Глава 11.
Служить в рядах армии - моя давняя мечта.
Любил я армейскую дисциплину, организованность, военные марши с песнями, хотя полностью армейскую жизнь не представлял.
Когда подошел мой призывной возраст, комиссия признала у меня порок сердца (хотя я за всю жизнь у себя порока не обнаружил) и отложила призыв.
В 1935 году меня вызвали в военкомат, но, уточнив документы, снова оставили. И, лишь в 1939 году, по новому указу призвали всех, кто не служил в армии: учителей, инженеров, студентов.
30 октября 1939 года призвали служить и меня.
Теперь у меня такого желания не было служить, так как дома оставалась любимая и беременная жена.
2 ноября мы прибыли в город Кременчуг на Днепре. К эшелону подошли автомашины, и мы были доставлены в казармы. Для меня все было необычно. Нам объяснили, что мы прибыли в отдельный батальон связи (ОБС), при 16-й стрелковой дивизии.
Жизнь началась с душа и переодевания. Мы стали стандартными, похожими друг на друга, пошутили, посмеялись над собой. Затем строй на обед, ужин, строй на вечернюю поверку и так далее.
Поскольку осталось немного дней до праздника 22-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, нас начали тренировать ходить парадным шагом.
После праздника мы приняли присягу и приступили к занятиям по радио. Я готовился стать радистом. Почти месяц тренировались в приеме знаков. Потом желающим было предложено перейти на телеграф.
Я решил испытать и телеграф, нужно было узнать самого себя, где я могу более успешно работать. Прошло две недели, и вдруг вызывают меня и еще одного товарища к комиссару батальона. Комиссар объяснил, что предложено выделить двух лучших бойцов в другую часть.
«Так что собирайтесь, и поедете в Полтаву».
На другой день мы уже были на месте.
Здесь формировался 76-й ОБС, но поскольку я еще не был ни радистом, ни телеграфистом, меня определили в линейную связь. Наш батальон формировался для отправки на фронт финской компании.
Конец декабря 1939 года, стоят морозы.
Мы получили новое теплое обмундирование: валенки, сапоги (я взял на размер больше), теплые портянки, байковое белье, ватные брюки и фуфайку, шапку. Готовили имущество связи. Наша связь шестовая. Приготовили, погрузили в вагоны и 29 декабря отправились.
У меня появились чувства, что я больше не вернусь. Мне казалось, что на войне если не все, то большая часть погибает, и я ехал на погибель.
Сам я смерти не очень боялся, но очень жаль, что остается жена и я так мало пожил с ней. Написал домой письмо с сожалением, что так мало мы жили совместной жизнью.
Глава 12.
В своей роте я был агитатором. Уже шла вторая мировая война, нужно было разъяснять происходящие события. Кроме этого, в вагоне проводились занятия по устройству телефонных аппаратов.
Будучи занятым, я постепенно отвлекался от мрачных мыслей. Когда проезжали через Москву, термометр показывал минус сорок один градус. Никто не хотел высовывать нос из вагона. Только подбрасывали уголёк в чугунку и жались к печке.
Через день мы были в Медвежьегорске, который находится в восточной части Онежского озера. Отсюда начинался Беломорско-Балтийский канал, который строили заключенные.
Канал уже был построен, и остались от заключенных бараки, в которых мы и разместились на 3 дня. За эти дни батальон сменил повозки на сани. Все имущество было перегружено.
Мороз доходил до -45 градусов. Никто уже целую неделю не умывался. Все чумазые, друг друга не узнаем.
Наконец, наш обоз двинулся вглубь Карелии. Мне приказано ехать верхом на лошади замыкающим. Седла не было. За весь день хода не встретили ни одного населенного пункта.
Лишь вечером прибыли в деревню, где в основном проживали раскулаченные в 1933 году украинцы. Здесь остановились на ночь. Я чувствовал неудобство из-за своей чумазости и решил умыться.
Разделся полностью до пояса и вымылся снегом. А когда одел рубашку, было приятное теплое ощущение. С этого времени я уже грязным не ходил. Процедуры снегом были приятны и хорошо закаляли организм. Я перестал мерзнуть.
На другой день наш обоз направился к финской границе в район Порос-озера. Но мне ехать было трудней, так как за первый день хорошо набил сидячее место. Приехав в район Порос-озера, остановились в 7 км от финской границы среди леса в землянках, в которых ранее была пехота.
Здесь мы поняли о допущенной оплошности - нужно было из вагона захватить печи.
Пришлось обогреваться костром и дышать дымом. Пробыли здесь двое суток. Заготовили оглобли, дуги. На третий день выехали, но мне предложили взять двух верховых лошадей, запрячь в сани и везти заготовленные оглобли.
Легко сказать - везти на необученных лошадях, но надо делать. Запряг, поехали. Сначала никак не хотели везти, но дорога была ровная, и они кое-как приспособились.
По финской территории ехали ночью. Начались небольшие подъемы, и на каждом подъеме мне приходилось тащить сани самому. Один подъем был порядочный, и здесь пришлось повозиться более часа.
Обоз давно ушел, а я все еду, и лишь к утру добрался до стоянки. Привел лошадей в порядок, в 7 часов утра лег в одном из сараев и уснул мертвым сном.
Винтовка моя оттаяла и вся позеленела. Проснулся я в 9 часов. Прежде всего, начал чистить винтовку, но очистить от ржавчины не удалось.
Выяснилось, что на этом участке наши части отступили, нам тоже нужно отступать.
Поинтересовались причиной отступления. Оказывается, при подходе к позиции противника «кукушки» ( «кукушками» называли финских солдат-снайперов, замаскированных на елях) убили командира и комиссара, взять командование на себя никто не решился. Возникла паника и отступление.
После этого случая был приказ командирам и комиссарам перед боем одеваться в красноармейскую форму.