Человек, благодаря которому Шекспир, Кэрролл и Джойс заговорили по-русски, рассказал, как это стало возможно
Григорий КРУЖКОВ — признанный переводчик англоязычной поэзии. Вечером в воскресенье, 20 ноября, он приехал в Сергиев Посад, прошёлся по занесённым первым снегом улицам города, где полтора века назад бродил Льюис Кэрролл во время своего русского путешествия, а затем Григорий Михайлович рассказал читателям о себе и своём ремесле на встрече в «Вишнёвом саду».
От Шекспира до «Шмеля»
Он выпустил почти полсотни сборников стихотворных переводов, и кэрролловская юмористическая поэма «Охота на Снарка» лишь один пример в огромном послужном списке гостя.
Открыл русскому читателю ирландца Джойса, того самого автора монументального модернистского романа «Улисс», но на этот раз в качестве поэта. Переводил английского романтика Джона Киттса так много, что мог по памяти процитировать едва ли не каждую его строчку. Сделал русский подстрочник к пьесам Шекспира и его современнику Джону Донну. Дружил с «последним великим поэтом» Ирландии Шеймасом Хини — сопровождал каждый новый сборник переводов друга публикациями и анализом стихов, а позже дублинский Тринити-колледж сделал его почётным доктором словесности.
Ну и, наконец, «Мохнатый шмель на душистый хмель…» — тоже его работа, перевод стихотворения Киплинга «Цыганская тропа», получивший вторую жизнь в фильме «Жестокий романс».
Пишет и свои стихи, хотя, по собственному признанию, доволен ими стал только после пятидесяти лет: «Надеюсь, те поэты, которых я переводил, чему-то меня научили».
Поколение несостоявшихся поэтов
Он из тех физиков по образованию, которые стали более известны как лирики своего времени.
«Многие поэтически настроенные юноши уходили в перевод. Переводить интересно, романтично, особенно когда оборваны связи с окружающим миром, и всё, что находится по ту сторону, географически или исторически, выглядит далёким, загадочным и, следовательно, для мальчишеской души увлекательным», — рассказал он своих первых опытах, что в 1971 году воплотились в первой книге.
До этого приходилось обивать пороги редакций: «Другая причина увлечения переводом в том, что редакции, давая рецензии на стихи, говорили: вы не отразили того и того, а отражаете то, что не надо отражать. Становилось ужасно скучно, становилось ясно, что настоящего выхода в литературе не случится».
Мука на всю жизнь
Исторический период, в котором жили те поэты, что переводит Григорий Кружков, был куда ещё более суровым, но именно тогда появились вечные строки. «Это время эпидемий чумы, время казней, интриг и заговоров. И всего такого прочего, что сопровождает золотой век поэзии и в Англии, и в других странах».
Парадокс: переводчик убеждён, что сегодня в Европе и Америке свою классическую поэзию читают мало — в основном это делают по необходимости школьники и студенты, и такой любви, какая есть к Пушкину у нас, к своим классикам они не испытывают. Хотя, добавляет, везде есть исключения.
Дружба с ирландцем, нобелевским лауреатом Хини потянула за собой интерес к творчеству других ирландских «Надеюсь, те поэты, которых я переводил, чему-то меня научили» Человек, благодаря которому Шекспир, Кэрролл и Джойс заговорили по-русски, рассказал, как это стало возможно поэтов, включая древних. Интересно, что именно они, говорит Кружков, считаются авторами первых стихов в Европе, созданных после классических греческого и латыни, и именно в Ирландии VII-VIII веков впервые была использована рифма.
Мука сопровождает переводчика всю жизнь. Он переводит новое и исправляет старое, думает не о достижениях, а об ошибках — где не дотянул, что не доделал, и «это заставляет вращаться по ночам в кровати». Переводчик, по Кружкову, это монах, который сидит в келье и год за годом повторяет в памяти строки.
«Качество перевода зависит от качества отсебятины»
Этот момент покажется спорным, но гость готов его отстаивать: иногда точность переложения не нужна. Иногда самое важное — движение, драйв. Отсебятина уместна, если она хорошо ложится. «Более того, переводчики иногда говорят, что качество перевода зависит от качества отсебятины», — смешит зал Кружков.
Перевод строки слово в слово — не та проблема, которая всерьёз интересует переводчика. Его задача переплавить одно в другое, и тут, призывает он поверить, нужна какая-то алхимия.
Часто русский эквивалент, если переводить дословно, не втискивается в ритм, но не надо расстраиваться по поводу того, что английские слова такие короткие и более точно, будто мелкие кирпичики, заполняют пространство строки.
«Обыгрывая смысл другими словами, при этом сохраняя идею, ты показываешь своему чёртику-оппоненту внутри, что не боишься, не ищешь коротких слов. Ставишь длинные, и всё получается», — объясняет он и приводит пример. В 1923 году Роберт Фрост, классик американской литературы, писал:
Nature’s first green is gold,
Her hardest hue to hold.
Her early leaf’s a flower;
But only so an hour.
Then leaf subsides to leaf.
So Eden sank to grief,
So dawn goes down to day.
Nothing gold can stay.
Достаточно сравнить первые строки, чтобы понять, о чём говорит переводчик:
Новорождённый лист
Не зелен — золотист.
И первыми листами,
Как райскими цветами,
Природа тешит нас:
Но тешит только час.
Ведь, как зари улыбка,
Всё золотое зыбко.
Записал Владимир КРЮЧЕВ
