- Спасибо за интервью, Виктор Иванович, было интересно с вами пообщаться. – Улыбаясь, сказал журналист и выключил диктофон.
- Всегда, пожалуйста, но все равно не понимаю, чем я заслужил такое внимание.
- Ну, не скромничайте. Я считаю, город должен знать своих героев.
- Да какой же я герой? – Смущенно ответил Виктор Иванович.
- Самый настоящий! Столько лет в юстиции, да и к тому же начальником управления Следственного комитета просто так не становятся.
- В любом случае это уже в прошлом и я простой пенсионер.
- Именно поэтому мы и хотим написать серию статей про таких незримых защитников нашего города как вы.
- Хорошо, хорошо, пусть будет так. – Усмехнувшись, ответил Виктор Иванович.
- А вообще, если вы не против у меня к вам есть ещё один вопрос. Не для протокола.
- Конечно, задавайте.
- Были у вас когда-нибудь дела… Странные, загадочные может мистические.
Мужчина удивлённо посмотрел на журналиста.
- А вообще знаете... Есть у меня одно давнее дело. Я о нём никому не рассказывал. Есть в нём что-то… странное. – Виктор Иванович сдавленно посмеялся, уселся поудобнее в кресло и начала свой рассказ:
- Это случилось в 1998 году. В одном из парков собачники нашли тело мёртвой девушки – её звали Маша. И нашли как-то странно — 20-летняя студентка одного из вузов, красавица-отличница, считалась пропавшей без вести больше десяти дней. Однажды она просто не вернулась с занятий в общежитие. На следующий день в деканат позвонили ее родители, встревоженные молчанием дочери, после чего, от греха подальше, деканат заявил в милицию. Розыск шел ни шатко ни валко — мало ли где могут загулять студентки. Но однажды в разгар рабочего дня в дежурную часть позвонил мужчина и сказал, что нашел труп...
Опознали ее быстро — по длинной косе и одежде. Сумку с учебниками и документами не нашли, но приметы в розыскном листе совпали. Одного из однокурсников отправили в морг, и он с уверенностью сказал: Мария. Судебные медики еще на месте происшествия сказали, что девушку изнасиловали и несколько минут спустя зарезали. Под ее ногтями была чужая кровь — убийцу она поцарапала. Ну и деталь — до этого нападения Маша была невинной…
Сообщили родственникам, проживавшим… ну, скажем так, далеко за Уралом. И Машины мама с папой приехали в Санкт-Петербург, захватив с собой бабушку Наталью Сергеевну. Помню ее как сейчас: в возрасте за 70 она выглядела максимум на 45 — высокая, стройная, с ярко-белыми зубами, пронзительными голубыми глазами и длинной толстой косой, обернутой вокруг головы. Кстати, выглядела моложе своих 50 и ее дочь — мать погибшей.
Ехали они почти трое суток на поезде, и за это время оперативники уголовного розыска уже установили подозреваемого. Местный житель, 19-летний Николай, физически крепкий, хитрый и расчетливый, с примесью какой-то восточной крови, постоянно попадал в поле зрения милиции, но на серьезных преступлениях не попадался.То его видели там, где сожгли машину, то замечали возле дома, из которого украли деньги, то в больницу попадали местные пацаны, а у Коли костяшки пальцев в кровь сбиты... Но прямых показаний на него никто не давал, а сам он утверждал, что был совсем в другом месте. Кстати, подруги у Николая менялись очень часто, но ни одна по поводу расставания не плакала.
Собственно, как позже выяснилось, в компании друзей Николай как-то обмолвился, что силой девку взять несложно — они в ступор впадают и покладистыми становятся. Тут главное, чтобы она не заложила, и способ есть один, лично им испробованный. Тон, которым он это говорил, покоробил всех, и об этих словах в итоге быстро узнал местный опер.
К Коле стали присматриваться, но начальник грохнул кулаком по столу и приказал: задерживайте. Куда деваться — задержали. Стали осматривать — и на груди, спине и боках задержанного обнаружили поджившие царапины, причем много. Похоже, получил их Николай примерно тогда, когда Маша погибла. Сам он следы объяснил страстными ночами со случайной знакомой, которая позже исчезла из его жизни. Ищите, мол, я ничего про нее не знаю, кроме того, что дружит она с одним из ваших ментовских генералов — якобы случайно обмолвилась.
