Война с памятниками = война с историей. Проигравший тот, кто начинает эту войну, потому что как ни воюй с историей, ей на это пофиг. Ну да, ее можно переписывать, что-то утаивать, что-то приукрашивать, что-то переосмысливать, создавая картину мира, которая угодна ныне существующим. Ну а в целом-то истории наплевать на то, что и кому нравится или не нравится. Бессмысленная эта затея - война с памятниками. Но бессмысленность затеи не останавливает тех, кто сносит памятники. Им неведомо, что они хотят вычеркнуть то, что вычеркнуть нельзя: остаются документы.
Вот смотрю на войну, которая объявлена памятникам на Украине: страдает невинный Пушкин, страдает Екатерина, Суворова свергли с пьедестала,.. Я жду, когда руки дойдут до Воронцова М. С. Потому как минимум наполовину этот памятник чисто русский, если внимательно разобрать его, так сказать по частям. Более того, этот памятник имеет прямое отношение к Крыму и Севастополю.
Ну да, ну да, памятник отлит немцем Брюггером (Бриггером, Бруггером), но стоит то он на нашем камне и при содействии наших людей! Кстати, Бруггер-Бриггер после сдачи своей работы в Одессе совершает путешествие по Крыму! За одно это надо снести памятник Воронцову, который сделал для Одессы за 30 лет столько, что в рамки одной статьи не вместить! В том числе, обеспокоился тем, чтобы на территории Одессы говорили на русском! языке!
Инициатор – Императорское Общество сельского хозяйства Южной России. Почему оно? Да потому что именно его основал граф Воронцов М. С. в 1828 году и занимал пост единогласно избранного председателя вплоть до своей кончины в 1856 году. Секретарем этого общества был Иван Иустинович Палимпсестов – будущий церковный староста Владимирского собора в Севастополе. Того самого, который именуют «Усыпальницей» или «Адмиральским», который прожил в городе почти полтора десятилетия и оставил о нем в память проникновенную статью о самом городе.
Собирали деньги со всего мира, в том числе пожертвовал император Александр II: ни много ни мало – 3000 серебряных рублей.
В очерке Бернштейна С. Г. «Одесса, исторический и торгово-экономический очерк Одессы в связи с Новороссийским краем» так звучит обоснование установки памятника и упоминается факт сбора средств: «…Армия, чтившая в нем одного из героев великого двенадцатого года, теряет вождя, с честью и славою предводившего знамена на Кавказе, за Балканами и на полях европейских битв, в Германии и Франции. Новороссийский край никогда не забудет в князе правителя, которому судьбы его вверены были в течение 30 лет, и с именем которого соединены столь быстрые успехи развития здесь образования, гражданственности, торговли, народонаселения и общественного благосостояния…
Императорское Общество сельского хозяйства южной России, по просьбе жителей г. Одессы и всего Новороссийского края, приняло на себя исходотайствование Высочайшего разрешения на сооружение памятника князю Воронцову. Для собрания денег разрешено открыть подписку во всей Империи и Государь Император пожертвовал из собственных сумм 3,000 руб. Председателем учрежденного для сбора приношений комитета избран граф М. Д. Толстой».
Секретарь Общества Палимпсестов вовлек в круговорот многих людей, в том числе в зону внимания попал и личный врач Воронцова – Эраст Семенович Андреевский, с которым Иван Иустинович выехал в Крым для выбора камня для постамента. И где нашли правильный камень? Правильно: на горе Аю-Даг! А уж как доставляли – особая история.
А вот и свидетельство о том, как проводился выбор камня, от личного врача князя Воронцова М. С. Эраста Семеновича Андреевского: «…В 1860 г. я вместе с И. И. Палимпсестовым отправился в Крым, чтобы здесь выбрать гранитную скалу для пьедестала к памятнику Воронцова».
Вот что пишет Палимпсестов: «Я был знаком с покойным Телятниковым, который между прочим доставил и обделал монолиты для одесского памятника светлейшему князю М. С. Воронцову, взяв их по соседству с Аю-Дагом, на Южном Берегу».
А кто же этот самый Телятников? Ой, да это же, тот самый Телятников Петр Андреевич, который
- четырежды занимал пост городского головы Севастополя;
- был ратманом (должностным лицом) в магистрате Севастополя;
- принимал участие в Первой обороне Севастополя;
- участвовал в благоустройстве Братского кладбища на Северной стороне;
- занимался проблемой расчистки Севастопольской бухты от останков кораблей после их затопления в Крымскую войну;
- состоял в комитете по постройке Владимирского собора в Херсонесе;
- на его деньги был построен храм Семи Херсонесских священномучеников;
- был попечителем женской гимназии.
