Долго ли, коротко ли, инспектор своими семенящими коротким ножками вёл одному ему известными тропами сыщиков через помойки, гаражи и постоялые дворы. Наконец перед нашими друзьями щедро и гостеприимно раскрыл свои двери дом Лестрейда, именно такое высокое звание он носил, крайней мере согласно табличке на нём. Можно сказать, что Лестрейд жил под именем Лестрейд, потому что у него на доме висела табличка «Лестрейд» и он под ней жил. Резиденция служителя Скотланд Ярда была выдержана, естественно, в староанглийском викторианском стиле: высокие колонны, массивные кирпичные стены, барельефы атлантов, держащих мир и высокие окна. Огромную дубовую дверь открыл им после стука специальным молоточком старый заслуженный дворецкий с громадными старомодными бакенбардами в пол лица, в поношенном фраке и с торчащей из внутреннего кармана открытой бутылкой вина. Был привратник явно подшофе.
- Опять нажрался, - недовольно буркнул Лестрейд.
- Ни в коем разе, я чист как стекло! - приставив руку к несуществующей фуражке, заплетающимся языком произнёс дворецкий, по театральному поклонился ниже пояса, сделав наигранный жест рукой, приглашая гостей в дом, – Пжалте, гспда! Милости просим, вэлкам, добродошли, бон вентуо!
- Паяц-полиглот, мать твою ети, - махнул на него рукой инспектор, – проходите, джентльмены, не обращайте внимания на это досадное бухое недоразумение.
Квартира Лестрейда выглядела очень уютной, просторной и со вкусом обставленной. Окна её смотрели на все четыре стороны света: из главных была видна какая-то шумная, по всей видимости, днём улица, из бокового окна – соседняя крыша, что очень удобно для сыщика, не всегда выходящего из дома через дверь, из смежной буфетной окно было обращено во двор, а из прихожей, которая хорошо была видна из гостиной, скорее всего – в проулок. Главное место в центральной гостиной, конечно же, занимал огромный английский камин в красном углу, который «запирал» уютное пространство и делал планировку в чём-то фантастической. Здесь был тот самый случай "неевклидовой геометрии". Рядом с камином предусмотрительно уже стояли три глубоких кожаных кресла, а на сервировочном столике перед ними ждала своего часа непочатая бутылка отличного старого виски, три фужера, и три добротные сигары.
В кабинет Лестрейда на втором этаже вели ровно 17 ступеней, а кухня выходила непосредственно в Тупик Коммунизма, она была тесновата, зато с двумя широкими окнами. В гостиной располагалась огромная библиотека с древними манускриптами, много газет, книг, брошюр и фотографий разных лет и разного времени. При чём некоторые, как отметили сыщики, «постмортем» по моде того времени, очень жуткие. На них были изображены мёртвые дети в искусственных позах с едва заметными поддерживающими устройствами, и даже целые мёртвые семейства, вызывающие бег крупных мурашек по коже. На комоде хранились многочисленные письма, здесь же стоял бронзовый бюст Дзержинского, рядом с которым, как по заказу, лежала скрипка старинной работы.
- Изучаете мою коллекцию, джентльмены? Это моя гордость, здесь я собрал фотографии мёртвых людей, которые были убиты самыми известными маньяками нашего города, чьи преступления так и остались нераскрытыми. Я бы мог очень много рассказать про каждую из них, но вижу, что вы устали и проголодались. Пожалуйста, присаживайтесь. Сейчас я смогу удовлетворить ваше любопытство и за чашечкой доброго виски ответить на все вопросы.
Холмс не отрывал взгляда от скрипки.
- Куда это Вы смотрите, мистер Холмс? Ах да, ну как же, извольте-извольте. Этот инструмент я приберёг специально для Вас, зная Ваше увлечение музыкой, - Лестрейд аккуратно взял с комода изящную скрипку руки старинного мастера, смычок и протянул их Холмсу, - просим, дорогой Шерлок, просим! Порадуйте наши уши Вашим талантом!
Ватсон с удивлением взглянул на товарища, с этой стороны он его ещё не знал. Вот с какой только он стороны не знал Ареса-Холмса, а о его талантах игры на этом странном и необычном инструменте даже не догадывался.
