусство коммуны", в которой активничали друзья-кубисты-футуристы Казимир Малевич, Владимир Маяковский, Виктор Шкловский и др.
Красный комиссар Пунин был одним из авторов плана монументальной пропаганды. Потоки славословия и восхищения монстрообразными монументами типа Памятника Третьему Интернационалу вырывались из пунинского сердца, при этом большевики безжалостно крушили действительно шедевральные творения мастеров прошлого, освобождая место и постаменты под свои творения, подобные памятникам Иуде в Свияжске и Томске.
Аня - раз. Аня - два
Видимо, комиссарское влияние Пунина столь далеко территориально не распространялось. Зато в Петрограде и Царском Селе он ориентировался, как белка в родимом лесу. Задружился с семьей генерал-лейтенанта флота Евгения Ивановича Аренса, который был начальником Царскосельского адмиралтейства, где находилась и его служебная квартира. Впрочем, квартирой ее никто не называл, а вот "салоном науки и искусств" величали постоянно. Шустрый Коленька в скоплении артефактов отыскал и симпатичную дочку Аренса, на которой по-революционному скоро и осупружился.
Звали младшую из дочерей флотоводца-поклонника искусств Анечкой, но нас с вами интересует другая Анна. Которая Ахматова. Она к 1922 году "накушалась" отношениями с чудаковатым ревнивцем Шилейко и убежала от него в к подруге Олечке Судейкиной, с которой они славно пожили в сообществе "куртуазного пианиста" Артура Лурье. Ольга с Артуром собрались уезжать из страны, а Ахматовой "голос был" остаться, вот и решила она навестить Пунина, с которым отношения завязывались медленно, но верно.
Итак, Анна Андреевна приходит к Пунину в гости в Фонтанный дом, где комиссару выделено роскошное (особенно по тем временам) жилье из четырех комнат с кабинетом, отоплением и прислугой. Ахматова становится приходящим другом, а вскоре и постоянным членом семьи. Пунин заманивает Ахматову к себе в дом, при этом не делая ни малейшей попытки развестись с Аренс. Зачем? Обеспеченная женщина с востребованной профессией врача - от такого счастья не отказываются. У Пуниных есть дочь Ирина, а у Ахматовой сын Лева кантуется где-то в провинции у родственников.
Анна Андреевна потихоньку добивается приезда Левы в Фонтанный дом, и получается такой странный союз искусствоведа с двумя женами и двумя детьми, причем у второй жены и ее сына прав явно меньше. Пунин унижает Ахматову и в оценке ее стихов, и в бытовых мелочах, распоряжаясь подавать масло только Ирочке.
Стихов не писать. И мужем только восхищаться
Время жизни с Пуниным – одно из самых сложных в жизни Ахматовой. Время, когда она практически не пишет стихов, живет на правах приживалки, но всё-таки искренне не желает порвать эту связь.
Ахматову не печатают, своих денег у нее нет. Великая поэтесса совершенно не приспособлена к бытовым трудностям и ведению домашнего хозяйства.
Всем в доме заправляет первая жена искусствоведа. И это полностью устраивает Николая Пунина, который требует помощи в работе, внимания к своему искусствоведческому труду и, конечно, восхищения от обеих Анн.
Только вот он, революционный искусствовед, перестает устраивать новую власть. Почему? Зазвездился, расслабился? Возможно. А быть может обиделся, что тормознули на определенном этапе его феерическую карьеру. Во всяком случае, команда сверху была - товарища, который позволяет себе критику строя, чересчур восторженно отзывается о европейском искусстве, пора щелкнуть по носу.
Щелкнули. Поначалу слегка - в 1921 году, для профилактики. Арестовали по "делу Таганцева", но тут же отпустили. Не дорос еще до чести быть расстрелянным, как бесстрашный поэт и воин Гумилев. Которого, кстати, Пунин недолюбливал. Мягко говоря. Но это, полагаю, черта его характера - не любить тех, кто талантливее и успешнее его.
По словам наблюдательной и фиксирующей нюансы Лидии Чуковской, ценитель искусства Пунин вёл военную кампанию за то, чтобы Ахматова больше никогда не писала стихи. Он нередко просил её переводить с французского, признавал её литературоведческий дар, но только не поэтический. Это его раздражало. То, что она может оказаться выше него самого.
А с "личным"? Ну, вот только с "личным" - привет...
Да и в личной жизни, похоже, все обстояло не блестяще. Иначе бы, в 1936 -ом, когда разрыв окончательно случится, Пунин не написал бы:
"От боли хочется выворотить всю грудную клетку. Ан. победила в этом пятнадцатилетнем бою».
