Ты чего в эку рань ходишь?! Ты же знаешь, что я вчерась сена увозился. А ты мимо окон поутру с ранья мельтешишь, мне спать не даёшь. Я же отдыхать должен, а не следить за твоими перемещениями в моей округе, ходи по своей, я бы и нисколько, а ты по моей елозишь, глазкам моим покоя не даёшь. Не крути головой, водека я иду огородами, подожди у верельницы, расскажу хоть чего-нибудь, раз спать не даёшь, наплету тебе с три короба, а ты там сам разбирайся. Если опять напридумываешь чего неправдоподобного, всяку несуразицу – на меня не ссылайся, надо чтобы не стыдно было, у меня же пенсия и авторитет.
…У Петровича был старший брат Витька. Знаешь ли? А помнишь ли? Он ещё на «Минске» белые грибы по бору за «Заячьей слудкой», ближе к «Кострамцу», собирал, за каждым грибом, не сползая с мотоцикла, с ножиком нагибался. Вот тебе все грибные места невзначай и выдал – ты только смотри никому о них не говори и сам не езди, только если после меня… Ну, как старший, старший-то Иван Иванович, этот помладЧше. Иван Иваныч, Виктор Палыч, нет: Иван Иваныч, потом Егор Иванович – Виктор Палыч-то твой сосед, на той стороне живёт, он им не брат. А если и брат, то неродный. Может, каким там, седьмая вода на киселе, и приходится, а так: Ванька, Егорко, Галинка, Витька, Зинка и Петрович. Вот так они по росту шли. Вроде, никого не забыл. Может быть, ещё кто есть, но об этом только Ивану Петровичу было известно. Если было, а мог и не знать. А Володенька твой, как и ты, поскрёбыш, избалованы оба донельзя. Но сейчас не о вас.
Так вот, у Петровича старший брат был Витёк, а звали его в Красной Витя-папа. А почему папа? потому что он в школу ходить ходил, но только крестиком расписываться и научился да до пяти копеек считать, чтобы в кино на детский сеанс ходить, билет как раз пятак и стоил. В каждом классе по несколько раз сидел. Тогда модно было сидеть по нескольку лет в одном классе, да еще и на каникулы оставаться, дополнительные уроки брать, репетиторство теперь называется. А как?! в школе же печки, дрова надо заготовлять, колоть и укладывать надо, работников никого нет – одни технички, на малолетних школьниках много не наробишь, вот второгодники, те в самый раз, за троечку в четверти за год всё и сделают. Правду сказать, не поэтому, конечно, оставляли, а старались хотя бы за два года в одном классе, что-то да дать от учёного мира, чтобы уж совсем дураком-то не был. Некоторых выдающихся личностей, бездарей по части науки, и по три года учили. Был у нас ещё такой же Валеро-пето, как ты помнишь. Да не только Валеро, много таких было, только мы с тобой, наверно, и не сидели в одном классе по несколько лет. Так Валеру того после восьмого класса сразу в армию и забрали, прямо с выпускного бала, а дураков в армию, как ты знаешь, не берут. Советская школа на все сто отрабатывала, из дураков учёных делала…
Долго ли, коротко ли шло время, у Витька, и так было, и эдак, но раз весной, в самоё половодье, когда Илеша артачиться начала и ни вброд, ни вплавь её не перейдешь – Витёк напился. Ну, как напился, не так чтобы сразу и в придорожные кусты обмякнуть на сутки, а так, как бы для поднятия тонуса. С радости или с горя, не знаю, но рюмаху какой-то барматушки где-то в себя надыбал. Молодая кровь старшеклассника о осемнадцати годков сыграла, забурлила, гормоны из молодого подтянутого насилием школы тела завыскакивали, паралич инстинкты самосохранения напрочь сковал. Хоть и выпил-то ничего, но дури и решительности образовалось на всё выпитое с лихвой и с тележкой, словно «бочонок рома на сундук мертвеца» враз опрокинул. Картуз с кокардой Советской армии с головы содрал и в огород только свистнул: зашвырнул на самые задворки в кусты, армейский китель распоясал, кожаный ремень на руку намотал, ходит по главной площади Развода бляхой машет, кличет-зовёт поединщиков на кровавый бой за святую Русь. Поединщики не идут, сторонятся – его это ещё пуще заводит и раззадоривает. Поединщиков нет, а у него хмель уж проходит – понапрасну, получается, вино клянчил и солдатской бляхой благородный люд стращал. Не на шутку завыревливал: медвежий ор пробовал и львиный рык на весь Красновский прайд изображал. Нет поединщиков, все попрятались, ни соперника вшивого, ни дуэлянта клятого. Все попрятались, схоронились все.
