После Сахалина тема «маленького человека» для Чехова закрыта навсегда. Не жалеть, а – спасать. Всех и сразу. Рассказы о крестьянах (а это, напомню, 85% населения) пугают картинами беспросветной темноты, полного идиотизма крестьянской жизни. Никакой идеализации, никакого стремления поискать ростки будущего, подобно Некрасову или Толстому. Просто картины того, что есть.
Единственный рассказ «крестьянского» цикла, где, читая, будешь смеяться – это «Злоумышленник».
Мужичонка отвинтил с рельса гайку, чтобы сделать из неё грузило – и попался. Далее разговор немого с глухим: судья не может достучаться до подсудимого, объясняя, что гайками крепятся рельсы, а без крепления рельс может сдвинуться – и тогда крушение поезда неминуемо. А там люди едут, они убьются – и мужик будет убийцей, а всё – из-за какого-то дурацкого грузила!
Что же он слышит в ответ?
Что грузило – не дурацкое, без него – никак, без него разве шилишпера поймаешь, а окунь, щука, ёрш – они на глубине, что вся его родня добывает грузила на железной дороге, потому как гайки удобны – с дыркой, что они – по части рыбачить да плотничать, а убивать кого-то – боже сохрани.
Не то, что непривычка мыслить, а полное отсутствие мыслительного аппарата. Если вдуматься – страшно, но нарушение причинно – следственных связей – безотказный приём комедии абсурда.
Вообще короткие рассказы Чехова – готовые киносценарии, их экранизаций – десятки. От любительских, снятых «на телефон» - и до высокопрофессиональных, с участием легендарных актёров.
Но как спасать «всех и сразу»?
Во всём, что касается общества, Чехов был противником хирургических методов. Ничуть не идеалист – но ведь какие перемены совершились буквально на его глазах! И именно и только путём реформ. «Я далёк от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным. Насколько возможно – справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко».
В прошлом, например, учитель или врач воспринимался просто обслугой. И вот - ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА! Государство в лице государя сказало людям образованным: "Вы нужны!" "На вас - надежда!" И создало десятки тысяч рабочих мест в провинции: "Дерзайте, покажите, на что вы способны!"
Следовательно, дело каждого – создавать разумную жизнь вокруг себя. Казалось, реформа 1862 года предоставила для этого все возможности: власть на местах передавалась местным выборным комитетам. Никто поначалу не увидел беды в системе выборов, которая неизбежно обеспечивала большинство землевладельцам, дворянам. Главное – стали нужны образованные люди: врачи, учителя, инженеры – ведь местные комитеты теперь ведали строительством дорог и общественных зданий, образованием и медициной. Самоотверженные, бескорыстные врачи и учителя пошли «в народ». И было их столько, что к восьмидесятым годам – уже общественное явление, не считаться с которым невозможно.
Вот тогда и появилось понятие «чеховский интеллигент». Скромный труженик, в котором есть что-то от самого Чехова – его неброскость, застенчивость, критическое, требовательное отношение к себе.
И главное – смутное чувство вины перед народом: он вышел, выбился из этого народа, он учился, пока другие надрывались на работе – пора возвращать долги. Учить и лечить.
Доктор Дымов из рассказа «Попрыгунья» до того незаметен в блестящем светском кружке своей талантливой жены, что мы видим его только глазами его товарищей, да и то свои прочувстванные слова о «прекрасном Оське Дымове» они говорят лишь на его похоронах: заразился «при исполнении» - да и умер. Но «не исполнять» он просто не мог.
Но все ли земцы были святыми? Острый глаз писателя выхватывает из гущи жизни и доктора Старцева (рассказ «Ионыч»), который вступил на стезю служения с самыми высокими помыслами – но понял, что «от трудов праведных не построишь палат каменных». Нет, профессию он не бросил, но основной его доход – спекуляции недвижимостью.
А учитель Беликов (Человек в футляре)? Отгородился от людей – вечными тёмными очками, от жизни – своим предметом – латынью. Языком, давно мёртвым. Возмущён тем, что коллега позволяет себе ездить на велосипеде: «Какой пример гимназистам!» Самый большой страх в его жизни: «Как бы чего не вышло!» Читать смешно, но только представить себя на месте любого из его учеников…
И, тем не менее, сформировался тип людей, готовых честно, добросовестно работать там, где они нужны, не страдая от своей «недооценённости», не мучаясь комплексом Наполеона, зачастую смиряясь с любыми условиями, с маленькой зарплатой, с невозможностью лично для себя «красивой жизни». Им было куда важнее чувствовать себя необходимыми здесь и сейчас, на своём участке борьбы.
Вот только господа из земского комитета достаточно богаты, чтобы при необходимости вызвать к себе хоть профессора медицины, хоть заплатить профессору математики за занятия со своим сынком – нерадивым гимназистом. Потому их и не волнует состояние земской школы, обеспечение земской больницы…
Энтузиастам придётся выкручиваться, как могут. А долго ли можно рассчитывать на массовый энтузиазм?