(«Горячее сердце»)
Наверное, чтобы закончить разговор о «Горячем сердце», надо вспомнить ещё двух его персонажей, относящихся, несомненно, к калиновскому «паноптикуму». Это супруга Курослепова Матрёна Харитоновна и «приказчик по дому» Наркис – персонажи, страшные в своём цинизме.
Помню, как в начале «лихих девяностых» я была на премьере «Горячего сердца» в Малом театре и вдруг услышала со сцены слова Наркиса (его играл Б.В.Клюев): «Что ж вы не грабите? Это вы напрасно. Вы из чужих земель, вы нашего народу не знаете. Наш народ простой, смирный, терпеливый народ, я тебе скажу, его можно грабить». Каюсь, не поверила, что эта фраза (актуальная, увы, не только тогда и восторженно встреченная залом) действительно есть в пьесе. Вернувшись домой, полезла проверять – всё написано Александром Николаевичем!
Рассматривая пьесу, находишь подчас какие-то… нет, не положительные, конечно, но всё же человеческие, а изредка и симпатичные черты у других персонажей. Но Наркис не вызывает симпатий, по крайней мере, у меня, нигде.
Человек, поставивший перед собой цель – «Я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно», - идёт к ней, практически сметая всё на своём пути. Он не стесняется ничего, ни в грош не ставя окружающих. Показательна первая же его реплика: «Я что ж, я, пожалуй, с вами вместе сяду, нужды нет, что вы мне не компания» (она адресована Васе с Гаврилой). Свою «карьеру» при помощи Матрёны он делает очень быстро: мы узнаём, что она его «из кучеров приказчиком произвела», что для него ворует деньги у мужа… Следующий шаг, задуманный им, - стать зятем Курослепова: «А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу… И денег, и приданого, всего как следует… И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было!»
При этом Наркис вовсе не стесняется ни своего характера, ни своего невежества, ни своих действий, даже как будто похваляется: «Как был невежа, облом и грубиян, так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и так оченно хорошо», «Стану я для тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а как сейчас что в голову придёт, вот и конец».
Матрёна, по его мнению, должна его ублажать за то, что он ей позволяет себя любить:
«Наркис. Да уж ты, кстати, с ромом-то захвати для меня тысячу рублей; по моим расчётам, у меня теперь ровно тысячи не хватает.
Матрена. Ни, ни, ни! Ни под каким видом! И не заикайся!
Наркис. Я и то не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и на порог к себе не пущу. А завтрашнего числа, как буду хозяину отчёт отдавать, все твои дела ему, как на ладони.
Матрена. Не я ль твою образину кругом облагодетельствовала! И тебе не жаль свою благодетельницу?
Наркис. Который я раз тебе говорю, что во мне жалости нет. Ты на мою жалость и не уповай никогда».
Неизвестно, как сложилось бы всё дальше, да подвело Наркиса желание похвастаться. В самом начале пьесы он пытался «выхваляться» перед Васей и Гаврилой, но ничем их не заинтересовал:
«Наркис (вынимает красный фуляровый платок, надушенный, и размахивает им). Может, и другой кто одеться-то умеет, так что и купцу в нос бросится.
Гаврило. Поди ты с своими духами!
Наркис (показывая перстень). И супиры тоже можем иметь, что, которые купеческие дети есть, так, может, и не видывали»
А вот попав к хлыновским «разбойникам», он как ему кажется, нашёл благодарных слушателей - да нечаянно наткнулся на Аристарха, который, выслушав его похвальбу: «Мне житьё теперь… Мне житьё! Малина! Умирать не надо... Хозяин у меня глупый… А с хозяйкой я в любви и во всяком согласии. Вот сейчас приеду… поедем ко мне в гости!.. И вот сейчас скажу: неси тысячу рублей! Чтоб мигом тут было! И принесёт… Нешто первый раз! Две принесёт, только б ей как у мужа спроворить… Вот недавно две тысячи своими руками принесла. Я сейчас, друг мой единственный, под подушку в ящик… ключом щёлк, а ключ на крест», - естественно, сообразит, что к чему, и сумеет разоблачить и его, и хозяйку: «Вот нынче же все это городничему я и объясню, чтоб за него, за плута, невинные люди не страдали».
Раскаяния у Наркиса не будет и после разоблачения: «Ну, там ещё что будет, а я по крайности пожил в свое удовольствие». И лишь об одном будет сокрушаться: «Жаль, что я давеча в разбойники не пошёл! Это настоящее мое занятие» (думаю, здесь совершенно прав!).
Ну, а Матрёна? Когда все её делишки будут выведены «на чистую воду» и сама она с позором «препровождена» к себе (Островский не пожалеет героини, введя прямо водевильную сцену её переодевания - «Возьми у мужа кафтан либо шинель, да и надень, а на голову шляпу», которым введёт в заблуждение разве только до конца не протрезвившегося супруга: «Вот здесь с тобой я, а вон там, на пороге, опять тоже я»), она будет пытаться уменьшить свою вину: «Разве я своей волей? Известное дело, враг попутал. Так на него на одного всю вину положить и надо. Смущал он меня, смущал, да вот и… Как я ему ни противилась, как себя ни утверждала, да, видно, силён… Горами качает, не то что нами, грешными, которые в слабости». Правда, что-то не видели и не слышали мы, чтобы она себя «утверждала» и ему «противилась». Видели только стремление приласкаться к Наркису да срывание зла на окружающих. Грозила же она Гавриле: «Ах ты, тварь ползущая!.. Сейчас я тебя всех твоих прав решу», - добавляя (после его слов «Я уж и так топиться от вас хочу»): «И чудесно! Вон и Парашка хочет топиться, так уж вы вместе, и нас-то развяжете». А услышав желание Наркиса жениться на Параше, воскликнет: «Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею! Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило, кажется бы в Киев сходила по обещанию» (думаю, каждый по-своему поймёт, что это за «чада» здесь – Параша или Наркис, но, во всяком случае, о добрых чувствах Матрёны говорить не приходится).
Поэтому и жалости к «героине» у читателей и зрителей не возникает.
…Один из персонажей пьесы, местный мещанин, крёстный Параши Аристарх, - своего рода резонёр в комедии. Он будет искренне сочувствовать своей крестнице («Вот и не родная дочь, а как жаль, смерть»), пытаться хоть чем-нибудь ей помочь (и в конце концом и поможет!) и вздыхать о «бедненькой» «рыбке малой», которую «большая обижает». А ещё пофилософствует: «Отчего я люблю щуку ловить? Оттого, что она обидчица, рыба зубастая, так и хватает. Бьётся, бьётся бедная мелкая рыба, никак перед щукой оправдаться не может!» На сей раз щуку поймали: «злодейке» «язык прищемили», «злодея» в солдаты отправляют… Но сколько их ещё осталось?
И всё время вспоминаются мне другие слова Аристарха: «Что только за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды! Да и те, чай, обходительнее».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь