Найти в Дзене
Реплика от скептика

Саблин, М. Крылатые качели. Отзыв на книгу, которая показывает, как не надо писать

Фотография автора
Фотография автора

Максим Саблин, как нам говорят сведения с обложки книги, - писатель и путешественник. Бросив успешную карьеру юриста, отправился познавать мир. Участвовал в марафонах и триатлонах, покорял горные вершины (хотя интернет говорит, что он – практикующий юрист и автор нескольких
книг по юриспруденции).

Соотнеся эти сведения с содержанием книги, становится понятно, что писал Максим Тимурович о себе.

Если говорить коротко о содержании, то оно заключается в следующем. Фёдор Ребров, москвич, сын депутата, выпускник юрфака МГУ, женился на красавице Пелагее, и родился у них сын Иннокентий.
Пелагея была девушкой хорошей, хорошо воспитанной родителями в строгости и непротивлении старшим. Поэтому она слушалась в первую очередь свою маму, которая почему-то сразу невзлюбила зятя, имела определённые взгляды на воспитание внука и настраивала дочь против мужа. В результате молодые разошлись и начали делить сына. Основная часть книги и посвящена этой борьбе за ребёнка. Подробное описание посещений Фёдором различных инстанций – комиссий, судов, службы судебных приставов… Такой «роман», больше похожий на страницы ЖЖ, мог бы написать, наверное, каждый человек, кто хоть раз столкнулся с ходьбой по инстанциям, будь то суды, органы опеки, налоговые инспекции, медучреждения, судебные приставы. Полное бесправие, зависимость от чиновников самого невысокого ранга, ощущение собственного бессилия – таков неутешительный итог. Всё это на роман бы не потянуло, в лучшем случае – очерк.

Но примерно треть книги автор посвятил предыстории: как он учился в университете, с кем дружил, за кем ухаживал, как потом друзья переженились на сокурсницах и соратницах, потом поразводились и переженились вновь, но уже в иных комбинациях. В какой семье родился и вырос Фёдор и его жена Пелагея, их друзья.

Немалая часть произведения описывает то, с чем Максим хорошо знаком – судам, адвокатуре и прокуратуре, причём с такими подробностями, что пришлось неоднократно залезать в интернет, чтобы понять, о ком или о чём пишет автор.

Это что касается содержания. А теперь о подаче материала. Здесь всё гораздо хуже.

Начну с языка автора. Сначала я подумала, что писать таким языком – это своеобразная манера, стёб. Но потом всё же пришла к выводу, что человек просто не умеет писать лучше, обладая очень бедным словарным запасом. В самом деле, из эпитетов у него самые любимые – это «красивый», «маленький», «огромный», «лучистый» и «ясный».

«Красивые» - это практически все женские положительные и частично отрицательные персонажи, а также платья Пелагеи, её же лицо, глаза (как и глаза многих других).

«Маленький» - это и сам Фёдор, и его тёща, причём если речь идёт о тёще, то каждое её упоминание сопровождается этим эпитетом, как будто читатель уже с первого раза не запомнил, что она – «маленькая».

«Огромный» - это некоторые мужские персонажи, и иногда этот эпитет сопровождается абсолютно противоположными по значению определениями.

«Лучистые» и «ясные» - это глаза всех без исключения персонажей. Всё бы ничего, но эти слова повторяются в разных комбинациях на каждой странице так, что глазам становится больно.

Если Кира Мягкова была рыжей, то каждое появление этого персонажа на страницах книги так и обозначено: «рыжая Кира». Да мы, читатели, не такие уж и глупые – мы с первого раза запомнили, что Кира имела рыжий цвет волос.

Полная беда у автора и с пунктуацией, и с согласованием частей предложений. Имея скверную привычку исправлять карандашом ошибки в книгах, эту книгу я почеркала кардинально.

А ещё очень раздражают «говорящие» имена персонажей. Понятно, что имена людей могут быть разными, не только «Марья Ивановна» и «Пётр Сергеевич», но скопление на небольшой территории таких имён, как Эрида Марковна Недоумова, Дэв Медузов, Олимпиада Макаровна Бухарикова
(начальник отдела опеки и попечительства Черёмушек), Меркурио Пузаев (начальник Черёмушкинского отдела судебных приставов), Немезида Марковна Кизулина (глава думского комитета по делам семьи, материнства и детства – намёк на Мизулину? Зачем?) и прочих подобных, типа Геральдина, Изольда, Ариадна, Матильда, напрягают. В некоторых случаях опять приходилось лезть в интернет, чтобы уточнять, поскольку персонажи упоминались вместе с их должностями, которые вполне реальны. Что это? Стёб? Намёк на конкретного человека?

Характеры героев абсолютно непрописанные. Поэтому персонажи совершают нелогичные поступки, постоянно меняют свои взгляды и убеждения. Не вызывает сочувствия и сам главный герой. Если он видел, из какой семьи происходит его будущая жена, если он слышал, как его отец говорил ему, что эти люди (родители невесты) не только недалёкие, ограниченные, довольно злобные, но и с криминальным прошлым, но всё же женился на «красивой» Пелагее – сам виноват. Пелагея же абсолютно оправдывает свою «говорящую» фамилию – Медузова. Полное отсутствие характера. Зато «красивая».

Конечно, в описании «злодеяний» тёщи получился перебор. Но самое главное, что конец книги полностью перечёркивает всё, с чего начал автор. Несмотря на то, что Фёдор был уверен, что родители жены загубят его сына Иннокентия, мальчик всё же вырос вполне нормальным человеком, любящим как маму, так и папу, и бабушку, и дедушку.

