Продолжение
Глава 5. Похороны
…и вот смотрю на себя в зеркало и понимаю, как мне не хочется идти на похороны. Особенно в этом жутком черном платье…
Я подошла к окну и посмотрела на серое небо. Середина августа, а пасмурно и дождливо, как в октябре. Во дворе бродил наш садовник. Из конюшен послышалось ржание лошадей. Ужасно тоскливо.
- Варвара Андреевна, готова?
Мои мысли прервал Даня, заглянувший в мою комнату. Я отошла от окна, положила белого пушистого кота по кличке Раф, который все это время послушно лежал на моих руках, на лежанку, на которой беззаботно спала его закадычная подруга – черная гладкошерстная кошка Фима, и повернулась к двери, отряхивая ненавистное черное платье от белой шерсти.
- Готова. Все собрались?
- Да, – ответил он, потом закрыл дверь и шепотом добавил: – Там вся «банда бывших» в сборе. Ужасно, честно говоря: они уже что-то не поделили.
- Не переживай, - улыбнулась я. – Я уверена, Мишель никого не забыл. Пойдем.
Открыв дверь, я услышала, как в холле на первом этаже идет перебранка. Спускаясь по лестнице, пыталась разобрать слова, но не получилось. Как только меня заметили, наступила тишина.
В холле собрались две бывшие жены Мишеля и его две взрослые дочери: одна от первого брака, вторая - от второго. Рыдания эмоциональной Жанны Бонье доносились из гостиной. Она так и не осилила могучий русский язык, поэтому не смогла принять участие в перепалке бывших жен, и все, что ей оставалось - это страдать, и делать это так, чтобы слышали все.
Первая супруга Мишеля, некогда известная художница, творившая под псевдонимом Марго, а ныне владелица двух галерей в северной столице, открыто ненавидела вторую жену Мишеля – бывшую актрису театра Анастасию Завальную, которая давно сошла с театральных подмостков и переквалифицировалась в преуспевающую бизнес-леди, открыв сеть салонов красоты. Добиться таких успехов в бизнесе им, конечно, помог Мишель. Даже после развода он о них не забывал и помогал вести бизнес, объясняя это тем, что заботится о настоящем и будущем своих дочерей. Спорили, безусловно, они, но, увидев меня, тут же разбежались в разные стороны. По их лицам было видно, как они напуганы, ведь они лишились колоссальной поддержки в лице бывшего мужа.
Дочери Мишеля, несмотря на то, что сводные, и на то, что их матери ненавидят друг друга, очень дружны. Надо сказать, девушки очень красивые: высокие, как и Мишель, но внешне сильно походят на своих бесспорно красивых матерей. Старшая дочь Лиза – двадцатидвухлетняя студентка дорогущего колледжа искусств в Лондоне, и младшая Данелия, месяц назад отпраздновавшая восемнадцатилетие, сидели на софе, обнявшись и не говорили ни слова. Честно говоря, девицы очень избалованы своими матерями и имеют не легкий характер, но отца своего они любили очень искренне. А вот меня - нет. Непонятно за что, конечно. Наверное, просто так, от скуки.
Я только поздоровалась и сразу направилась к выходу, и вся эта траурная процессия последовала за мной, включая и все еще всхлипывающую Жанну, семенившую за нами последней на высоченных шпильках. Мы сели в автомобили - каждая из четырех жен в свой - и поехали в крематорий на прощание с нашим Мишелем.
Дело в том, что от тела Мишеля мало, что осталось… Взрыв был небывалой мощности. К тому же огонь горел довольно долго, прежде чем наконец-то приехали пожарные и потушили его. Поэтому по обоюдному согласию было принято решение о процедуре кремации.
По словам полиции, возможности выжить у Мишеля не было: взрывное устройство мощностью заряда, измеряемой килограммами тротилового эквивалента, находилось в салоне автомобиля, и скорее всего, было замаскировано под какой-нибудь безобидный предмет, не вызвавший у него подозрение. Привели взрывчатку в действие дистанционно…
Дорога до крематория была долгой. Он располагался на окраине города в противоположной стороне от нашего поселка. Серые угрюмые тучи, затянувшие небо, грозно нависли над землей. Иногда откуда-то издалека доносились раскаты грома и мелкий дождь начинал стучать по лобовому стеклу, а через пару секунд затихал. Я ехала на заднем сидении, а машину вел Даня, вызвавшийся меня сопровождать чисто по-дружески. Всю дорогу я не отрывала глаз от сельских покосившихся домов, коров и лошадей, которые степенно шли тут же по дороге, провожая нас.