- А что, и в правду Холмс, просим, весьма любопытно, – приятно удивившись, согласился он.
- Эх, давненько не брал я в руки шашки, - сказал сыщик и нетерпеливо потёр руки.
Он мягко и бережно, как дитя, взял своими длинными аристократичными пальцами старинный инструмент. Сначала долго смаковал его форму, вес, ощущения в ладонях, теплоту дерева, пропитанного старинным лаком мастера Страдивари. Вдоволь насладившись тактильными ощущениями от приятно сидящей в руках дэки, детектив упёр подбородник скрипки в свою интеллигентную скулу, немного по слуху подстроил её. Второй рукой нежно, как женщину, обхватил гриф, зажал струны. Взмахнул смычок и по комнате разлилась мелодичная музыка без единой фальшивой ноты, чистая как горный ручей, меланхоличная, как труды философов и сладкая, как любовь женщины. Холмс подошёл к креслу, не переставая играть, сел, откинулся на спинку, закрыл глаза и небрежно водил смычком по струнам. Раздавались звучные, но печальные аккорды, потом мелодии, в которых слышалось неистовое веселье. Ватсон и Лестрейд были загипнотизированы волшебными звуками скрипки Холмса, они восхищённо смотрели и слушали не отрываясь, боясь проронить хоть слово. А музыка, извлекаемая из чудесного тела скрипки, всё лилась и лилась из рук Шерлока, словно нега из прекраснейшей девственной девушки. Чарующие ноты струились по всей комнате, а пение уникального инструмента как будто было создано толи Богом, толи дьяволом и проникало в самое сердце, самую душу.
Ватсон и Лестрейд настолько вошли в гипнотический транс, что если бы Холмс сейчас встал со скрипкой и пошёл, они бы, будто крысы в сказке про крысолова с волшебной дудочкой, как лунатики пошли бы вслед за ним на край света. Шерлок остановился, приподнял смычок над струнами, театрально свесил голову, музыка прервалась. На несколько минут комната наполнилась звенящей тишиной и погрузилась в молчание. Через какое-то время слушатели начали приходить в себя, выходя из транса Холмса-крысолова. Первым обрёл дар речи Лестрейд.
- Но как? Холмс… Как это возможно? Никак не ожидал, что Вы так гениально музицируете, - сглотнув сухой комок в иссохшем горле, произнёс инспектор, - что это за волшебная мелодия?
- Талант, Лестрейд, его же не пропоёшь, - улыбнулся сыщик и разлил в фужеры виски, - а классику надо знать, это Иоганн Себастьян Бах, партита для скрипки соло. Ре минор. Sarabande. Ну так что, джентльмены, день выдался нам очень насыщенный и плодовитый, так не хряпнуть ли нам по маленькой?
Ватсон и Лестрейд не преминули воспользоваться его предложением, сели в кресла у камина и, взяв бокалы с виски, подняли их в своих руках. Аве-доктор непрерывно восхищённо смотрел на Шерлока. Все-таки сколько он ещё не знает о своём друге! Ведь это неисчерпаемый кладезь сюрпризов, бездонное озеро, в котором так легко потонуть…
- Ну что ж, други, будем здравы, не помрём! Давайте за знакомство! - Лестрейд взял на себя роль тамады.
Под одобрительные кивки детективов раздался звон бокалов.
*****
- Виски без сигары – деньги на ветер, господа, угощайтесь, - Лестрейд протянул всем по длинной кубинской сигаре, - эксклюзив, заграница, здесь такого вы нигде не найдёте, контрабанда.
- И где же вы её умыкнули, негодник, - улыбнулся отходящий от гипноза Ватсон, - ну и самое главное, как вы её пронесли, надеюсь не как я в Вашем анекдоте про трубку Холмса?
Острота, подогреваемая тёплым, разливающимся по крови, расслабляющим и склоняющим к приятной беседе эликсиром виски, вызвала одобрительный смех.
- Да нет, Ватсон, я же всё-таки человек при погонах. Мне ничего прятать не пришлось, а сигары эти я нашёл в квартире одного пассажира при обыске. Ну и знаете подумал, что они мне пригодятся больше чем ему, его всё равно приговорили к пожизненному эцику с гвоздями.
