Из авиаторов землю видят вблизи лишь вертолетчики. Пилот лайнера поднимает тяжелую машину, уходит за облака и до посадки может идти на автопилоте, поправив галстук на белой форменной рубашке, просить у стюардессы кофе и прикидывать, какой сувенир в этот раз привезти из далекой страны.
У вертолетчиков белые рубашки не прижились, в ходу потертые кожаные куртки да видавший виды камуфляж. Кофе на борту рабочей лошадки МИ-8 есть, если борттехник заправит термос.
Зато земля – вот она, рядом. Солнце встает огненным шаром, поднимается, и вот уже тень бежит впереди вертолета. Бежит над полями и пологими холмами средней полосы, курящимися вулканами Камчатки, по каменистым безжизненным пустыням Китая, по зеленке Чечни. Отыскали площадку, сели, высадили пассажиров, выкинули груз, вновь загрузились и полетели дальше. Бежит так близко, что стоит качнуть от себя ручку управления, и сольешься с тенью.
А где-то в вышине по чистому небу чертят белым самолеты.
* * *
Нечасто ездят в загранкомандировки наши офицеры. После возвращения майора Александра Непокрытых первый же встреченный офицер в эскадрилье поинтересовался:
– Как ралли, как Китай?
– Нормально. Летал, французов возил.
– Как турист, значит, покатался? – понимающе кивал собеседник. – Как же ты с ними по-французски говорил?
– Ну да, турист! Пыль, температура скачет и местность предгорная, две-три тысячи над уровнем моря, движки не тянут. Машины внизу, как тараканы разбегаются… А говорить? Много ты в вертолете поговоришь? Жестами. Ткнули в карту. Палец вниз – посадка.
– Понятно, командировочных много заплатили?..
Хорошо дома. Лошадка МИ-8 зачехлена. До конца недели полетов не предвидится. Нет топлива. Борттехник Кирилл Лубянов в классе зарылся в тома журналов и формуляров, так и его борттехники вопросами дергают. А офицеры подходят с утра на занятия, интересуются у командира:
– Ну, как за границей?
– Китай, французы, пальцем вниз – посадка.
– Понятно, командировочных много заплатили?..
Занятия нужны всегда. Казалось бы, чего летчика учить? Но цена ошибки может быть столь велика, что повторение не повредит. Даже для такого аса, как майор Непокрытых. И дело не в званиях. Просто в 1993 году, когда он пришел в смешанный авиационный полк особого назначения внутренних войск, у него уже семь лет была квалификация военного летчика первого класса и опыт полетов над сопками и вулканами Камчатки. Через два месяца после перевода уехал в первую боевую командировку на Северный Кавказ. И здесь, уже в войсках, стремился не на спокойную штабную работу, а дальше летать, летать, летать…
Подполковник, перед началом занятий с командирами экипажей, поздоровался с Александром.
– Ну как?..
– Да, заплатили, заплатили и жестами общались…
И все смеются.
– Ага, жестами, – подполковник смеется вместе со всеми, – они снова именно на тебя аж в правительство России заявку прислали, на чистом русском, без жестов…
Вертолет летит над Чечней. Ни одного огонька в аулах и поселках. Днем при свете здесь изрытые окопами склоны и рваный, как зигзаг молнии маршрут, от воинской части к воинской части – так безопаснее. Но вот в темноте появляются огни. Пылают подожженные нефтяные скважины. Оставили специально для летчиков, чтобы легче ориентироваться, а днем, по дыму, определить откуда ветер.
“Северный” – аэропорт Грозного. Внизу у полосы останки разбомбленных самолетов. Обломки масхадовского лайнера с символикой Ичкерии, разбитые кукурузники. Здесь поворот и последние несколько минут лета до Ханкалы. Хватит “праваку” стажеру лейтенанту Александру Пестову рулить, надо брать управление на себя.
Показались огни штаба группировки в Ханкале. Притушенные синие огни на крохотных бетонных пятачках. Вертолет под опытной рукой покрутился, сделал замысловатый боковой заход и, зависнув, аккуратно встал на колеса.
Лейтенант Александр Пестов только головой покрутил. Остановились винты, летчики выключили приборы, вылезли наружу. В темноте едва угадывалась узкая дорожка из щебенки, по краям не по-зимнему жирная липучая грязь. Борттехник Кирилл Лубянов “упаковывал” “вертушку” на ночь.
– Ну что, стажер? – командир, расправил руки и потянулся, – не похоже на аэрофлот? Сколько сегодня посадок было?
– Сбился, – пожал плечами лейтенант, – пятнадцать или семнадцать. В аэрофлоте не больше дюжины по норме. И садиться так, чтобы против ветра. А мы крутились, как уж на сковороде.
– Зайди мы, как положено, против ветра, в Ханкале бы все палатки снесло, – засмеялся майор. – Представляешь: садимся, а внизу палатки летают, народ с коек в небо глядит. Инструкция?! Слава Богу, еще никто не сказал: “За раненым не полечу, у меня инструкция”. Ладно, столовая закрыта, пойдем, там у нас сало и консервы заряжены, хоть порубаем перед сном. Если повезет, летать сегодня уже не придется.
По дорожке дошли до перрона – сколоченного из горбыля сарайчика на краю летного поля. Здесь командир пошел на КП, а борттехник со стажером в палатку летчиков готовить нехитрый стол.
– Ну что, стажер? Загонял наш командир? – спросил кто-то с дальней, теряющейся в темноте койки.
