Воровство – слишком геморное занятие во всех видах. И весь тот нервяк, который создает акт воровства, абсолютно не окупается. Разве что, может быть, цель воровства – как раз сам нервяк, но это уже девиации какие-то, есть гораздо более простые способы получить дозу адреналина.
Глупо.
Тем не менее я пару раз воровал. Скорее, от злости, чем от нужды украсть. И мне реально за это как будто бы прилетало свыше.
Стоит признать, что я своего рода сочинитель. Не самый талантливый: в меру хорош в фантазиях, но еще завистливый и злой. Болезненно переживаю не лучшие времена осознания наличия у себя синдрома непонятого гения. И точно так же, как неработающая касса самообслуживания, меня бесит, когда кто-нибудь случайно делает крайне удачную фразу, образ, деталь, эпизод, да что угодно, и потом не реализует его должным образом.
И мне всегда хочется такие находки своровать. Поэтому я собираюсь быть литературным редактором… Смирение гордыни.
Но поскольку в момент той кражи это были только планы на будущее, я не выдержал и украл образ. И исключительно ради него был одним махом написан гигантский рассказ часов за пять непрерывной работы, по окончании которой казалось, что это сейчас лучшее мое творение.
Никогда я еще так не обсирался с выводами и оценками.
Как говорится, по гороскопу вы дебил.
В общем, все это вступление, наверное, можно счесть за попытку объясниться (не оправдаться), почему, когда обокрали меня, я ничего не сделал. Даже зачем-то помог вору. Как будто пытаясь предупредить Высшую (ёп-её-через-точку-мирового-равновесия) Справедливость, что за эту кражу никому не должно прилетать.
Мне, конечно, не было жалко преступника: у него не имелось никакой душещипательной истории и слезливой мотивации. Я более чем уверен, что он на самом деле не был очень честным и добрым человеком, просто не вписавшимся в поворот судьбы. Обычное дерьмо собачье с глазами.
В общем, уродец украл у меня жизнь. Настолько бестолково, что даже злиться на него не получается.
Не знаю, настолько ли безгранична человеческая тупость, как мне показалось в тот момент, но вот он, герой дня криворукий, лезет с платформы вниз за только что упавшим мобильником. Как будто не для него существуют специальные люди в метро, говорящие о безопасности, и как будто не для него есть, ну, лестница, дверь, тетки в форме и все такое.
– Мужик, дай руку, я залезу.
Я игнорирую. Мужиков что ли мало на Первомайской?
– Блин, муж…парень, ну, ты, в сером пальто, давай скорее, поезд через две минуты будет. Руку подай!
Да ебать-тебя-колотить…
– Бегите вон туда, в противоположную от поезда сторону, там есть дверь и лестница…
– Сука, ты глухой что ли? Дай руку, меня сейчас по рельсам размажет, тварь!
– Я позову дежурного… Тут человек на путях! Помогите! – мой глас здравого смысла прервал сигнал поезда.
Ёб вашу Машу… Ну и где хоть кто-нибудь, кто скажет парню у штурвала, что надо тормознуть.
– Руку!!!
Как говорится, помогай ближнему своему и тебе воздастся…оторванными конечностями. То ли мужик был уже вусмерть перепуганный, то ли мы просто изначально в разных весовых категориях были, но дернул он меня так, что небо и земля (а точнее, дно подземелья и свод) поменялись для меня местами.
Все, Виталик, вот и пришла пора тебе в закрытом гробу в отпуск ехать. Последнее, что помню, так это мужика, выползающего на платформу, пыревшего ошалевшими глазами на меня горемычного.
