оглавление канала
Возможно, где-то в самой глубине человеческой сущности, в глухих уголках его подсознания, сохранилась память о тех временах, когда планету несколько лет окутывали плотные облака, не дающие пробиться к Земле солнечным лучам. В те времена, когда земля, скованная ледяным панцирем, терпеливо ожидала солнечного тепла, которое вновь возродит застывшую подо льдами жизнь.
Елезаров постарался взять себя в руки. Он старался не думать, какова глубина залегания этих катакомб, вырытых человеком, и сколько метров над головой его отделяет от поверхности земли. В конце концов, ему это удалось. И он тут же подумал, что все, кто проходили во врата, они все тоже живут под землей. Живут веками, тысячелетиями, и только некоторые из них временами поднимаются на поверхность. Конечно, если верить всему тому, что он услышал за последнее время. А он склонен был этому верить теперь, пройдя все то, что ему довелось пройти. И ему вдруг нестерпимо, до щемящей боли в сердце, захотелось хотя бы одним глазком взглянуть на все эти города под землей. В нем просыпалось что-то непонятное, какие-то смутные, не то чувства, не то воспоминания, о какой-то другой его жизни, которая была где-то и когда-то, и которая, похоже, сейчас, разбуженная энергией врат, скреблась тихонько, пока еще по-мышиному, в его сознание. Бог с ней, с этой вечной жизнью! Тут бы суметь с отпущенным обычным человеческим веком разобраться, не говоря уже о большем! В нем разгорался извечный костер неуемного любопытства, неутолимая жажда познаний, которые толкают человека куда-то вперед, заставляя покидать насиженные места, отправляясь в неведомое, иногда к бедам, иногда, к катастрофам, но, все же, вперед.
Встреча с людьми ОТТУДА будоражила его воображение. В голове у него вертелось несколько сотен вопросов, которые он хотел бы задать этим людям. Но тут же он одернул себя. Вот как раз все, что ему хочется спросить, спрашивать и не надо. Наверняка все прослушивается и просматривается в этих катакомбах. И следовало соблюдать осторожность, если он не хочет, чтобы в его мозгах копался Пауков. И со всеми этими мыслями он совершенно позабыл, что они находятся глубоко под землей. Легкий толчок остановившегося кара вывел его из состояния глубокой задумчивости. Эдуард Александрович торопливо вылез из машинки и подал руку своему шефу, помогая тому выбраться наружу. Они остановились на квадратной площадке, довольно большой и хорошо освещенной. Елезаров быстро осмотрелся. Собственно, смотреть здесь было совсем не на что. Обычная комната, довольно большая, примерно сорок квадратных метров с двумя арочными входами-выходами, и несколько дверей, сделанных из старого потемневшего дерева. Один проход был тем, из которого они приехали, а другой вел дальше вглубь. С того места, на котором они остановились, в глубине этого прохода была видна лестница, ведущая куда-то вниз. Этот второй проход притягивал взгляд Сергея. И даже самому себе он не признался бы, что он его уже чем-то пугал. Словно там, в глубине этой лестницы скрывалось что-то страшное. Оттуда веяло безжизненным холодом, и словно напоминало ему что-то, однажды им уже пережитое, и с таким трудом закрытое, наглухо запертое в самых глубинных слоях его памяти.
Невольно он передернул плечами, что не укрылось от внимания провожатого. Елезаров вздрогнул от прикосновения к своему плечу чьей-то руки. Резко оглянулся и наткнулся на внимательный взгляд Эдуарда Александровича.
- Вам нехорошо? – Голос вполне человеческий, с разумной долей участия и заботы.
Сергей отрицательно помотал головой.
- Нет, все в порядке, не волнуйтесь. Просто чувствую себя не очень уютно под землей. Все время кажется, что не хватает воздуха. Но это сейчас пройдет.
Эдуард Александрович качнул головой, словно такого ответа от него и ждал, и проговорил с участием:
- Понимаю. Иногда и сам здесь себя чувствую неуютно. – Потом чуть улыбнулся краем губ и предложил. – Давайте перейдем на "ты". У нас тут без особых церемоний. Мы тут все, как одна большая семья. – И с некоторым призывом во взгляде посмотрел не на Сергея, а на Паукова.
Тот барственно улыбнулся.
- Конечно, конечно… - Эхом повторил он. – Как одна большая семья… - Затем, он посерьезнел лицом и строго проговорил. – Эдик, отведи нашего гостя вниз, познакомь его с нашими «гостями». А я пока проведаю свою лабораторию. – И он, не дожидаясь ответа или какого-либо согласия, направился к одной из дверей, на ходу доставая из кармана невзрачную пластиковую карту с изображением серебряными линиями стилизованного Пегаса. Как догадался Елезаров, скорее всего, некий ключ, или пропуск.
Эдуард Александрович посмотрел на Сергея, и с легкой улыбкой пожал плечами, всем своим видом будто говоря: «Ну что ты с ним будешь делать! Он такой, какой есть, за что и любим.» Эта немая сцена слегка рассмешила Сергея, и подействовало как-то успокаивающе. Заместитель сделал приглашающий жест, и первым шагнул в проход. Повинуясь фотоэлементам, в коридоре сразу зажегся неоновый желтоватый свет, осветив старую деревянную лестницу уходящую круто вниз. Сработана она была из прочного дерева лиственницы, потемневшая от времени и отполированная чьими-то руками и ногами за долгое время использования, почти до зеркального блеска. Скорее всего она была на просто очень, а очень-очень старой, как и вся эта часть подземелья, и смотрелась здесь, на фоне технических достижений в виде освещения и охранной сигнализации, как-то слишком инородно, словно появилась здесь, как некий осколок из совершенно другого мира.