Поди, что называется, проверь. Ножа у Николая не нашли, хотя знакомые видели у него некое подобие финки. Одежды дома много, но в какой он мог насиловать — непонятно. Ну, а грунт на ботинках — так он тем лесопарком часто ходил, и доказательством это не является. Стали Николая допрашивать, несколько часов работали — не колется. Требует, чтобы его версию проверяли.
И тут родители Машеньки и та самая Наталья Сергеевна приехала к следователю получать разрешение на захоронение — без него тело из морга не выдают. Следователь выставил адвоката и Николая из кабинета в коридор, сам начал бумаги заполнять. И хотя не принято допрашивать до похорон, решил он и родителей Маши допросить — из другого города их не вызовешь, а поручать местным следователям такое дело — много времени уйдет.
Да только допрашивать надо маму и папу, а бабушка вроде и не при чем, и Наталье Сергеевне в коридоре подождать предложили. Она вроде согласилась, встала со стула — и вдруг спросила: нашли душегуба-то? И вроде как вопрос, а прозвучал как утверждение. Следователь потом в бумагах написал, что ответ дал однозначный: ищем. Но в приватных беседах сознался — черт его за язык потянул, честно ответил: подозреваемый есть, но отрицает все. Экспертизу ждать будем — может, чего и срастется. Вон он, в коридоре с адвокатом беседует.
Наталья Сергеевна в коридор вышла и прямо от дверей на Николая смотрит. А тот в коридоре наручниками к батарее пристегнутый стоит, рядом адвокат, а чуть в стороне — опер, который задержанного доставил… «Понимаешь, она на него просто смотрит, а он вдруг на нее как зыркнул и нагло так спрашивает: "Чего уставилась?" Она молчит, а он вроде как продолжает: "Не я это, слышишь? Менты на меня вешают, а я не при делах". Она все равно молчит, а он ей: "Мало ли кто что говорит". То есть у всех полное впечатление, что они беседуют, но она-то молчит, даже губы не двигаются», — вспоминал потом оперативник.
И ведь что удивительно — камера в коридоре была, записи потом просматривали: так и есть. Она стоит и молчит, а у него явно губы шевелятся. Отошла Наталья Сергеевна в сторону, к другому кабинету, присела там и сидит, ждет. Только вдруг Николай в лице как-то поменялся, словно все мышцы омертвели. И совсем другим тоном говорит вдруг оперативнику: «Слышь, мне приспичило, в туалет отведи».
Его отстегнули, в туалет отвели. Там и оставили. А когда он попросил прикрыть дверь, опер убедился, что окно закрыто, решетки стоят — и вышел. Правда, дождался, пока Николай штаны снимет, и руку ему одну пристегнул к петле в кабинке…
Его там и нашли спустя буквально пять минут. Он еще жив был, но уже без сознания. Скорая приехала, в больницу его отвезла, и там он часа через полтора умер. Он себе в той кабинке вены на руках перегрыз. Перегрыз — это для протокола, по сути он себе руки до кости разодрал. У него свое же мясо в зубах клочьями застряло…
Скандал был большой. Врачи скорой сначала решили, что пациента собаками затравили. Всех спасла запись той самой камеры: видно на ней, что Николай на своих ногах в туалет идет и что никто с ним туда не заходит. И Наталья Сергеевна в кресле спокойно сидит. Только когда суета началась — встала, в туалет заглянула, даже не заходя туда, и в кабинет к следователю зашла. Своих забрала — и ушли они.
Уже посмертная генетическая экспертиза показала: под ногтями Маши действительно были кожа и кровь Николая. Никто не мог понять одного: Николай в туалете не издал ни звука, а врачи говорили, что он грыз себе нервные узлы, боль должна была быть адской. Причиной его смерти как раз и стал комбинированный болевой и геморрагический (от кровопотери) шок...
Вот такая вот история. Столько лет прошло, а объяснить произошедшее до сих пор не могу.
Журналист вновь поблагодарил бывшего начальника управления Следственного комитета по Заневскому району, собрал вещи и ушёл, оставив Виктора Ивановича погружённого в воспоминания о былых временах.