Когда мы подъехали к крематорию, то оказалось, что ставить автомобили просто некуда: все места были заняты. К нам поспешили сотрудники и услужливо предложили помощь. Я, не желая заходить в зал в компании бывших жен моего погибшего мужа, специально первая отдала ключи молодому парню и направилась к входу. Даня следовал за мной. Когда я зашла в церемониальный зал, все присутствующие обернулись и уставились на меня, а я от неожиданности застыла на месте. Я даже представить не могла, сколько людей придёт проститься с Мишелем Перье! Из множества обращенных ко мне лиц я узнала от силы с десяток, так как работала с ними, помогая организовывать мероприятия для благотворительных фондов, остальные мне были незнакомы. А вот старика-антиквара среди присутствующих я не увидела.
Меня сильно удивило, что в ритуальном зале были узкие окна в пол, отчего было как-то слишком много света, что не соответствовало траурной обстановке и никак не способствовало правильному настрою. Я ожидала увидеть тяжелые шторы, полную темноту и тысячи свечей. Как в кино. Но это была реальность. Обстановка была довольно аскетичной: пол в мраморе, стены - тоже, вдоль которых стояли длинные неудобные скамьи, на которых и сидели пришедшие проститься с усопшим, а с высокого потолка свисали какие-то металлические штуковины, напоминающие по форме перевернутые канделябры. В центре у стены стоял роскошный деревянный гроб… Еще было ужасно душно.
Когда, наконец, все собрались, заняли свои места, и даже не прекращающая рыдать Жанна Бонье, долго бегающая среди рядов в поисках свободного места, нашла его рядом с презентабельным мужчиной, началось отпевание. На нем настояла вторая жена Мишеля. Как мне казалось, длилось оно мучительно долго. Потом я услышала чей-то знакомый голос, и поняла, что звучит прощальная речь. В центре комнаты стоял довольно тучный мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме и кипой на лысеющей голове. Он очень громко и тяжело дышал, по его лицу стекали капли пота, а в трясущихся руках он держал лист бумаги, с которого прерывисто читал подготовленную речь. Это был адвокат Мишеля - Кацман Лев Исаакович. Я никогда его раньше не видела, а общалась только по телефону, и узнала его чисто по голосу. Затем и остальные пришедшие один за другим стали выходить в центр зала и говорить свои прощальные слова умершему. Сидевший рядом Даня толкнул меня и взглядом указал на центр комнаты. На его жест я замотала головой, а он, злобно зыркнув на меня, протяжно прошипел: «Надо!». Тогда я стала шарить в сумочке в поисках клочка бумаги с моей речью. Повезло, что я не забыла его дома.
Наступило молчание, и я поняла, что так приглашают меня - последнюю супругу Мишеля Перье. Я встала, медленно подошла к гробу и также медленно стала читать свою коротенькую прощальную речь. Я много чего могла сказать о Мишеле и Мишелю, но не хотела, поэтому просто поблагодарила его за все благие дела, что он успел сделать за время своей земной жизни, и за то, что позволил быть рядом с ним. Когда я замолчала, гроб унесли, но никто почему-то не собирался уходить. А мне жутко как хотелось на воздух.
Спустя минут пять люди все-таки стали потихоньку расходиться, но перед тем, как выйти из зала, все они подходили ко мне и к дочерям Мишеля, пожимали нам руки, обнимали и что-то говорили. Именно в этот момент до меня дошла действительность происходящего, и то ли от осознания этого, то ли от духоты, я потеряла сознание.
Очнулась я в незнакомой комнате на маленьком жестком диване. Оказалось, меня отнесли в комнату отдыха персонала. Голова гудела, а я вся продрогла: в комнате на всю мощность работал кондиционер. Даня накинул мне на плечи свою куртку и сообщил, что все уже разъехались, а адвокат, бывшие жены и их дочери уехали в юридическую контору для оглашения завещания, но без меня они начать не могут. А потом добавил:
- Так что тебя заждались, наверное, уже. Но, вот если мы еще немного подождем, то нам отдадут урну. Несмотря на то, что урны отдают на следующий день после кремации, для нас сделали исключение. Поедем или подождем?
- Подождем, - ответила я и снова легла на диван.
Продолжение следует...