До 1958 года, когда Плисецкой и Щедрину выдали от щедрот квартиру в 28 квадратных метров на Кутузовском проспекте, из которой они как раз и перебрались в кооператив на Тверской, Майя Михайловна жила в махровой коммуналке, почти что "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная". Плисецкой повезло больше – комнат было всего лишь двадцать две.
Это был когда-то (сейчас, впрочем, тоже)
роскошного вида доходный дом Хомякова, по адресу: Копьевский переулок, дом 3/5,
вплотную примыкавший к зданию Большого театра – здесь жили его артисты: оперные, балетные, струнники и духовики, здесь же распевались и репетировали, так что впечатление складывалось такое, что из театра и не уходили.
По воспоминаниям очевидцев, те жильцы, что не могли дождаться своей очереди, бегали по нужде в соседнее здание, на работу. В Большой театр, то есть.
В этой коммуналке две комнаты занимала тетка Плисецкой, тогда звезда балета Большого, Суламифь Мессерер, спасительница. Потому что, когда отца Плисецкой арестовали, а мать выслали в Казахстан, именно она поселила у себя племянницу, что дало ей возможность продолжать учиться балету – ей мы во многом и обязаны феноменом Плисецкой.
В конце сороковых, когда мать и братьев вернули все-таки из ссылки, они тоже поселились в этой квартире: Майя уже была балериной, братья Александр и Азарий занимались в Хореографическом.
Вот как вспоминает об этом жилище друг семьи, известный режиссер-документалист Василий Катанян:
«В комнатах был тот беспорядок, который придает московским квартирам известный уют, на столах и стульях громоздились ноты, книги, модели самолетов, которыми увлекался младший брат. Бумажные цветы и фарфоровые статуэтки вперемежку с фотографиями теснились на буфете и трюмо, а на рояле вечно красовалась забытая сковородка на хрустальной пепельнице вместо подставки. На украшение быта никогда не хватало ни времени, ни сил – жизнь была трудной.
Жили на заработки Майи, и она не отказывалась ни от одного концерта. Она заботилась о доме, хотела сделать его уютнее, но довести дело до конца не хватало времени, сил и вообще быстро становилось неинтересно. Например, покупались в тон занавески, лампы и т.д., но расставить и развесить уже не хватало энтузиазма… И в дальнейшем от квартиры или дачи требовался лишь комфорт – Красота отдавалась всегда только сцене».
Вот именно такое впечатление на меня и произвела квартира Плисецкой-Щедрина на Тверской.
Листайте галерею:
Катанян о быте в этой новой квартире:
«Там, наконец, у каждого было по своей комнате, одна общая, холл… Удобно все обставили, но «вить гнездышко» не было времени – не то выпускали премьеру, не то уехали на гастроли.
Та комната, что полностью принадлежала Майе, прозвана ею «свалка». Много времени провел я на «свалке», отбирая фотографии и рецензии для фильма, над которым мы работали.
От пола до потолка комната была забита тем, что она не удосужилась выбросить – от старых журналов до платья, надетого вчера на прием и брошенного поверх чемодана, который не успела распаковать после поездки.
Здесь высились коробки с гримом, лигнин, черновики Щедрина и груды писем поклонников, на которые не было времени ответить… Ворох сценических костюмов, которые ждали своего часа, или тех, что сошли со сцены, несколько пар ненадеванных балетных туфель и сверкающая бижутерия головных уборов. Всё напоминало гардеробную театра».
Жесткий темп жизни, постоянный режим, надоевшая публичность – всё это требовало воли, дисциплины и безумного напряжения, поэтому, когда у Щедриных,
наконец-то появилась маленькая дачка в Снегирях,
Майя Михайловна была просто счастлива.
Прекрасный дикий лес, пруд, участок, небольшая избушка в три комнаты, крошечная терраска – все это как нельзя лучше подходило для уединенной жизни, ну хоть на месяц, на неделю, хоть, в конце концов, на выходные, но…
Именно что пожить там удавалось редко. Лишь однажды Майя Михайловна смогла безвыездно пробыть там месяц – раскладывала пасьянс, играла с домработницей Катей в домино, бродила по лесу.
«Без этой Кати Жамковой трудно представить жизнь семьи в последние лет сорок. Катя была на редкость уродлива и выглядела кикиморой в парижских пальто, которые ей привозила Майя. Она знала все привычки и вкусы своих хозяев, была себе на уме, но примитивна, и Майя говорила про нее, что у Кати все же есть одна извилина, но прямая. Она девица, и время от времени получала письма от своего деревенского поклонника…
Но Катя в деревню не вернулась. Готовила она хорошо, только злилась и ворчала, когда у Щедрина бывала удачная рыбалка, - не любила чистить чешую. Дожидаясь хозяев к обеду, смотрела в окно и, как только видела, что машина подъезжает к дому, бросала на разогретую сковородку бифштекс – как в лучших бистро Нью-Йорка!»
Это опять из воспоминаний В.В. Катаняна – тоже, между прочим, весьма примечательная личность, со студенчества и на всю жизнь друг Эльдара Рязанова: может, кто-то помнит в рязановском фильме «Забытая мелодия для флейты» герои Филатова и Догилевой представляются шантажистам как «Катанян и Катанянша» - это как раз привет от Эльдарсаныча своему закадычному другу Василию. Еще Катанян – фактически пасынок Лили Брик, потому что его отец как раз и был ее последним мужем, и глаза ей закрыл.
Профессионально ВВК состоялся как режиссер-документалист – ему мы обязаны прекрасными документальными фильмами о Плисецкой, которую он начал снимать аж с 1948 года: первые кадры были сделаны на комсомольском собрании в Большом, где юная сияющая Майя, украсившись чернобуркой, что-то горячо обсуждала, а Катанян подставил под видеоряд совершенно другой текст, и получилось, что Плисецкая чуть ли не комсомольская активистка. Руководству понравилось, к Майе стали относиться менее настороженно, это поспособствовало карьере.
Еще он сделал фильмы о Демидовой, Параджанове, Берберовой, многих других, оставил книгу очень душевных воспоминаний под названием «Прикосновение к идолам», настоятельно рекомендую к прочтению. Отвлекает от суровой реальности.