оглавление канала
Василич, чуть ли не взявши под козырек, выскочил из домушки и рванул к столовой, только снег под ногами сочно заскрипел. Я улыбнулась старику вслед, нисколько не сомневаясь в его способностях «говорить по-мужски» и «по душам». Уже спокойно села обратно за стол и с удовольствием принялась доедать оладьи. А мысли начали, непонятно по какой причине, метаться, хотя, казалось, что для особой суеты не было никаких оснований. Вопросы возникали один за другим, и увы, пока без ответов. Как бы мне вытащить этого «егеря» на «чистую воду»? Зачем он тут околачивается? Ждать, что он сам все мне выложит – напрасный труд. Если он тот, о ком я думаю, то навешает мне лапши на уши – на всю зиму хватит, чтобы мужиков кормить. А если он, все же, настоящий егерь, то этот разговор совсем ни к чему не приведет. Но попытаться стоило. Я во всем любила определенность. Когда знаешь - «да» или «нет», всегда легче планировать дальнейшие действия. Причем, «нет» - это тоже был неплохой ответ. Хотя, если как следует разобраться, в моем случае это могло и не сработать. Ох ты, Господи! Опять начинаются танцы с бубнами… Но, я подумала, что все к лучшему, потому что это меня слегка отвлечет от грустных мыслей, и поможет вернуться к моему обычному собранному состоянию.
Накинув бушлат и прихватив с собой поднос с остатками варенья и посудой, я направилась к столовой. По крыльцу поднималась тихо, почти крадучись. Хотелось увидеть выражение лица «егеря» при моем внезапном появлении. В первые моменты неожиданности человеку редко когда удается справиться с истинными чувствами. Это потом уже он цепляет на лицо маску, под которую бывает очень трудно пробраться. Я потянула ручку на себя, но предательница-дверь громко скрипнула. Сидящий за столом спиной ко мне мужчина резко обернулся. Если бы глаза умели стрелять, то я бы уже сейчас лежала на полу с простреленной грудью и истекала бы кровью. Мгновение – и губы его расползлись в сладенькой крокодильей улыбке, и он тут же запел:
- Дражайшая Катерина Юрьевна… А я вот к вам, можно сказать, на огонек, заехал. Сами знаете, каково это в лесу одному куковать. Думаю, дай заскочу, авось не прогонят. Поговорю сам, да и человечью речь услышу. А я смотрю, вы тут не унываете? Как ваши дела? Как жизнь, и вообще…?
Что он подразумевал под этим своим «вообще» для меня так и осталось загадкой. А водопад его фраз стучал по моей голове, словно сильная струя воды. Хотелось отстраниться, убрать, так сказать, голову в сторону от этого напора его речи. Но я в долгу не осталась, перехватив инициативу. Тоже расплылась в улыбке, словно встретила лучшего друга, любимого родственника – все в одном лице, и закурлыкала:
- Господь с вами! Это же тайга. Здесь любой человек, как дорогой гость! У нас все потихоньку. Работаем. А вы как? Освоились на новом месте? Одному-то в лесу сидеть не сладко. Почему в деревне жильем не озаботились? Все ж среди людей веселее. Да и страшновато, небось, одному-то, даже без собаки. Обязательно нужно обзавестись. Она и зверя отгонит, и о чужаке предупредит. Вот у нашего лесничего кобель хороший. Так он из местных. А так посмотришь, сроду не подумаешь. Чувствуется порода. Вы к нему обратитесь, он скажет, у кого взять щеночка можно. – Я говорила как заведенная, не давая вставить ему хоть слово.
В таком ритме я бы еще могла минут пять тренироваться, но решила, что для первого раза хватит. Егерь сидел и как-то странно смотрел на меня. Не то убить меня хотелось, не то просто сбежать. Последний вариант меня никак не устраивал, поэтому я сочла за благо заткнуться, и с милой улыбкой, сияя глазами, смотрела на гостя. Василич, копошившийся у печки едва сдерживал смех. Егерь как-то сдавленно крякнул, все еще с легким недоумением глядя на меня. Решал, наверное, на какой из заданных мною вопросов отвечать сначала, а на какой потом. А может, пытался для себя решить вопрос: я на самом деле дурочка, или прикидываюсь. И судя по его выражению лица, окончательного вывода для себя так и не сделал. Поэтому предпочел третий вариант, вообще не отвечать ни на один из заданных мной вопросов, а выложить, наконец, причину, почему его вообще к нам занесло. Так сказать, взять быка за рога. Он, скорчив страдальческую физиономию, произнес:
- Я слыхал, что вы с местным знахарем накоротке. Так вот подумал, может познакомите нас, а то самому соваться как-то не совсем удобно. Сами понимаете, я человек новый, а старики – они недоверчивые. – И глянул на меня своим цепким взглядом.
Я захлопала глазками, и сложив ладошки в жесте удивления у груди, закудахтала:
- А зачем вам знахарь-то? Неужто захворали? – При этом взгляд у меня выражал целую гамму чувств – от неподдельной тревоги за здоровье дражайшего гостя, до обычного бабского любопытства.
На сей раз, Северьян Лукич, кажется, наконец-то определился. В его глазах прямо-таки огроменными буквами было написано: «баба-дура». Ну вот и ладненько. Главное из образа не выйти по нечаянности. Егерь тоже не стал «слезать» с темы, и продолжил с еще большим страданием в голосе.
- Да, знаете, что-то недужится. Кости ломает, вечерами температура поднимается. А я сейчас только в деревне был, с вашим фельдшером разговаривал. Так он ничем помочь, увы, не может. У него ни лекарств, ни соответствующего оборудованья. Вот он-то мне и подсказал, что у вас тут знахарь где-то живет, и что вы, Катерина Юрьевна состоите с ним в теплых дружеских отношениях. Так что, поможете по-соседски? – И опять уставился на меня глазами доброго дядюшки, ожидающего, что любимая племянница не покинет его на смертном одре.