(роман)
О том, что случилось в редакции, когда наступила ночь
Начало => Глава 2. Зайка
Глава 1. Авария
Почту, поступавшую на адрес городской газеты - "Судожского вестника", главред Эдуард Николаевич Тунганов предпочитал разбирать лично.
В те дни, когда утром из почтового отделения доставляли пухлый бумажный пакет, набитый корреспонденцией – а это случалось каждый вторник и пятницу – Эдуард Николаевич еще с полудня старался поскорее закруглить текущие дела, чтобы после 17.00, когда в редакции заканчивался рабочий день, и секретарша Зина с верстальщиком Ильей покидали свои рабочие места, а главбух Наталья Васильевна запирала кассу и удалялась к себе в кабинет опечатывать сейф, можно было спокойно заняться разбором писем.
Дома Эдуарда Николаевича никто не ждал. Старый кот Филя недавно скончался от стоматита, и ужасно расстроенный смертью прежнего любимца Эдуард Николаевич не стал заводить новое животное.
Даже телевизор, с которым редактор Тунганов регулярно общался за ужином, после смерти Фили перестал работать нормально – что-то в нем забарахлило. Можно было отнести телевизор в починку, но Эдуард Николаевич никак не мог выбрать времени: газета, хоть и маленькая - всего 8 полос формата А4 – отнимала все его силы. Все же это была главная городская газета.
Ее выпускали в Судожи аж с 19 века. После революции она была закрыта, но возродилась вновь усилиями местных патриотов и энтузиастов в период гласности и перестройки. И держалась на плаву вот уж без малого 30 лет, из которых 15 последних – благодаря усилиям Эдуарда Николаевича.
А основной причиной, почему "Судожский вестник" до сих пор не закрылся – в отличие от пяти других местных газет – господин главный редактор считал правильную работу с населением. Так называемую обратную связь. То есть - почту.
- Неужели вам это так интересно: разбирать каракули местной деревенщины? – выйдя из кабинета, спросила Эдуарда Николаевича бухгалтерша Наталья Васильевна, пышная разведенная дама средних лет. На ее ярко накрашенных губах играла легкая кокетливая улыбка.
Две недели назад она рассталась с очередным ухажером, не оправдавшим ее надежд, и теперь не могла смотреть равнодушно на бесхозного непьющего холостяка, с которым к тому же работала в одной организации. Она сновала вокруг господина главного редактора как хищная рыба вблизи добычи - готовясь совершить атакующий бросок. Но Эдуард Николаевич был настороже.
- Дорогая Наталья Васильевна! – проскрипел главный редактор. – Как вы думаете, сколько мог стоить хорошо обученный почтовый голубь в 1815 году?
Улыбка Натальи Васильевны увяла. А Эдуард Николаевич, напротив, оживился.
- Вы удивитесь, но в те времена один подобный голубь стоил не меньше, чем арабский скакун самых чистых кровей! Тем не менее, были любители, кто держал у себя целые голубятни. В Лондоне одним из таких был некто Натан Ротшильд, малоизвестный предприниматель.
Английское правительство привлекло его к финансированию военной компании против Наполеона. И вот, в момент, когда вся Европа, затаив дыхание, ожидала исхода битвы при Ватерлоо между войсками Наполеона и лорда Веллингтона, этот весьма прозорливый человек благодаря своей любви к голубям – а у него были английские и бельгийские почтари - ухитрился получить известие о разгроме французского императора на сутки раньше всех. Что позволило ему в течение одного дня, совершив несколько удачных сделок на бирже, заработать состояние в 40 миллионов фунтов стерлингов.
- Спекулянт, - пробормотала Наталья Васильевна. – А при чем тут голуби?
- Как вы догадываетесь, любовь к птичкам у господина Ротшильда была весьма прагматичной. Вплоть до 19 века, до повсеместного распространения телеграфа и телефона, голуби являлись самым быстрым средством доставки сообщений. И ключом к информации. «Тот, кто владеет информацией – владеет миром!» Знаменитое кредо дома Ротшильдов. Благодаря голубям…
- И что? И при чем тут?..