Мало того, что доставил, так еще и добавил из своего кармана 3000 рублей, тем самым частично покрыв убытки, связанные с утратой монолитов при первой отправке.
Если интересно знать отношение к поставленному памятнику одного из самых близких к Воронцову людей – врача Андреевского, и то, как произошла утрата камня при первой отправке, то вот дальше отрывок из воспоминаний Эраста Семеновича:
«6 апреля (Прим. 1865 г.). Возвращаясь через Соборную площадь, я еще раз взглянул на барельефы статуи Воронцова. На этой статуе где-то помещена и моя фамилия, как одного из членов комитета, занимавшегося этим сооружением, а потому, когда смотрю на эту статую, мне бывает как-то совестно. Вот в чем дело.
Во всю жизнь мою я никогда сам никуда не совался и никому не навязывался. В комитет о сооружении памятника Воронцову меня избрали уже тогда, когда не знали, как сладить с гранитом для пьедестала: тогда я поехал в Крым и отыскал Петра Андреевича Телятникова, который взялся за дело усердно и бескорыстно и кончил его благополучно, несмотря на то, что первые порфиры, отправленные из Артека, вместе с судном и командою, в 1861 году погибли и пропали без вести; что же касается заказа статуи и пр. в Минасе, то я тут не участвовал. Гр. Толстой, а более еще Иван Устинович Палимпсестов сами распорядились.
По моему мнению статуя вышла очень посредственная и даже довольно гадкая. Лицо вовсе не Воронцова. Бриггер не имел ввиду бюста, а ляпал кое-как по литографии, впрочем превосходной, Кригера (Берлинского). Вышло, что вместо чудной совею приветливостью физиономии, оказалось какое-то глупое лицо глупейшего из австрийских генералов. Плащ должен служить только украшением на немецко-английский манер, потому что, ведь, нельзя предполагать, что Воронцов вечно зябнет да не догадается надеть шапки, между тем, этот плащ снабжен очень неуклюжим воротником и очень странно прилипает к спине.
Но верх уродливости, по моему мнению, это барельефы. В сражении под Краоном, Воронцов и Наполеон I бросаются с остервенением друг на друга, на пряничных копиях, как это в характере одного и другого и в характере боевого дела вообще! Наполеон сидел на коне неподвижно и бесился, что его гвардия никак не могла овладеть мостом: только займет его, ширванцы тут и выбьют гвардию штыками Бесясь, Наполеон, однако, не мог не удивляться стойкости наших войск и стойкости молодого генерала, который с горстью людей удержал натиск его армии. У Воронцова в этот день была зашиблена нога, он ездил по рядам в русских дрожках, а более всего был пешком и командовал, опираясь на свою персидскую саблю.
Второй барельеф представляет момент сдачи крепостных ключей под Варною. Удивительно глупое выражение Юсуф-паши и его свиты; незавидна осанка Воронцова и в особенности его адъютантов, из которых один подбоченился обеими руками, как будто герой итальянской оперы.
Третий барельеф – раздача наград земледельцам Новороссийского края, уже совершенно, так сказать, мое почтение! Сидит Воронцов на курульских креслах, вокруг него наши мужички босиком, все это очень умильно, но дрянно до невероятного.
Я не был в Одессе, когда Бриггер доставил сюда статую, а то, может быть, я достиг бы от него, чтобы поля остались гладкими.
Г. Бриггер привез тогда в Россию и свою «Пенелопку», которую городской голова Пашков и купечество так ловко поднесли на новоселье Государыне Императрицы в Ливадии. Открыт памятник 8 ноября 1863 года; 4-го я возвратился с Кавказа и присутствовал при этой церемонии, на которой было огромное стечение народа».
Эраст Семенович человек желчный (так мне показалось при чтении его дневников), так что, может, и не стоит так критично относится к художественному произведению, хотя не признать критику от человека, который значительное время провел в непосредственной близости от героя, будет несправедливо))
А вот та самая «Пенелопка» от Бруггера, которая была вручена императрице Марии Александровне в благодарность за благотворительность в Одессе и которая теперь стоит в Ливадийском дворце. Если развернуть пьедестал, то можно увидеть надпись: «Ея Императорскому Величеству Государыне Марии Александровне, августейшей гостье Юга России на новоселье». Граждане Одессы. 1863 г.»