***
– Чо, удобно тебе? А что ты там сломал-то? Или у тебя душевная травма, м? – как я потом узнал, мужика звали Санек, и в тот памятный день оказался он в метро с великого бодуна, потому вел себя так неразумно, что, впрочем, ни капли его не оправдывает. Санек меня упорно игнорировал, потому что никак не хотел переезжать из травмы в психушку. Ну, я выводил, как мог, а то никакого морального удовлетворения. – Ну, Санечка, поговори со мной. Только ты меня видишь же, горилла облезлая, хоть немного уважения к тому, кого из-за тебя по кускам собирали, а потом кремировали, чтоб никого до хронической блевоты не довести. Ну, и неплохо было бы вспомнить еще про того бедолагу, что с тепленького местечка машиниста ушел. В запой если что, а не на другую работу. Саш, Са-а-а-ша-а-а…
– Да заткнись ты!
– А чего так тихонько? Вытащить тебя ты так-то погромче просил. И еще, главное, ору ему во всю глотку: “Беги, дебил, к лестнице, спасайся”, — так нет. Он же спайдер-Саша!
– Слушай, ну что тебе надо-то, а? Я, итак, сделал все как мог: похороны твои оплатил, вещи твои, какие уцелели, твоей мамахен вернул. Что мне теперь? Из окна прыгнуть, чтоб ты успокоился?
Я говорил, что не обиделся? Ну, как бы сказать… Наверное, обида тут не очень подойдет, но и корчить из себя охваченного жаждой мщения духа не буду. Я обычный, бесполезный, каким и человеком был, собственно. В общем, сойдемся на том, что я взвинчен и раздосадован, и, чтобы как-то это состояние переменить в положительную сторону, активно отравляю Санечке жизнь.
***
– Саш, а почему тебя не навещают? Ты не местный?
– Коренной москвич.
– Понятно, значит, ты просто урод, наверное.
– Наверное, урод.
– Саш, а чего ты не ешь обед?
– …
– Саш, а я вот так хочу есть, но не могу, а ты не ешь, хотя можешь. Тебе норм?
– Мне норм.
– Саш, а одеялко пахнет мылом?
– Пахнет.
– А я не чувствую. Я только помню, что это за запах, но не чувствую. Вообще, кстати, никаких запахов. Интересненько.
– Слушай, как тебя там… Я спать хочу, отвали. Спасибо, конечно, что жизнь мне спас. Мне очень жаль, что так вышло, и все такое, но не надо теперь меня доводить. Я тебе ничем помочь не смогу.
– «Как тебя там»?! Ты охуел, Сашка? – вот ублюдочная туша, он ведь знает, как меня зовут, на похоронах же был. – Я вот тоже спать хочу! А я не могу. Не могу, понимаешь ты это своей тупой башкой или нет?! Из-за тебя не могу! А ты мне – «как тебя там»? Да я, если б мог, свалил бы уже давно, куда мне там полагается. Ты думаешь я тут развлекаюсь или что?! Нет, развлекаюсь, конечно, но короче! Я даже сдохнуть по-нормальному не смог и нихуя прикольного в нынешнем своем существовании не вижу. Потому что нихуя прикольного нет. Я даже свалить от тебя не могу далеко. Чтоб ты знал, я не по своей воле болтаюсь рядом с таким уродищем. Мог бы, блять — улетел бы мир смотреть, как нормальный призрак. Так нет же.
– А ты истеричка, оказывается… – с усмешкой произнес Саша, когда я только набрал воздуха (по привычке), чтобы запустить новый поток высера. – Я, когда тебя первый раз увидел, думал, что ты пришибленный какой-то. Стоял там, как чучело, соломой набитый. Пальто красивое, а под пальто болванка в пыли.
– Сука. Ну да. Стоило умереть, наверное, чтобы нормальным стать…
– Ты не стал нормальным, хватит тебе.
– Сука, все равно. Психолог доморощенный. Развел тут… Чо делать-то будем?
– Меня выпишут скоро, я домой пойду. Буду ходить на работу, есть, пить, спать, иногда трахаться. А ты – как хочешь. Можешь… не знаю… смотреть…
– И печально самоудовлетворяться?
