Командир лётного отряда Преображенский вылетел на учебном Р-5, чтобы проверить технику пилотирования у лётчика Журавлёва. В программу полёта входили виражи, восьмёрки, переворот и другие фигуры.
Окончиться полёт должен был четырьмя витками штопора. Самолёт был простой и очень надёжный, не зря он был выпущен в своё время в огромном количестве и долгое время использовался как гражданскими, так и военными пилотами.
За эволюциями Р-5, как и положено, наблюдали с земли. Всё сначала шло по плану, никаких вопросов не возникало.
Но вдруг и техник и наблюдатель напряглись. Самолёт совершил уже восемь витков и выходить из штопора не собирался.
Сначала такое поведение приняли за некую лихость лётчика, демонстрирующего свои лётные навыки. Но ситуация явно выходила за рамки программы полёта.
Тем более, что Р-5, выйдя из обычного штопора, упал в плоский штопор. Он считался весьма непростым и выйти из него мог обычно только пилот с высокой квалификацией.
На аэродроме все замерли, никто не кричал, а с замиранием сердца следили, что происходит в небе.
А Р-5 вращался вокруг своей вертикальной оси с поднятым носом. По сути это означало, что самолёт просто напросто падает. А управление им потеряно.
Учебный самолёт управлялся и лётчиком и из кабины лётчика наблюдателя, где находился Преображенский.
У всех пилотов, бывших на аэродроме, тут же появилась перед глазами кабина летнаба. Там была короткая ручка где то внизу, обзор был затруднён.
Между тем, Р-5 уже потерял порядка трёх тысяч метров высоты и находился на примерно на тысяче метров.
Если и сейчас пилоты не выведут его из плоского штопора, то им уже не хватит высоты, чтоб сделать это позже.
Осталось буквально метров триста, и вдруг самолёт выровнялся. Взяв нужное направление, он пошёл на посадку.
Как только Р-5 приземлился, из него вылез Преображенский, почему то без сапога на одной ноге и молча отошёл в сторонку.
Потом выяснилось, что Журавлёв начал делать штопор. При этом он ногой нажал на педаль руля поворота.
Тоже самое сделал и Преображенский. Под педалями находится стальной полоз, по нему скользит нога пилота.
У Преображенского нога соскочила с педали и её зажало. Каблук сапога заблокировал движение рулей.
Когда Журавлёв попытался выйти в горизонтальный полёт, у него ничего не получилось, рули его не слушались. Лётчик не понимал, в чём дело.
Чем сильнее он жал на педаль, пытаясь выйти из штопора, тем сильнее зажимал каблук и ещё больше блокировал рули управления.
Преображенский тем временем пытался вытащить ногу, зажатую педалью. У него не получалось.
А самолёт, потеряв управление, всё так же стремился к земле, уже перейдя в плоский штопор.
Видя, что ничего не получается, Преображенский попытался продвинуть педаль ещё дальше вперёд, но этого не давал сделать Журавлёв, который хотел отодвинуть её назад.
Связи меж кабинами не было. Преображенский кричал, но шум мотора заглушал его голос.
Обычно летнаб, желающий что то сказать пилоту, вставал и нагибался в кабину лётчика. Но Преображенский и встать то не мог.
Прошло буквально несколько минут, пока шла эта борьба с зажатым каблуком. Наконец, Преображенский перестал дёргать ногу, изловчился и вытащил её из сапога.
Потом босой ногой протолкнул сапог вперёд. Управление рулями освободилось и Журавлёв получил контроль над самолётом и успешно его посадил.