– Нет. – Пестов пожал плечами, – просто непривычно, на гражданке так не летают. А почему “наш”?
С койки поднялся и подошел майор в летном камуфляже, поставил кружку рядом с закипающим чайником.
– Непокрытых и меня вывозил когда-то. В кабине книжку достал и читает. “Вези” – говорит. Знаешь, как некоторые, и сам за ручку держится, и, чуть что, так тебя обложит, хоть спрыгивай на лету. А он страницы листает, но чуть что… Спокойствие олимпийское.
– Марафонское, – поправил борттехник, нарезая хлеб, – командир же марафонец, на соревнованиях бегает, с парашютом прыгает, хотя кто из нас это любит, да и здесь. Однажды сплю, так мало того, что день летали, еще и снится, что в полете лопасть по обшивке молотит… Дурацкий сон. Просыпаюсь в поту и слышу удары мерные где-то рядом. Голову из палатки высунул, а командир лист фанеры на грязь положил и на месте бежит.
Полог палатки отогнулся, зашел Александр Непокрытых, бросил на койку планшет и подсел к столу.
– Вроде на сегодня действительно все, – он огляделся, – даже дерева нет, постучать чтобы! А завтра погоду обещают.
– Лучше не надо погоды, – не согласился майор, дуя на кружку с горячим чаем. – Ну ее, погоду! Выспаться бы.
– Командир, – стажер Александр Пестов сложил правильный “летчицкий” бутерброд, так, чтобы с горочкой, – а вот командировка на ралли, как Китай и как вы с французами объяснялись, и еще командировочные…
Палатка грохнула, борттехник подавился и расплескал чай. Когда все успокоились, Непокрытых взял кружку и подсел к столу.
– Ладно вам. Лучше расскажу, как пришлось пилотов “Боингов” везти. Однажды вместо Пекина гонку закончили в Стамбуле. И надо было из Турции вертушки перегнать. Прямого ходу до через море Анапы километров восемьсот. Полет через границу, нужно по-английски с диспетчером общаться, иначе не выпустят. Мы-то по-русски можем, еще командный понимаем, а вот “спикать”, да еще в эфире, тяжеловато. Оказалось, что в Стамбуле наши пилоты-международники скучают. Им и домой охота, и стремно, и турки головами крутят, что не летал еще никто через море на вертушках.
С трудом уговорили. На полосе раскрутились, “добро” на взлет есть. Я и спросил, успел ли парень документы в целлофан запаять. “Это зачем?” – кричит он. Ну как, говорю, если рухнем, чтобы тело опознали… Он к двери, а внизу уже волны, барашки беленькие…
Приземлились в Анапе, и ребята, не дожидаясь таможни, помчались в аэропорт, отметить посадку. А нам что? Мы привычные…
Ветер качал лопасти машин на площадках. Часовой в тулупе ходил по краю поля. Через пару часов начнет светать. Но сон после дня трудной нервной работы не шел.
– Ну что? – командир за стажером вышел из палатки, – налет есть, постреляешь, поднатаскаешься, в командирское кресло сядешь. Как тебе первая командировка?
– Нормально, – пожал тот плечами, – а у вас какая?
– За две войны девятнадцатая. Скоро сорок пять стукнет, завязывать пора, в министерство зовут или в твой аэрофлот надо переходить, да сыну, в институте плату за семестр подняли, надо зарабатывать.
– Может это последняя все-таки.
– Так у военных не говорят, – перебил командир. – Не последняя, а “крайняя”. Пойдем, выспаться все же надо.
Утром 27 января стоял туман, сырость пропитала палатку. Но ветерок теребил грязный полосатый колдун на шесте у летного поля, обещая разогнать туман.
– Кого везем? – подскочил с койки Александр Пестов, – Кирилл уже машину готовит.
– Генерала Гаридова. Не слышал о таком?
– Я за свои две тысячи часов только гражданских генералов возил.
– Привыкай. А с Николаем Петровичем, мы сегодня твою норму в дюжину посадок точно перекроем.
Вертушку только прогрели, когда с бокового входа на летное поле прошел генерал со спецназовцами охраны. И еще военные в чинах. Но для летчиков и генералы – лишь пассажиры. Раскрутили винты. Борттехник Кирилл Лубянов обежал дрожащую машину. Вскочил в вертолет, затащил трап и захлопнул дверь. Примостился на брезентовое сиденье между креслами летчиков. Летчик-штурман-стажер лейтенант Александр Пестов оглянулся в салон. Пассажиры сидели спокойно. Вертолет поднялся и, наклонив лобастую голову, пошел на север от Ханкалы.
Погода все никак не разгуливалась. Небо хмурое, идти приходилось на небольшой высоте. Зато земля – вот она, рядом. Солнце встанет огненным шаром, и будет тень. Побежит впереди, как бежала над полями и пологими холмами средней полосы, курящимися вулканами Камчатки, по каменистым безжизненным пустыням Китая, и здесь, над зеленкой Чечни. Побежит так близко, что стоит качнуть от себя ручку управления, и сольешься с тенью.
А в вышине в чистом небе чертят белым самолеты.
Взгляд командира еще отметил на карте “н.п. Коби”, когда так похожий на солнце огненный шар, оторвавшись от земли, понесся навстречу вертолету…
Летчики на войне не погибают. Они просто не возвращаются из полета, так и оставаясь где-то там, в чистом небе, выше белых инверсных следов, в вышине, куда еще не поднялась ни одна машина.
2002 г.
Игорь Бысенков, Андрей Макаров