Местные орлы Витькины причуды знали и нисколько не реагировали, знали, что с часок побесится и успокоится, угомонится враз. Но тут весна, по реке лес брёвнами к запани на Усть-Илешу несёт, катка головок с лесом с утра до ночи, все деньгу рубят: двадцать пять целковых советских рублей за головку. При умении и сноровке за белую ночь можно и ни одну головку в реку на молевой сплав отправить. А остальные, кому головок не досталось и пока стоит большая вода, целковые рубят с не меньшим приходом на разгрузке барж, освобождая трюмы катеров и пароходов Северного завоза на год продуктов и товаров народного потребления. А если местные не справляются с таким наплывом спешной работы, то им на подмогу привозили сезонников и вербованных из разных мест. И надо же так случиться, что хмельные выходки Витька попали во все эти обстоятельства, как раз тогда, когда с разгрузки «багажа» барж и катки леса привезли вербованных-сезонников на воскресный постой после крупного бухгалтерского расчёта. Понятно: спиртное в магазине разом было вынесено и продолжило употребляться в тиши природных ландшафтов северного бытия на возвышенных берегах речки Илеши. Приезжие тутошнего «ветхозаветного Голиафа» не знали и всё восприняли всерьёз, все его залихватские угрозы с элементами рукопашного боя и выпадами шаулиньских монахов. И, когда Витёк понёс их всех по матери с отцом в неприличных жестах по локоть и верчением шашлыка на вертеле с отхожих мест, толпа «урок из-под небесной» дерзнула всё-таки выполнить променад неуемному товарищу аборигену с агрессивным поглядом в их сторону.
Обнаружив уцелевшей частью трезвого ума приближение неразумных существ, Витёк напоследок, обозвав их всех заскорузлой сволотой, устрашающе погрозил начищенной бляхой отличника Советской Армии и пустился в бега, с резвостью зайца покидая авансцену гладиаторского олимпа. Он как военный стратег, знавший армейские хитрости, сымитировав отступление, заманил-таки толпу возжелавших его молодой крови приезжих в «узкую расщелину» перехода по мосту на средине бурлящей Илеши. Разъярённая толпа, наступающая римской свиньёй громил, спешилась и маршем, выстроившись в шеренгу по одному, приступила к форсированию реки строго затылок друг другу.
В это время школьники-малолетки как раз находились на мосту, сидели на перилах и оттуда зрели происходящее, и не заметили, как оказались в толще прихода тревожной белой ночи, окрашенной «заревом наполеоновского побега Витка из Москвы». Чтобы не попасть под крутое месиво в замес, они с лёгкостью пропустили «парня не в себе», перевалив за перила моста, и там стали дожидаться «оловянных солдатиков», настроенных на его растерзание.