Т.е. человек понимал, что это был бой, была война за право подчинения одним и право выживания другой?
Понятное дело, были и светлые моменты совместной жизни, но о них могли бы рассказать только непосредственные участники событий. Не мазохисты же они полнейшие, мучиться полтора десятка лет друг с другом?!
Было светлое, конечно, было. Ведь, в 1935-ом после совместного ареста Николая Пунина и Льва Гумилева, не стала бы Ахматова обивать пороги, находить влиятельных людей, лично писать письма самому Сталину с просьбой освободить дорогих ей людей.
И ей это удалось. Тогда.
Последний тост перед арестом
Потому что после их расставания будет еще один арест. В 1949-ом. Куда Пунина будет собирать другая женщина. Марта Голубева, экскурсовод Русского музея и очень достойный человек. Третья жена Николая Николаевича.
Когда Ахматова понимает, что уже готова к уходу-побегу от Пунина, к ней начинают возвращаться стихи.
Вот ее "Последний тост":
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
И снова хлынули стихи
Решение разрыва принадлежало, несомненно, Ахматовой. Летом 1936 года Пунин записывает в дневник:
«Проснулся просто, установил, что Ан. взяла все свои письма и телеграммы ко мне за все годы; еще установил, что Лева тайно от меня, очевидно по ее поручению, взял из моего шкапа сафьяновую тетрадь, где Ан. писала стихи, и, уезжая в командировку, очевидно, повез ее к Ан., чтобы я не знал."
После ухода от Пунина, к Анне Андреевне возвращается поэтическая сила, мощь которой не сломят ни времена, ни Постановления Политбюро, ни что другое.
Только Пунин не желает признавать свое поражение и свою вину в ее молчании. Вот что он говорит об отношениях с Ахматовой уже после разрыва:
«О, вы же знаете, Анна Андреевна умела устроить этакое зрелище, особого порядка. Чтобы рядом с ней оказался человек, у которого репутация «новатора, футуриста, грозы буржуазной обывательщины, первого в городе скандалиста, непримиримого».
Он, конечно, льстил себе и, как всегда, старался принизить Ахматову. Многие не понимали, что могло связывать литератора средней руки, приверженца нового искусства, большевистского комиссара и великую русскую поэтессу высочайшего полета.
«Анечка, почистите селёдку!»
Ахматова никогда не отвечала Пунину на его выпады, считала ниже своего достоинства. Известно, что о Пунине вспоминать она вообще не любила. С удовольствием всегда говорила о Гумилёве, с неподдельной иронией – о востоковеде Шилейко, её «промежуточном муже», как она выражалась, и совсем неохотно – о Пунине.
Уже цитируемая Лидия Чуковская вспоминала:
«Там всё было устроено так, чтобы навсегда забыть и литературную славу Ахматовой, и те времена, ещё с Гумилёвым, когда одна её внешность служила моделью для элегантных женщин артистической среды.
Всякий раз, когда появлялся даже намёк на величие Ахматовой, Николай Николаевич нарочито сбивал тон, принижая её, вроде того: «Анечка, почистите селёдку!»
Одну поразительную сцену описывала сама Ахматова. Когда она пригласила к себе друзей послушать её новые стихи, в комнату влетел Пунин с криком: «Анна Андреевна, вы поэт местного царскосельского значения! Не забывайте!»
Сочувствие как благодать
Что же до романа Николая Николаевича Пунина с советской властью, то, как и следовало ожидать, он закончился трагически. После рокового постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград», ставшего, по сути, приговором Ахматовой как поэту, началась и травля Пунина в печати, где его обвиняли в пропаганде «развращённого» западного искусства, откуда "торчали уши" безродного космополита.
Наклеивать ярлыки - народная советская забава.
Пунин был арестован в августе 1949 года и приговорён к десяти годам лагерей в Воркуте. Из лагеря в Абезе пишет дочери:
«Я осуждён не трибуналом, так как для суда материала не было, а особым совещанием; дело моё – 35-й год и космополитизм...
Умер Николай Пунин в лагере 21 августа 1953 года от сердечного приступа. Лето пятьдесят третьего было холодным. А стихи-прощание с Пуниным от Анны Ахматовой получились скорее теплыми по отношению к тому, с кем она была рядом четверть своей жизни...
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя…
Все кончено. И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.
Песне Ахматовой суждено было нестись еще тринадцать лет, до 1966 года, когда не станет самой Анны Андреевны.
Состоялась ли их встреча на небесах?
Что они сказали друг другу там?
Простили ли друг друга?
Мы этого знать не можем.
Но повторим вслед за классиком:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
* * *
