Лучший друг и биограф А. Н. Островского, автор "Краткой азбуки драматического искусства" для начинающих артистов; актёр Императорских театров, писатель, драматург, автор переводов и переделок иностранных пьес, Фёдор Алексеевич Бурдин (1827-1887) многое сделал для русской сцены, но вклад его долго оставался недооцененным.
Виной тому во многом его собственные амбиции: будучи успешным в комедийном и водевильном репертуаре, Бурдин то и дело брался за роли, которые были ему не по плечу. В итоге история театра хранит множество скептических и насмешливых отзывов: А. А. Григорьева, которому принадлежит обидный термин "бурдинизм" (скверная актёрская игра, исполненная ложного пафоса, мелодраматизма и безбожного наигрыша); Д. В. Аверкиева, Ф. М. Достоевского, да и самого Островского, который, несмотря на дружеские чувства, просил Бурдина "прекратить завывать" на сцене...
Страстная любовь к театру может сыграть с человеком очень злую шутку. Вместе с тем, невозможно отрицать огромный вклад Фёдора Бурдина в развитие театрального искусства. Посредственный актёр, он был умным, глубоким, начитанным человеком, обладал редким чутьём, всячески поддерживал таланты, выступая посредником и помогая преодолевать цензурные запреты и отторжение (например, знаменитая пьеса "Свадьба Кречинского" А. В. Сухово-Кобылина попала на столичную сцену, благодаря его усилиям). Больше сорока лет он отдал любимому делу, оставив интереснейшие мемуары. Любителям "актёрских баек" можно смело рекомендовать "Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче" — забавные, написанные живым, лёгким языком. Наверное, смирись Бурдин со своими скромными актёрскими возможностями и посвяти себя театральному делу (как мы сказали бы сегодня — продюсерской деятельности), ему бы не было равных. Увы... выйдя однажды на сцену, а тем более имея хотя бы однократный успех, очень трудно отказаться от этого в дальнейшем.
Суфлёр, дублёр...
Фёдор родился в Москве, в семье мещанина Алексея Даниловича Бурдина, из дворовых помещика Дмитрия Безобразова Владимирской губернии. Учился в 1-й Московской гимназии, окончание которой давало право поступать в университет. Многие его сверстники мечтали об учёбе, Бурдин же то и дело сбегал с уроков к известному артисту П. М. Садовскому, а в 14 лет и вовсе бросил занятия ради того, чтобы поступить суфлёром в Малый театр. Сейчас суфлёров всей театральной России можно пересчитать по пальцам, а в XIX веке это была чрезвычайно востребованная профессия — без них не обходился ни один театр... Именно здесь, в гимназии, произошло первое знакомство с Островским. Александр Николаевич был старше на три класса, но, как вспоминал впоследствии Бурдин, мастерски и с удовольствием рассказывал младшим товарищам об игре Мочалова, Щепкина и других мастеров, искусством которых уже в то время был увлечён.
Два года Бурдин постигал премудрости суфлирования (а их было немало — "подсказчик" должен был идеально знать текст, уметь произносить его специальным сдавленным шёпотом, чтобы актёр на сцене слышал всё, а зритель ни слова!), но этого молодому человеку было мало. 6 января 1841 года он дебютировал на сцене Малого театра, и был зачислен в труппу на "роли второго плана" и эпизоды в бытовых комедиях и водевилях. Упорным трудом Бурдин добивался перехода на всё более значительные роли, борясь с собственным амплуа... но успеха достичь не удавалось. В 1843 году он отправился в провинцию "для усовершенствования таланта", и скитался по России до 1847 года, когда из тифлисского театра наконец перевёлся в Петербург. Дарование его не признавалось ни серьёзной критикой, ни публикой, и впору было отчаяться, но именно в Петербурге начинается новый этап жизни и творчества Бурдина.
"Похлопочи, милейший Фёдор Алексеевич!"
