Чем больше учебный год, заменивший жизнь, казался бесконечным, тем эгоистичнее хотелось брэдберовских каникул, и каждый лекционный день Денис, не спавши и уже с утра совершенно уставши, клевал носом у монитора, ставя в уме галку, что сегодня на парах он был. В перерыве звонил бабуле, потому что знал: к обеду мама пришлет нервное «как дела» с восклицательными знаками. Хоть он и мог, даже не звоня, написать ей: всё «как вчера», «ничего нового», что уже было бы хорошей новостью, но все равно набирал и ждал родной голос после гудков. Как дела, безынтонационно говорил Денис в трубку. Он упирался лбом в коридорное зеркало, и его чернявые волосы электризовались и топорщились, так что лицо еще больше чувствовало неживой холод стекла.
Бабушка рассказала, что дед снова дохал утром, но, наконец, согласился на суп, и она разломала ему фрикадельки. Рассеянные по желтоватым белкам кровавые паутинки обвивали мутную радужку, цвет которой застилали расширенные зрачки. В них Денис находил свое отражение. Он помнил, что глаза у него дедушкины – темные, как небо перед сильным дождем, как вода с синим кондиционером в аквариуме для рыбы. Когда папа принес в коробке бойца, Денис сразу назвал его Облако, не по цвету, нет, рыбка была мрачнее всех облаков неба, но и не иметь же дома личную тучу. От облака не знаешь, чего ждать – не всегда ж дождя – это и обнадеживает. «Отдай его кому-нибудь, пока не поздно, у тебя же нет на него времени», – говорил с дивана дедушка. «Ничего, ничего, – успокаивал Денис, – я все смогу».
«После учебы я приеду, нет – прилечу, словно голубем стану, не с картины испанца, нет, я для этого мал, но хоть бы тем, что вернулся после затянувшейся зимовки домой, – вздыхал Денис, но спускался на землю: – Даже не опять, а снова, снова задыхался», – повторял про себя и смотрел вглубь зеркала. Это все после той больницы. Не надо было ложиться. «Ясно», – говорил Денис. К горлу подступал ком, перекрывающий воздух. «У тебя перерыв, да? Что ж ты не сказал, давай вечером поболтаем», – и бабушка клала трубку, хотя причиной тому явно были появившиеся в греющемся дедушкином супе пузырьки.
Мешки под глазами чуть светлее предсумеречного неба, но в них можно утонуть, а потом удариться от падения дурной головы. Засохшие от противоаллергических капель ресницы ничего не чувствовали. «Как и я», – думал Денис. Он знал, что все кончится, и уже не поздно и не рано, а совсем скоро, и по-другому быть не может – это закономерность природы. Отцветала на глазах весна, и дождь все никак не мог пойти и прибить всех к земле, хоть и таблетки уже сыпались на пол из дрожащей руки, и тело тихо спускалось с дивана, как текли по безграничной тарелке неба и заплывали в душу облака цвета крема-брюле – любимого дедушкиного мороженого. Когда не во что верить, остаются только небеса, потому что они – всегда. И кажется, что скоро не благодаря, а вопреки снова будет, чем дышать. И дедушке тоже станет легче. Еще чуть-чуть. Время, шурша, сделает именно это, и все кончится. Наступят каникулы вечные. Тоска. И спать больше не хочется.
Автор: Катя Можаровская
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