– Да не на секс, дурак. На жизнь. Не знаю я, что с тобой делать, хватит сношать мне мозг.
***
Смотреть на жизнь мне надоело очень быстро. И я начал потихонечку вклиниваться.
Первый раз это произошло, когда Саша решил зайти в суши-бар. Я суши люблю больше жизни (ха!) и не мог просто молча наблюдать за тем, как этот индюк их вилкой ест. Мне так сильно захотелось быть на его месте, что аж в голове помутилось. Секунда, и я уже сижу за столом, распаковываю комплект палочек, вокруг ни звука как будто, и только невероятно приятно жжение в носу от приличной порции васаби.
Еще секунда – и я снова бесплотная хрень, Саша злобно ругается и выбрасывает палочки, вечер испорчен.
Захват виноватого в моей смерти туловища я проводил еще несколько раз, но не рисковал, только в безопасных ситуациях. Иногда получалось довольно долго — Санек, естественно, был против, но кто его спрашивает. Он мне должен.
Именно потому, что что-то выходило, мне в голову пришла гениальная мысль.
– Санек, у тебя что вообще по жизни, работа, там, семья…
– Я в магазине работаю, – буркнул он сердито. Уязвился, бедняжечка…
– Чо продаешь?
– Не продаю – разгружаю…
– Саш, а как так? Тебе сколько лет, много? Работа, конечно, при всем уважении, бедовая, бабы нет, друзей нет, родные где-то потерялись, на вид так себе, и вот ты живой. А я перспективный молодой специалист, всеобщий любимец и все такое, и сдох из-за тебя.
Саша, конечно, промолчал. Он вообще не любил вспоминать мою смерть. Интересно, почему.
– Короче, предложение такое, поживи за меня. Сначала послушай! – остановил я начавшееся было возбухание. – Я в издательстве стажировался, но, по понятным причинам, теперь нет. Но меня там готовы были принять уже на полную ставку. Давай там работать? Не переживай, дело не пыльное, мне нужно-то только твое тельце на шесть-семь часов в день, под дедлайны на побольше. Я работу любимую работаю, ты пожинаешь лавры, зарплатка там, уважуха и работать самому не надо. Надо будет, правда, потренироваться, как там коммуницировать с людьми, если тебя спросят что-то по профилю, но там не сложно на самом деле, ты и сам скоро въедешь… Попробуем? Обещаю, что в остальное время можешь делать что угодно, и я молчать буду, только если сам не спросишь ничего. Как устроиться тоже знаю: резюме сделаем, портфолио, на собеседование с тобой схожу, только одежку бы прикупить и в барбершоп смотаться, а так все супер. Благородная проседь есть, суровый взгляд, только не матюкайся и не бухай – картинка!
– Так, все, завали! Это бред какой-то…
– Да не бред, Санечка, не бред. Ты выдохни, подумай серьезно, чаек себе завари. А завтра мне скажешь, что надумал.
***
– Александр Владимирович, можно? – из-за прикрытой двери просочился очередной Сашин подчиненный. Хотел бы я сказать, что на самом деле он мой подчиненный, но как бы…нет. Я уже живу (не в прямом смысле, естественно) чисто на развлекухе: Саше не нужен, он сам справляется так хорошо, что кабинет у него свой, и чувачки к нему чуть ли не на животе вползают… Казалось бы, да? А вот оно как. Короче, есть ощущение, что вселенная не знала, как бы красиво одарить Санька всеми возможными благами, и для этого ей пришлось укакошить меня.
Я, конечно, ни на что не намекаю, но теперь у него все офигенно. На работе обрел свое место, серьезно, я только первые пару месяцев ему пояснял, как это так книжка без знаков препинания и что это вообще значит, когда прям печатают роман, где только трахаются сто страниц.
Даже горжусь немного. И завидую, конечно, как все у него быстро сладилось. Я вот свои лучшие годы потратил на то, чтобы догнать, как это все работает, а как только догнал – сдох, к сожалению.