Во-первых, в 1850-е годы возобновляется близкое общение с Островским, в пьесах которого Бурдин будет наконец получать свои лучшие роли. Во-вторых, полученное наследство в 100 тысяч рублей позволит Бурдину войти в круг самых влиятельных людей столичного театрального мира. Честолюбивый, обладающий деловой хваткой, общительный (злые языки судачили — хвастливый болтун, прилипчивый выскочка), Фёдор Алексеевич не упускал ни малейшей возможности пробиться, состояться, прозвучать... Он завязал дружбу с управляющим петербургскими театрами П. С. Фёдоровым, вошёл в комитет по рассмотрению новых пьес, быстро стал своим человеком среди звёзд первой величины... С 1847 по 1883 год Бурдин — артист Александринского театра в Петербурге, выдвинувшийся в лидеры труппы, благодаря исполнению ролей Бородкина ("Не в свои сани не садись") и Мити ("Бедность не порок").
Что касается Островского, то со стороны Бурдина был, конечно, не только расчёт и желание получать главные роли. Бурдин искренне восхищался талантом своего друга, делал всё, чтобы помочь ему творить, не думая о цензурных препятствиях и гарантиях своевременного получения гонораров. В письмах Островского постоянно встречаются фразы: "Похлопочите, чтобы мне из цензуры получить ответ поскорее...", "...похлопочите, чтоб цензура поскорее пропустила", "...похлопочи, милейший Фёдор Алексеевич!" , а позже уже и запросто: "Федя, удружи! Я в долгу не останусь!" и т. п. Бурдин честно выполнял эти просьбы, не давая усомниться в своей добропорядочности. Когда Островский приезжал в Петербург, друзья обедали и ужинали вместе, много общались, делились планами, обменивались подарками. В будущем великий драматург станет крёстным отцом сыну Бурдина...
В ответ на дружеские услуги Островский предоставлял Бурдину пьесы для его бенефисов: «Шутники», «Лес», «На всякого мудреца довольно простоты», «Волки и овцы», «Последняя жертва», «Бесприданница», «Красавец-мужчина» и другие. Одной из любимых ролей актера была роль Краснова («Грех да беда на кого не живет»). Всего в пьесах Островского актер сыграл 30 ролей. В конце октября 1866 года драматург писал Бурдину: "Если б у нас было побольше людей таких, как ты, то есть так же близко принимающих к сердцу драматическое искусство, было бы гораздо лучше и для авторов, и для артистов..."
Островский не мог не видеть актёрских недостатков Фёдора Алексеевича, и со свойственной ему тактичностью и мягким юмором пытался на него воздействовать. Бурдин же был болезненно самолюбив, сердился на критику, в глубине души сознавая её справедливость. Ему хотелось славы и народной любви Александра Мартынова, которому он пытался подражать. Но Мартынов был гением, копировать его — бессмысленно. По иронии судьбы, Бурдин прекрасно мог отличить хорошую игру от плохой, но... только из зала. Сам же часто переигрывал, пережимал, изо всех сил старался привлечь внимание публики...
Петербургская пресса не жаловала его, рецензенты могли открыто написать, что Бурдин "опять всё испортил", "мало понял в своей роли, то есть, может быть, понял, да выразил совершенно обратное", или "сыграл как мог, даже ломался менее обыкновенного". Островскому была неприятна эта травля, он старался убедить друга в том, что тому под силу сыграть хорошо, а при распределении ролей предпочитал его другим артистам.
Впрочем, Островскому и самому доставалось от фельетонистов и карикатуристов. Стремление во всякий сезон дать театру новую пьесу вызывало не только уважение, но и раздражение — многим не нравилась такая плодовитость. К примеру, некто А. К. изобразил Островского пекущим пьесы-блины. Их уже полная тарелка, а рядом ещё большая кадка с тестом. Подпись под рисунком гласила: "Как это господа мои блины прожёвывают?" Ещё одна карикатура изображала провалившегося бенефицианта, в котором легко угадывался Бурдин. Бенефициант сетовал: "Ну, г. Островский, и счастье ваше меня не вывезло; я ли не мастер проваливать?.."
В 1883 году Бурдин подал прошение об отставке, но его общение с Островским продолжалось. В своих письмах он сообщал о своей жизни, театральных новостях провинции, собирал народные слова для словаря Островского. Он пережил своего гениального друга всего на один год.
Читайте также исторические статьи на нашем канале в подборке "Из истории русского театра"
И обязательно приходите в Новый драматический театр (Москва, ул. Проходчиков, 2) на спектакли по русской классической драматургии!
БИЛЕТЫ ЗДЕСЬ