- А письма читателей, знаете ли, неиссякаемый источник любопытнейшей информации!
Наталья Васильевна обиделась.
- Что вы мне голову морочите, Эдуард Николаевич? 40 миллионов фунтов стерлингов?! Местные сплетни таких денег не стоят! Уж поверьте мне, как бухгалтеру. Я-то в курсе, какая у нас в Судожи может быть информация. Одно слово - тьфу! – Раскрасневшись, главбух поспешила покинуть редакцию.
Услыхав как внизу, на первом этаже, хлопнула тяжелая входная дверь, редактор Тунганов усмехнулся и занял свое рабочее место.
- Итак, приступим.
Эдуард Николаевич вывалил на стол письма из бумажного мешка, нацепил очки и принялся вскрывать конверты. Беззвучно шевеля губами, он стремительно прочитывал содержимое, делал пометки то красным, то синим, то черным маркером, и раскидывал письма по нескольким тематическим стопкам.
- Родился… Женился… Пьет… Переезд… Размен… Продам дрова… Крещение… - морща лоб, нашептывал себе под нос главред.
За окнами редакции сгустилась вечерняя мгла. Эдуард Николаевич зажег настольную лампу и, низко склонившись над клавиатурой компьютера, увлеченно бормотал вслух, смакуя формулировки, пробуя тексты на вкус.
– В детскую больницу города Шарьи требуется кровь третьей группы… Ммм… Куплю или обменяю пианино на бензопилу…
Свет монитора подсвечивал синим худое лицо главного редактора и его длинные узловатые пальцы, летающие по кнопкам.
За его спиной на стене шевелились тени от фонаря, который раскачивал на улице ветер.
Эдуард Николаевич ничего не замечал.
- Соседка зарезала черного козла и занимается вуду на площади коммунальной квартиры, прошу принять меры… Хи-хи-хи… А, вот! Свадьба состоится в храме Крестовоздвиженья… Скоропостижно скончался любимый муж и отец… Хе-хе… Свежачок, значит…
Господин главный редактор с увлечением работал, продолжая наполнять рубрику «Частности» для следующего выпуска газеты.
В Судожском вестнике это была самая большая рубрика - в каждом номере она занимала не меньше полосы, а то и двух: реклама, объявления, вопросы читателей и ответы редакции, сообщения администрации и другие важные вещи.
Два часа пролетели незаметно. Эдуард Николаевич утомился. Он откинулся на спинку мягкого вращающегося кресла и зажмурился, чтобы дать отдых глазам. Но в этот момент тишина в здании взорвалась дребезжанием телефона.
Звонил допотопный аппарат из черного пластика с проводом у трубки, скрученным и перепутанным настолько, что ее неудобно было держать в руках. Эдуарду Николаевичу пришлось наклониться очень низко, чтобы приложить ухо к динамику.
- Судожский вестник. Тунганов у аппарата, - сказал он в трубку.
- Здравствуй, Эдик, - произнес тихий голос на другом конце провода. Голос лился мягко, бархатно, но у Эдуарда Николаевича ледяные мурашки забегали по спине и встопорщились все волосы на теле: ощущение было приятным и в то же время рождало неясную тревогу внутри. Так волнуется пес, которому незнакомый человек кладет руку на загривок.
- Эдик, на завтра подготовь, пожалуйста, некролог. Сделаешь?
- Конечно! Не вопрос. Конечно, сделаю! Обязательно. Я никогда не…
- Некролог по поводу скоропостижной кончины Елены Николаевны Вольской. Мы сожалеем, и так далее. От гипертонического криза.
- Э… Так она умерла? А я вот…
- Еще нет. Но завтра умрет.
- Почему?
- Тебе это знать незачем. Нам она не понадобится. Мы справились. Ты ведь не сомневаешься в моих словах?
- Я?! Нет! О нет! Конечно, нет! Ни в коем случае!
- Хорошо. Значит, выразишь соболезнование от коллектива библиотеки, где она работала, и от администрации города. Все понял?
