На Покров неожиданно выпал снег, даже не снег, а снежная крупа. Ветер переметал белоснежные крупинки по подмерзшей земле. Марья смотрела в окошко и думала, что снег на Покров хорошая примета. Последнюю неделю вся семья была занята приготовлениями к предстоящему сватовству, все мысли только о нем.
Марья хотела, чтоб пришедшие сваты увидели, что изба у них, как коробочка, все чистенько да прибрано. Пусть сразу увидят, что сватают не неряху да лентяйку. На окошки повесили новые вышитые занавески. Такие же занавески повесили и к иконам, оклады которых предварительно почистили тертым кирпичом, а сами иконы смазали маслом, чтоб блестели. На лавки постелили новые половики, на стол в красном углу - новую скатерть. Пол тоже устелили половиками, пусть и не новыми, но чисто выстиранными..
В упечи были выскоблены до блеска все ухваты, чугуны блестели своими начищенными боками. Даже в клети все было вымыто. Марья постаралась сделать так, чтоб заглянувшие сюда сваха или сваты увидели, какое богатое приданное они приготовили для дочки.
Федор после работы гоношился во дворе, что-то приколачивал, убирал. У него, наверное, больше всего болела душа за дочь. Страшило, что уведут любимое детище в чужую семью, в другую деревню. Несмотря на трудную работу, тяжелую жизнь в колхозе, работу по дому, Верке всегда потакала мать, да и отец, была она любимицей, жила как вольная птичка. А кто знает, как там сложится в чужой семье. Иван то живет с отцом-матерью. Вдруг всем кланяться да прислуживать придется.
Будь его воля, не отпустил бы он Веру из своего дома. Клеть вон рубленая. Печку там сложить и жили бы молодые отдельно. Да разве захочет Иван в примаки идти. Ничего уж не сделать. Дочери, они считай отрезанный ломоть. Так уж заведено испокон веку.
Хорошо, что разговор про сватов, про свадьбу начался еще летом. Надо было до осени накопить побольше денег. Надеяться на трудодни было нечего. На троих в семье Фёдора трудодней получалось много, но вот денег то нет. Уже который год колхозников рассчитывали только натуральной оплатой. А это значило, что зерном рассчитают только к концу года, когда колхоз выполнит все планы. А если неурожай, так и ждать нечего.
Марья с Веркой, обиходив колхозную скотину, почти каждый день бегали в лес, собирали ягоды, грибы. Сушили их. Фёдору часто приходилось по работе ездить на станцию. Вот и подгадывал к поезду. Покупателей с поезда было хоть отбавляй, Все, что не привезет, быстрехонько уходило. Городские даже не торговались. Сколько запросит, столько и давали.
Припрятав вырученные деньги, Фёдор шел в магазин. Удивительно, как он умудрялся запомнить все наказы, чего надо купить. У него с собой всегда было несколько котомок, сшитых Марьей, мало ли чего выкинут, пригодятся.
Однажды увидел длинный хвост очереди. Знать что-то дельное продают. Занял очередь поскорее. А потом уж стал спрашивать, что там дают. Продавали крупчатку. По 5 кило в руки. Вот Марья-то обрадуется. Стоял и думал, как бы извернуться, да купить побольше. Не в частом бывании такая мука. Тут рядом баба стоит, охает, что положить-то не во что. “Я тибе дам котомку, а ты мине продашь кило муки”, - проговорил Фёдор. Баба посмотрела на незнакомого мужика, долго переваривала то, что он сказал. Прикинула, что 4 кило лучше, чем ничего и согласилась.
Наверное, баба рассказала о своей удаче товаркам из деревни. Те уж сами подошли к Фёдору и спросили, нет ли лишней котомки. Тот не стал мелочиться, и запросил с каждой уже по 2 килограмма. “Котомки то новые, холщевые. Ладно с них деньги не беру”. Так приторговал еще 5 килограмм. Вот уж Марья то обрадовалась! Разве купишь в сельпо крупчатку. Теперь пироги не стыдно подавать будет.
С вечера на Покров поставила Марья квашенку, два раза ночью к ней вставала, часа в четыре проснулась, разбудила Веру. При тусклом свете лампы начали стряпать в двое рук. Женщины заранее договорились с напарницами, чтоб те прибрали скотину на ферме. Можно было бы и не торопиться. Но им хотелось устряпаться пораньше, чтоб потом спокойно ждать гостей.
Серый октябрьский рассвет заглянул в избу, где уже вкусно пахло свежевыпеченными пирогами. На столе под полотенцем отдыхали после выпечки пироги. В печи упревала в глиняной плошке картошка с салом, румянились бока каравайца с мясом, поджаривалась пенка на яичнице..
Марья удовлетворенно осмотрела плоды своего труда. “Иди, дитятко, переоболокайся. Платье то чай не смялось за ночь.. Я счас каравайчик выну да яишню к челу поближе пододвину и тоже пойду наряжусь. Скоро чай уж придут.”
Время близилось к обеду. Все члены семьи, принаряженные, сидели на лавке и не знали чем занять себя. Вроде уж все припасли и делать нечего. От волнения даже говорить не хотелось.
В дверь постучали. Верка бегом метнулась за занавеску. В избу вкатилась маленькая, кругленькая сваха, поклонилась образам и хозяевам. “Ой хозяева добрые, овечку мы потеряли. Ищем поищем, нету нигде. Не забрела ли она к вам?” - начала она скороговоркой.