На мой взгляд, книга не стоит того, чтобы тратить на неё время, но несколько полезных выводов из её содержания всё же можно сделать, хоть и не новых.

Во-первых, не надо воспитывать детей послушными. Надо воспитывать их так, чтобы они имели собственное мнение и умели его отстаивать.

Во-вторых, хоть красной нитью книги и проходит мысль, что родители для ребёнка – это «крылатые качели», которые помогут ему взлететь, на самом деле семейное воспитание не играет определяющей роли в будущей жизни ребёнка. Примеров этому множество.

В-третьих, с системой бороться невозможно. Сама система не направлена на благо каждого отдельного человека, да и составляющие систему винтики, то есть каждый отдельный чиновник – это всего-навсего человек со своими проблемами, взглядами, убеждениями, настроениями, которые могут сыграть решающую роль в судьбе каждого из нас.

Примеры неграмотного согласования:

«Иннокентий, поворачивая вихрастой головой то к маме, то к папе…» Тут надо либо «поворачиваясь вихрастой головой», либо «поворачивая вихрастую голову».

«Мужчина был генерал Арес Велиалиди». Надо: «мужчина был генералом…»

«Петька отказался сплавляться Жигулёвскую кругосветку…». Может, всё-таки, «по Жигулёвской кругосветке»?

«Увидев маму, он подбежал к ней, прижался лицом в живот и крепко обнял». Лицо в живот можно уткнуть или спрятать, а прижаться можно к животу.

«Встретить Стукачева пятящимся большой оттопыренной попой из кабинета шефа всегда значило дурные новости». Даже трудно исправить это предложение, чтобы оно стало грамотным.

«У единственного окна стоял длинный страшный стол, за которым сидели множество неуклюжих людей». Мало того, что надо сказать «сидело множество», так ещё и картинка жутковатая: стол страшный, а все сидящие за ним – почему-то неуклюжие.

Прочие ошибки:

«…все поглядывали на белые розовые ступни Дэва Медузова пятьдесят второго размера…». Либо белые, либо розовые, либо бело-розовые.

«…она дёрнула его к себе, широко расширив глаза…». Без комментариев.

«Эрида Марковна… оглядела со всех сторон их двухэтажный домик из деревянных брёвен…». А что, бывают иные брёвна?

«…сказал старший Ребров, не отпуская взгляда синих выпуклых глаз с Недоумовой». Всё-таки надо бы «не спуская». А уж «синие выпуклые глаза» повторены не меньше десятка раз.

«Отец… натягивал через голову серую футболку». А что, можно было через ноги?

«…сын часто закричал жалобным высоким голоском, каким плачут только новорожденные младенцы…». Как-то сложно представить себе такие звуки.

«Из отделения на плоской каталке с колёсиками выкатили полусидящую на подушках Пелагею». Ну то, что каталка с колёсиками – это понятно – на то она и каталка. Но плоская? А какая же ещё?

«Анж танцевала брейк, пела народные песни, рисовала кубизм…». Кубизм нельзя рисовать, можно рисовать в жанре кубизма.

«Иннокентий спал, раскидав руки…». Лучше сказать «раскинув руки».

«Надо сказать, хреново было самой Пелагее, но мать научала её думать, что гораздо больше хреново бывшему». Тут и «научала» вместо «научила», и «гораздо больше хреново» - вообще нелитературно и неправильно.

«Пока Федор поедал сырники с джемом, она объяснила, как будет мирить его с Пелагеей, и сильно понравилась Федору». Что-то я связи не уловила между двумя частями предложения.

Примеры перебора:

«Богомолов явился в приёмную комиссию в старых лохмотьях и калошах, с крестьянским мешком за спиной и одним паспортом в кармане». Речь, между прочим, идёт о начале 21 века и о МГУ.

«Эрида Марковна спустила ноги на камни и принялась рыться в своей сумочке. Выложив зелёную книжку с рецептами Арбателя, куклу с прямым носом, куриную лапку, лошадиное копыто, пучок трав, разные амулеты и обереги, она достала то, что хотела, и передала Пелагее.

- Икона Божией Матери, носи её всегда с собой. Она поможет тебе убить… Нет-нет, быть терпеливой и мудрой!

Пелагея повертела в руках маленькую иконку с деревянным подкладом. На оборотной стороне было каллиграфически выведено: «Забудь Федора, дочка, пусть он умрёт одиночкой».

А уж неоднократно повторенные «руки в боки» просто намозолили глаза. Всё же язык разговорный и язык литературный – немного разные вещи. И ещё показалось, что автор просто пытался достигнуть определённого объёма книги, иначе зачем описывать каждый кабинет каждого чиновника с такими подробностями – какой формы и цвета мебель там находится, в блузке какого цвета и фасона была секретарша, какие цветы зеленеют на подоконнике, какой формы и какого размера был сам кабинет, сколько в нём было окон и на каких стенах они расположены, какого цвета были стены и потолок, какого размера были шторы на окнах… Может, этой же цели служат и многочисленные повторения «маленьких», «лучистых», «красивых»?

Много ещё могу привести примеров ляпов, ошибок и корявостей этой книги, но, думаю, и так понятно, каков стиль автора.

Прошу прощения за длинный текст.

Ранее этот материал был размещён мною здесь: https://my.mail.ru/community/manuscripts/7F99F22A70030466.html