- Да. Да, я все понял! - подобострастно тараща глаза на черный аппарат, сказал Тунганов.
- Хорошо. Мы тобой довольны. Ты еще на месте?
- О да! О, конечно! – с восторгом подтвердил Эдуард Николаевич. Тихий голос умолк, но перед тем, как собеседник положил трубку, главный редактор услышал довольное сопение и хлюпанье. Эти звуки заставили его задрожать.
Он обмяк, обхватил себя за плечи, словно пытаясь согреться. Посидев так с минуту, он нагнулся, открыл ключом потайной ящик письменного стола, дрожащей рукой пошарил там, вынул какую-то пожелтевшую бумагу, поднес к глазам…
Перед ним запрыгали строчки, корявым детским почерком выведенные на листке школьной тетрадки в клеточку.
«Дорогая редакция. Повиниться хочу… Поговорить надо с кем-то. Потому как думаю – а вдруг это моя вина?.. Из головы не выходит… Если б не запои… Но как было не пить? Я тогда вернулся из Афгана. Мать умерла, жена ушла. Детей не нажил. Один был как перст… Нашел их в лесу. Маленькие они были, голодные. Пищали как кутята. Один из них запутался в силках, что я ставил на зайца, а другой сидел с ним рядом и скулил. Взял я обоих с собой и держал у себя. Клетка у меня во дворе большая - отец в ней когда-то кролей держал. Ничего такого я не думал, не загадывал надолго… Промашка случилась. Запил я ненароком. Вовремя зубастых не накормил, они и удрали. Потом вернулись, правда - зимой им в лесу голодно. Вот, а потом-то я узнал про машину на трассе. Испугался: никак, думаю, это они, мои подопечные нашкодили? Спрашивал у доктора - да он отмахнулся…»
Затрепанный листок был подписан именем - Любим Голубев. Главный редактор Тунганов знал письмо наизусть, но ему было приятно держать его в руках, читать и перечитывать.
- Мы еще подумаем. Еще посмотрим - кто кого…
Лоб господина редактора покрылся испариной, руки вспотели. Внизу хлопнула дверь. В гулкой тишине пустого здания скрипнули деревянные ступени лестницы. Кто-то поднимался по ним на второй этаж – туда, где располагался кабинет главного редактора.
Тунганов поспешил спрятать письмо Любима Голубева. Трясущимися руками он замкнул ящик стола и убрал подальше ключ от него.
Неизвестный гость поднялся по лестнице и встал за дверью кабинета.
Эдуард Николаевич затаил дыхание. Он хотел заговорить, спросить – кто пришел, но слова застряли у него в горле.
На лестнице завозились. Раздалось тихое ворчание и под дверь кабинета снизу протиснулся палец – сухой и узловатый, серый, как ветка дерева… Эдуард Николаевич задрожал… На него навалилась непонятная апатия. Чем сильнее колотилось сердце главного редактора – тем тяжелее становились его руки и ноги, тем сложнее было сопротивляться внезапно напавшему расслабленному умиротворению. Морок туманил разум, сковывал мыщцы.
Растянув губы в сонной, заторможенной улыбке, главный редактор поднялся, шагнул к двери и гостеприимно распахнул ее. И, отступив на середину комнаты, замер. С уголка распущенных в улыбке полных губ потянулась тонкая струйка слюны, сползла на пиджак, намочила рукав. Главного редактора это ничуть не обеспокоило: Эдуард Николаевич стоял посреди комнаты все с той же улыбкой и только слегка покачивался, словно камыш, колышимый ветром.
На стенах кабинета зашевелились тени, сползли с потолка вниз, опустились на плечи главного редактора. Сплелись с ним в тесный клубок.
Тихое бормотание и шепот зазвучали в комнате.
- Ххто… идет… по пустой лестнице… Да, шеф… Конечно, хозяин… Будет исполнено, мой господин…
Эдуард Николаевич ежился, хихикал, как девочка-пятилетка, когда ее щекочут. И задыхался от ужаса. Смерть засматривала ему в глаза, и он не мог отвести взгляда.
(Продолжение следует)
