Три неприятные вещи, но о них тоже надо говорить: ракета в Польше, кувалда и убитые пленные. Неприятные для кого? Понятно, что для Украины, какие могут быть сомнения? Или нет? Давайте посмотрим поглубже.
Ракета. Мы не обсуждаем – кто виноват, я думаю, это понятно. Кстати, мне интересно: не строился ли маршрут ракеты с таким расчётом, что если по ней промахнутся, то могут попасть в другое место – ведь районы расположения и ТТХ ПВО известны… Но не будем вдаваться в конспирологию, давайте посмотрим вот на что: мне этот случай в очередной раз показал некоторую “невыдержанность” (скажем так) украинской дипломатии.
Так, я когда-то высказывал своё мнение, что своими радикальными заявлениями бывший украинский посол в Германии приносил больше вреда, чем пользы. То же самое мы видели и в этот раз, только теперь это было на другом уровне. Да так, что в зарубежных СМИ проскользнули нотки раздражения.
Это то, чего украинцам никак нельзя допускать. Особенно, в отношении Польши. Одно дело – посол, и совсем другое – президент.
Я могу понять их разочарование: им не дают того, что они хотят, сколько хотят и когда хотят, но реальность такова, что у каждой стороны – свои интересы. Что для достижения целей “не дать проиграть Украине” и “сделать так, чтобы Россия никогда больше…” могут быть разные средства. Что есть такие вещи, как возможности, планирование, доставка, обслуживание, боекомплекты и обучение. Что доставить надо так, чтобы не “пропало” по дороге, ведь на всё это идёт настоящая охота; чтобы “пользовались” “правильно”, а не как получится; чтобы ничего “ценного” не оказалось у тех, у кого это не должно оказаться и много других соображений.
Что дают не то, что просят и не то, что считают – сколько чего есть на складах, а что будет “соразмерно”, “эффективно” и “пропорционально”. Что в уравнении участвуют не только жертва и агрессор, но и множество других игроков и надо соблюсти баланс между всеми ними.
Разумность и эффективность такой политики мы видим по результатам, причём не только на “линии разграничения”. Ведь ни одна из страшных угроз не реализовалась, несмотря на суровые брови и уверенные голоса о защите территорий, которые пришли “навсегда”, а оказались... э-э-э… вне контроля российской юрисдикции сразу после…
И, на мой взгляд, политические последствия от провалившихся попыток шантажа сопоставимы с военными потерями, а в долгосрочной перспективе превосходят их – ведь это уже записано в истории!
Так что оставим “цезарю цезарево”. Американцы показали, что умеют планировать – достаточно взглянуть на карту. Понятно, что хотелось бы, чтобы было больше и быстрее. И мне хотелось бы. Но имеем то, что имеем и это нужно ценить.
Вообще, я иногда думаю: как Украина сможет выйти из этого кризиса? Не скатится ли она в шовинизм победившей нации? Предпосылки заметны уже сейчас; главное, чтобы это не перешло на уровень государства – примеры этого можно наблюдать.
Сейчас не до церемоний: идёт война на выживание, это можно понять. Но потом им предстоит пройти по тонкой грани и не оступиться в любую сторону. И когда я задаю себе вопрос: смогут ли они не рассориться с теми, кто вытаскивал их из хвата “русского мира”, то я не могу дать однозначный ответ.
В этой связи вспомню один из своих давних тезисов: Если бы наша внешняя политика была бы не как у медведя, слепо лезущего напролом, то вопроса о вступлении одной страны в НАТО могло бы не возникнуть вообще. Там же всё решается консенсусом, т.е. достаточно одного несогласного…
Но такие комбинации не для нашего “доблестного” МИДа.
**********
Кувалда. Сама по себе она мне не интересна. У нас вся страна – зона, так зачем обсуждать нравы в структуре, которая находится вне правового поля? Меня интересует то, что делает Украина.
Что она сделала? Отдала кого-то, кто выразил желание за неё сражаться? Насколько я понимаю, такую возможность дают далеко не каждому, потому что сказать – даже и вполне убедительно – можно всякое, особенно, находясь в плену.