Короче, работает Сашка работу, живет жизнь, воспитывает дочку – да, вот и такой у него теперь есть прикол. Даже дама сердца у Саньки была какое-то время. Но сплыла куда-то там – в новый свет.
Только я вот теперь не нужен стал. Никакой пользы. Санек, конечно, осаживает меня, мол, друзья и все такое. Тем более, это он меня, хоть и косвенно, но грохнул, и как же так вообще (да, по прошествии времени стали прикалываться над этим фактом: так, для тонуса).
Я, вообще, считаю, что Саша мой лучший профессиональный проект. Не только научил его работать, но и ценить время и жизнь, стремиться к чему-то. Потом пришлось учить отдыхать заново. Заставлял гонять во всякие поездочки, смотреть мир, так сказать, есть всякую странную еду, давил на жалость всегда и чувство вины, но потом Санек сам втянулся.
Ну, вот вроде сейчас все и хорошо. Только теперь непонятно, что мне делать-то. Как там…вознестись, развоплотиться… или что там.
Надо как-то красиво уйти, символично. Может, затащить Сашу в метро после работы? Кого-нибудь там спасти…
– Виталь, – пока я тут размышлял это все, Санин просящий испарился, – надо бы домой собираться.
– Ну, собирайся, чо.
Мне резко плохо стало. Ну, не потянуло блевать или что там еще у живых считается «плохо», а так, когда просто хочется сдохнуть, если есть возможность. Но, конечно, ты не идешь бросаться с крыши, ты просто думаешь – вот бы умереть, вот бы умереть, так что никаких противоречий не вижу с тем, что я уже того…
Почему мне кажется, что пора уже отправляться на тот свет? Я еще не нагулялся, по идее, бессмертие, хули. Но все равно – аж горлышко прихватывает, когда смотрю на людей. Вот Сашка в магаз идет, дед проклятый, удод великовозрастный, шоколадки он обещал купить для своей мелкой, сука заботливая.
Почему это все вдруг резко злит, злит, злит? Жизнь эта чужая… Которая могла бы быть моей. И все то, что я прожил призраком, на самом деле, получается, ничего не стоит, на самом деле, на самом деле.
Потому что нет никаких следов. Никаких, сука, ебаных следов! Нет продолжения рода, нет дел, ничего нет, никаких свидетельств жизни на земле придурошного вредного Виталика, который наебнулся с платформы в метро. Как так, ну как так?!
Почему все это ничего не стоит?
– Виталь, ты чего завис? Идем уже, нас Катюха ждет.
– Не нас, а тебя.
– Чего?
– Тебя, ждет, Санек, твоя дочка. Меня никто не ждет. И слава богу, иначе было бы до пизды грустно, потому что я сейчас, Саша, намереваюсь очень сильно захотеть — и, наконец, стать чисто воспоминанием, распылиться на атомы, а лучше на что-то еще более мелкое.
– Что за театральное настроение такое? Тебе моча в голову ударила?.. Образно выражаясь…
И я вдруг успокоился. Потому что понял, что сейчас, может быть, произошло самое главное в моей тупой жизни. Я захотел жить, я позавидовал Саше потому, что он живой.
И стало радостно. Совсем на чуть-чуть. Потому что потом сразу стало понятно – я не шутил (не только для себя, но и, видимо, для вселенной). Не будет никакого красивого спасения, кольцевых композиций, неожиданных твистов.
Вот прям сейчас, пока Санек на кассе пробивает свои ублюдские шоколадки, я просто перестаю существовать. Прямо сейчас. Распадаюсь на атомы и успокаиваюсь – это подарок или пиздюль за то, что я только сейчас все понял, не знаю. Пусть так.
– Катюхе привет передавай, и не похерь ничего, пожалуйста. И на могилу мою не ходи, я тебя оттуда обоссу.
Не мог совсем уж молча.
Автор: Настя Павлова
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