Найдя в лице школьников подмогу своим «петушиным боям», воинствующий Витёк применил к неприятелю тактику выталкивания японских единоборцев Сумо. Он со всей дури взялся раскачивать подвесной мост вверх-вниз как качели. Скрипучий мост взвыл перилами и волной цунами пошёл на неприятеля, подбрасывая вверх каждого, кто не имел дополнительной опоры. Угрожающе наступающий строй начал рассыпаться под хитростью стратега. Страх сковал их ряды, а бурлящая Илеша словно разверзнутой пастью поглощала свалившихся бедолаг в бездне вешних вод. Кто-то из оставшихся на мосту прилип к перилам, ухватившись за них, кто-то вцепился за стальные канаты, удерживающие мост, многие сели на доски полотнища моста, а кто-то распластался на нём, пытаясь хоть за что-то ухватиться кроме воздуха. Смятение и жуть носились по разваливающемуся мосту.
Наступление неприятеля захлебнулось, пыл расправы поубавился, и пока победный клич была на стороне Витька, он, оторвав доску от перил, с криками «Посторонись, зашибу на смерть!» рванул в атаку. И точно бы зашиб, но тут хмель в его воинствующей голове окончательно иссяк, и атака с доской, как с красным знаменем на перевес, провалилась. А пока доска по инерции летела в обескураженную толпу, пятки Витька уже сверкали по далёкой линии горизонта…
О, дак это же ты мне про всё это и рассказывал! – прервал рассказ В.С. – Я-то в то время ведь на срочной был, германские яблоки с лейтенантом Гарником ел и уже шнапс дринькал. А ты-то как раз и был во всём этом замечен и чуть ли не зарезан был на этом мосту. Откуда, думаю, знаю про всё это. А это ты. Вроде бы не помню, что участвовал в таком событии, а откуда тогда знаю – не понимал. А это ты опять всё сорганизовал. Не так красочно, конечно, ты рассказывал, но видишь, чего может моя голова, если мысли и язык от неё отвязать и выпустить на свободу.
Далее я рассказываю.
За позорное бегство представителя Красновской молодёжи неожиданно впрягли нас, малолеток, с не определяющимся по виду возрастом: взбитых, накаченных, не по-детски нахально-наглых. Двоих мы на тот берег так и не пропустили. Но тут у одного из нас возле живота оказалось тонкое лезвие вовсе не перочинного ножичка с холодным запахом смерти.
– Хочешь, войдёт?!
– Не хочу…
– Мы вашу Красную всю по брёвнышкам разнесём.
– Это вряд ли…
– Хочешь посмотреть?
– Нет, не хочу…
– Вот и стой в стороне.
– Стою…
– Это, кто такой в тельняшке смертника?
– Молотобоец, Витя-папа…
– Куда побежал?
– Не знаю…
ВитькА догнали и припёрли в ближайшем общественном туалете, но пока взламывали дверь, он куда-то бесследно исчез, чем немало удивил нападавших. Обнаружил он себя плывущим как ни в чём ни бывало верхом на брёвнах по реке мимо моста: спокойным уравновешенным трезвым старшеклассником, подрабатывающим в кузне молотобойцем…
Основную же толпу «разносчиков брёвен Красной» встретили ребята постарше, гуляющие на вечеринке по поводу проводин в армию в широком переулке усадебного ансамбля клана Шапчиц-Русановых. Когда прибежавшие с моста пацаны донесли, что Черню зарезали, никто из нападавших не остался без внимания, некоторые встретились с сотрясением головного мозга, некоторые с переломами, кому-то посчастливилось отделаться только фингалом, кого-то приводили в чувства, отливая колодезной водой, а некоторых санитарный самолёт доставил в районную реанимацию… Дело до официального расследования не дошло: у Витка справка: чего с него взять – нечего; мы – несовершеннолетние – с нас тоже взятки гладки, да и чуть ли не пострадавшие от холодного оружия; а пострадавшим светить свои подвиги прошлого тоже было не с руки – так всё и закончилось миром…
Витя-папа был безобидным, с одним классом образования, закончивший восьмилетку, а таких событий наворотил…
Так всё и было, а вечером гуляли танцы в нашем клубе под Джо Дассена: «Где же ты?»…
26.09.2022. 19:22 … 01.10.2022. 18:10, Москва