Итак, есть выбор: выдать одного “чужого” или допустить расстрел двадцати своих? На месте человека, который принимал такое решение, я думаю, что я поступил бы так же. Жестоко? Да. Но, цитируя себя, “ничего этого не было бы, если бы ничего не было”. Мы проиграли уже в самом начале, потому что вошли в спираль жестокости – так я писал в первую неделю. Когда смотришь некоторые ролики или читаешь некоторые описания, то не остаётся ничего другого, кроме ужаса от творимого ужаса. И конечная ответственность за всё это – в том числе за обесчеловечивание российского общества, – лежит на том, кто принимал “единственно верное решение” и кто сейчас не хочет участвовать в традиционном действе “отец нации и его дети” (оно же “ежегодное выступление президента”). И Украина тут ни при чём. В качестве показательного примера напомню известную историю про угрозы отрезать головы…
Мы проиграли ещё до того, как вторглись в Украину. Проиграли сами. Проиграли потому, что дали себя низвести до уровня заплечных дел мастеров и приняли это. Нам – как нации – ещё предстоит осознать: как случились Буча и Мариуполь; как готовились пыточные камеры и “фильтрационные лагеря” – ведь их планировали заранее! Как появились садисты с ножами; как страна, познавшая ужасы блокады, целенаправленно оставляет жителей без тепла, света, лекарств, еды и воды и радуется этому.
Возможно, нам придётся начать с себя: шипим ли в спину старику, чтобы “не спал” в очереди, допускаем ли издевательства над детьми в школах – пришёл не в той одежде, написал не тот текст… Бьём ли и унижаем ребёнка в детском саду… Это же – чужой ребёнок, да?
Нет, это – свой! Потому что все дети – свои. Даже чужие. Потому что вообще нельзя бить и унижать ребёнка. Любого. И не только ребёнка, кстати.
Я уже писал, что природа ненависти едина, она не может быть разделена на “внешний” и “внутренний” контуры, и вот мы видим, что готовятся и принимаются ксенофобские законы, а практика сгноить политзаключённого в тюрьме – это наша давняя традиция…
Может быть также стоит прислушаться – как мы говорим друг с другом? Подлежащее, сказуемое и… и достаточно… Нецензурщина? Да ладно, главное – чтобы было духоскрепно. Мне написали про “фонарь” и “шею”. Почти по Блоку, только не совсем. Интересно, написавший знает о Блоке? А если знает, то может вспомнить что-нибудь кроме “Ночь, улица, фонарь, аптека…”? Что-нибудь, скажем, из его любовной лирики?
Потому что если может, то это одно, а если нет, то – другое. Но и то, и другое – плохо. Только по-разным причинам.
Мы бьёмся с западом потому что они – за ЛГТБ. Так нам говорят по телевизору. Но послушайте выступление того же Блинкина и сравните это с… хотя, не надо. Те, кто “готовы всех убить” за торжество “своего мира”, оглянитесь вокруг себя: в чём состоят ценности, которые вы готовы нести другим такими средствами?
Мы потеряли себя – как нация, как культура. И никакие комиссии Думы это не восстановят. И Украина тут ни при чём, потому что это не она заставила нас стать теми, кем мы оказались. Она посмотрела на своего “суженого”, сказала “никогда больше”, а мы так и не поняли, что “красавицу” “соблазнили” не златом-серебром и что “терпеть” она больше не будет и никакие бомбёжки это не изменят.
Нам придётся проводить самую сложную операцию: операцию по возрождению себя. И нам придётся делать это самим. Нам никто не поможет.
Если мы хотим “вернуться”, нам придётся начать с начала.
**********
Пленные. Давайте проведём мысленный эксперимент и перенесём ситуацию на американцев в Афганистане или Ираке. Чтобы уравнять условия, примем, что в этом эксперименте сдающиеся были военнослужащие и на них распространяется Женевская конвенция.
Почему американцы? Потому что они скорее всего оказались бы перед судом. И я думаю, что с хорошей вероятностью суд бы их оправдал.
Почему? Пленный попадает под защиту Конвенции когда он а). Сложил оружие и б). Прекратил сопротивление. Оба эти условия необходимы. Соответственно, если происходит групповая сдача, эти условия распространяются на группу.
Я думаю, обвинению трудно было бы доказать суду, что открытие огня в процессе сдачи не прекратило действие Конвенции в тот же момент.
Мы пока не знаем всех обстоятельств. Но одно можно сказать уже сейчас: ответственность за гибель этих людей лежит на том, кто открыл огонь. Но есть ещё один человек. И если уполномоченный по правам человека хочет жаловаться, то есть адрес, куда она может написать. И не только по этому эпизоду. Но она предпочитает говорить о другом.
И в этом – тоже наша проблема. Потому что если бы этого не было, то ничего бы не было.
И последнее. Мы всё пытаемся воссоздать атмосферу 1941 года. Но времена изменились и теперь в подготовку военнослужащего должно входить нечто большее, чем умение ходить в ногу, досылать патрон в патронник и готовность умереть за президента.
Но это не понимают там, где принимают “единственно верные решения”.
Да и в других местах тоже.
А жаль.