«Когда я родился, дома никого не было, на столе лежала записка: «Молоко в холодильнике». Это самая любимая версия появления Иннокентича на свет, звучавшая когда-либо из его уст. Иннокентич классический балабол. Но балабол виртуозный. Близкие зовут его младшим братом братьев Гримм. Он – душа компании. Он врёт, как дышит. Новички и «свободные уши» верят ему безоговорочно, «раскусить» его могут только ближайшие родственники. Но это вовсе не значит, что Иннокентич ограничивает свою «сказочную» жизнь исключительно словоблудием. Он, что говорится, рукастый, не только лампочку заменит, но и новую люстру повесит. И сантехнику поменяет. И ремонт в доме сделает. И в машинах разбирается, как врач в анатомии. Только что не вышивает, как кот Матроскин. Женщины Иннокентича обожают, он угодник, а комплименты «загибает» такие, что любая простушка чувствует себя королевой. В присказке «Чужие мужики, когда выпьют, такие прикольные, а мой дурак дураком» он «чужой мужик», даже для своей жены, с которой прожил не один десяток лет. Детей своих – Надюшку с Ванюшкой Иннокентич обожает. С внуками, взрослыми уже, дружит. А теперь и правнуков дождался, пытается им сказки рассказывать, адаптированные на младенческий возраст.
Внуки его – Костик с Серёжкой, часто вспоминают, как в детстве дед для них игру придумал, в Ленина. Рассказал, конечно, про вождя революции для начала, в «новой» то школе детям не рассказывают о дедушке Ленине, тогда как ровесники Иннокентича и его детей – ночью разбуди, поведают биографию великого человека без запинки. Так вот, назначил Иннокентич пацанов в «почётный караул», а сам лёг на кровать и приспал по-тихому. Проснулся, а внуки стоят в изголовье кровати, молчком, один с винтовкой пластмассовой, а второй с помповой ружбайкой, вахту несут, прониклись. Только раз на третий, просекли пацаны, что к чему, да и бабушка Соня шуганула деда за произвол. Пистолеты деревянные, как в его, Иннокентича детстве, тоже он научил мальчишек выпиливать. И на земле работать, и по строительству, на даче – тоже учил. Всё с шутками, да прибаутками, легко, слаженно.
Благодарных слушателей у Иннокентича всегда хватало, но его любимицей в этом деле была дочкина подруга, Алёнка, по чистоте помыслов и наивности, верившая в росказни, как в истину.
- Алёнушка, ты же тётю Аллу знаешь, ну которая нам молоко носит? – спрашивает Иннокентич и, в ответ на кивок, заводит сказ: - Дочка то у неё дурочка, дааа, но матери помогает, а как же. Иду я вчера по частному сектору, а навстречу мне Ритка, дочка, значит, Аллина бежит, халат распахнулся, титьки из стороны в сторону колыхаются, панталоны развеваются, а за ней бык матёрый гонится.
- Пап, быки матёрыми не бывают, только волки, это точно бык был? – вступает в разговор дочь, сдерживая смех.
- Бык, если его разозлить, пострашнее волка бывает, а этот бычара прям злющий был, - выкручивается Иннокентич.
- Надька, не мешай! Что дальше то было, дядь Кость? – требует Алёнка продолжения истории.
- Так я ж в деревне вырос, - расправляет плечи Иннокентич, - Знаю как быка разъярённого остановить! Хватаю я хворостину и, приноровившись, стегаю на бегу быка по яичкам, раз, другой, он и встал, как вкопанный, - он иллюстрирует свой рассказ характерными телодвижениями и интонацией голоса, - А вы разве не знали, что в деревнях так всегда быков усмиряли? А Ритка ко мне кинулась, плачет, обнимает, благодарит, испужалась девка.
- Дядь Кость, ты герой! – восхищается Алёнка и даже пытается аплодировать.
- Да кого ты слушаешь? – не выдерживает Надя, - Слышь, тореадор доморощенный, чего девчонке голову морочишь? Хворостиной по яичкам? На бегу? Быку? Снайпер, однако.
- Врёт? – разочарованно смотрит Алёнка на Надю.
- Я не вру, я сон рассказываю, доча, - улыбается Иннокентич.
- Мы вчера с тобой вместе молоко забирали, Рита приносила, тётя Алла приболела, - говорит Надя, обращаясь к подруге, - Чему там колыхаться, она грудь «не носит», обделена, да и панталоны только у бабки своей видала, скорее всего.
Алёнка заливается смехом. Иннокентич довольно улыбается, произвёл-таки впечатление. А Надя, поморщившись, хватается за плечо.
- Что, доча, хондроз опять? – участливо интересуется отец, - Так я рецепт хороший знаю! Ты на утренней зорьке во двор выйди, когда роса ещё лежит, разденься и начинай кататься спиной по росе, всю боль, как рукой снимет! – в глазах Иннокентича ни тени улыбки.
- Ты, никак, от меня избавиться решил, чтобы байки травить не мешала, - метнула в его сторону взгляд Надя.
- Вот не любишь ты папку, Надежда, я тебе добра желаю! – Иннокентич изображает обиженный вид.
- Добро, очевидно, это когда соседи скорую вызовут, видя, как я, голая, по траве катаюсь? Объясняй потом лекарям из психушки, что у меня папаня балагур. – смеётся Надя.
- Не хочешь, как хочешь, - Иннокентич примирительно обнимает дочь, - А давайте, девчонки, «по-писярику» водочки, за здоровье, чтоб ничего не болело и быки не забодали.
Иннокентича нет вот уже почти два года. Но он жив! В правнучке своей, которая корчит забавные рожицы и носит фамилию прадеда. В правнуке, не смотря на нежный возраст, выдающем такие словесные обороты и сочиняющем сказки, буквально на ходу – балагур растёт.
Жизнь продолжается!