- К чему, к чему? – удивился Ватсон.
- Да это неважно, прикуривайте, господа, - Лестрейд ловким ковбойским движением зажёг о подошву ботинка откидную бензиновую зажигалку Zippo и прикурил всем по очереди.
Хозяин и гости смачно затянулись ароматными сигарами, выпустили клубы пахучего сизого дыма и в блаженстве откинулись на креслах, вытягивая озябшие ноги к камину, который уже пылал жаром.
- Вот я всегда курю трубку с первоклассным табаком, но от Ваших контрабандных сигар, инспектор, решил не отказываться и, по-моему, не прогадал, - закрыв глаза и смакуя благоухающий табачный дым с привкусом виски на языке, оценил Шерлок, - удивительно изысканный вкус.
- Толи ещё будет, мистер Холмс, - подмигнул Лестрейд,
Неожиданно он оперным голосом, непонятно как помещающимся в диафрагме такого маленького человечка, вдруг запел:
- Толи ещё будет, ой-ёй-ёй!
- Весьма недурно поёте, батенька! Мы могли бы с Вами составить чудный дуэт, – похвалил его Холмс, - я уже вижу эти афиши, которыми увешан город. «Холмс на скрипке и Лестрейд на подпевке», думаю успех будет бешеный.
- А я как же я, - застенчиво спросил Ватсон.
- Ах да, простите, дружище. «И конечно доктор Ватсон с экзотическими танцами».
- Ну Вас, Холмс, не буду я танцевать экзотические танцы, - недовольно буркнул тот.
- Ну тут хозяин барин, - расплылся в улыбке Шерлок.
- Ну что, граждане-господа-товарищи! Между первой и второй перерывчик небольшой. Второй тост - за прекрасных дам! - дружеским и расслабленным голосом скомандовал Холмс, разлив виски по фужерам и тайком подмигнув Ватсону, как будто знал какой-то секрет, известный только ему.
- Больше двух - говори вслух! - апеллируя народной мудростью вскричал всевидящий инспектор.
Все трое чокнулись звонкими хрустальными бокалами, расплескавшими по комнате прозрачный серебряный звон. Затем опрокинули виски в свои бездонные глотки, и затянулись сигарами.
- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – романтично сказал доктор.
- Эх, Ватсон, Ватсон, где мы ещё вот так посидим, покурим сигар, попьём вискарька…
- Вы, Холмс, как кающаяся Магдалина. Она, как бы, кается, и ей, как бы, веришь, - со смехом поддел его доктор Ватсон.
- Ну и лужёные лёгкие у Вас, доктор, просто иерихонская труба, смотрите с непривычки то не перетрудитесь! – удивились Шерлок с инспектором, глядя как Ватсон изо всех пытается раскурить сигару.
Ватсон заполнил лёгкие дымом, подняв грудную клетку, раздул щёки и смотрел на них, как рыба-пузырь, не обращая внимания на замечания. Холмс тем временем разлил очередную порцию вискаря из бездонной лестрейдовской бутылки своим приятелям.
- Ну что ж, джентльмены, третий тост - за хозяина этого уютного уголка, за нашего любимого Лестрейда. Кстати, Лестрейд, а как Вас зовут? Почему мы всё Лестрейд, да Лестрейд, это фамильярность какая-то.
- Вы будете очень удивлены, джентльмены, но меня так и зовут – Лестрейд. Вот уж не знаю, почему моя маман с папа́ ничего другого не придумали, но… Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт, – покраснев раскрыл тайну своего имени инспектор, - вот и плыву я теперь по волнам времени, в океане неудач, полном бурь и опасностей.
- Ну хорошо, приятно познакомиться! Так вот, пусть Ваш гроб, Лестрейд, - тут Холмс сделал паузу и из-под аристократичных бровей наблюдал за реакцией Гены-Лестрейда.
Тот, конечно же, наивно купился на эту детскую шутку, и с удивлением глядел, хлопая в недоумении, своими карими, немолодыми рыбьими глазами.
- Так вот, пусть гроб Ваш, дорогой Лестрейд, - повторил Холмс, выделял каждое слово, - будет сделан из столетнего дуба, семечко которого посадят только сегодня!
- Гениально, мистер Холмс! Дайте я Вас расцелую! - утирая скупую мужскую слезу сказал Лестрейд и полез обниматься.
- А вот этого не надо, поцелуйте вон лучше… Ватсона.
- Я тебя поцелую, - парировал Ватсон, выдыхая огромное облако дыма от первоклассного сигарного табака и тут же влил в себя очередную дозу алкоголя, - потом. Если сам захочешь.
Холмс не заставил себя долго ждать. Он по примеру приятеля тоже опустошил до дна стакан одним жадным глотком и закурил виски сигарой, выпуская ртом забавные геометрические фигуры из дыма.
- Мистер Холмс…
- Просто Шерлок. Для тебя, Лестрейд, я теперь просто Шерлок.
- Да, извини, Шерлок. Знаешь, я тебя очень уважаю…
Лестрейд докурил остатки никотина и затушил бычок о краешек пепельницы.
- Да, и я тебя. Уверен, что и Джон, наш Ватсон, тоже, - успокоил его Холмс.
В этом момент на наших друзей напал жуткий приступ алкогольного смеха. Они нашли во всей этой ситуации нечто бесконечно смешное. Троица смеялась как дети, то и дело показывая друг на друга пальцами, что вызывало ещё большие приступы хохота. Видимо они казались друг другу очень смешными. Как же они раньше не замечали как нелепо одет Лестрейд, какой всё-таки длинный и орлиный нос у Шерлока, и почему в ужимках Ватсона то и дело сквозит нечто женское? Смех, да и только. Вдоволь просмеявшись, три приятеля без сил откинулись в креслах.
- Ох и хороший у тебя вискарь, Лестрейд, ты где его надыбал?
- Хочешь, могу и тебе взять, - щедрый Лестрейд не знал, как ещё угодить Шерлоку, - где-где, понятно где. В вещественных доказательствах.
Это снова вызвало приступы хохота и крики: «Ну ты и сыщик» и «Ну вот хоть на что-то ты сгодился». Долго ещё вновь обрётшие друг друга друзья выпивали, курили сигары, общались и травили байки. Лестрейд уже пару раз сбегал в свой винный погребок за новыми бутылочками прекрасного виски, а друзья успели побрататься. То и дело застолье переходило в уместные к столу «Ты меня уважаешь», а Ватсон то и дело порывался сесть на колени Холмсу и еле отбивался от назойливых, душных и потных ухаживаний инспектора.
Как известно, есть несколько стадий алкогольного опьянения и наше трио доблестно проходило каждую из них, не пропуская ни одной. Ни сумасшедший смех, ни всеобщее братание. Потом, дело дошло до танцев на пьяном столе, где Ватсон исполнил что-то вроде небольшого стриптиза, чем просто поверг своих друзей в шок, да такой, что они начали совать ему в штаны долларовые купюры и приглашать на белый танец, а Лестрейд Лестрейд даже встал перед доктором на колени. Но вот, где-то между третьей и четвертой стадиями алкогольного опьянения, когда все трое мужчин стали друг другу почти родственниками, и только присутствие Ватсона удерживало их от вызова эскадрона фемин летучих мадам де Помпадур, как это бывает, средь шумного бала случайно, случилась небольшая комическая сценка.
После очередного взрыва хохота, когда Лестрейд назвал Холмса, пытающегося привести в чувство и утащить Ватсона куда-то в будуар, «жрицей любви», произошёл ещё один, прелюбопытный анекдотец. Доктор взял налитый бокал за верхнюю часть, такую хрустальную, узорчатую, из венецианского стекла, похожую на перевёрнутый колокольчик. При попытке поднять фужер, ножка его осталась стоять на месте как вкопанная, а верхняя часть – чаша бокала – оказалась поднятой в руке Джона. Выглядело это со стороны как выступление Дэвида Коперфильда мценского уезда. Этот комический инцидент продлил жизнь наших героев ну точно года на два, так как смеялись они минут десять. Наконец, обессиленные от смеха, друзья бухнулись в глубокие кожаные кресла и на несколько минут повисла расслабляющая тишина, на короткий миг их отрезвившая. Случился небольшой островок вменяемости в море опьянения...