"Кромка льда" 2 / 1
Пока бабушка замачивала в реке бельё, Тамара вспоминала подслушанный утренний разговор.
— Наська, коза ты драная, — ворчала Марфа Игнатьевна, — когда ж ты за голову возьмёшься свою?
— Мама, уймитесь ради Христа! Сколько можно?! — Настасья топнула ногой.
— А сколько можно? Кого ты родила от этого пролетариата? Ладно, Томка ещё мозговитая девчонка, а на Сеньку взглянешь, так стыдно становится.
— Не смейте, мама, сына моего обзывать! В нём течёт ваша кровь!
— Моя кровь течёт во мне и немного в тебе! Но к твоим детям это не относится. Не мешай его кровь со своей, опомнись!
— Я уже двенадцать лет с ним живу, неужели нельзя свыкнуться?
— Да ты хоть сто проживёшь с ним — не приму никогда, не прощу, что ослушалась меня!
Настя быстро натянула на себя рабочий халат, потом сняла, свернула его и положила в сумку.
— Я в ночь, покормишь моих, — грубо сказала она матери.
— Ещё чего, сами возьмут. Я стирать пойду с Томкой. Ты ничему не научилась, достойна своего пролетариата.
— Хватит! — Настя подскочила к матери, посмотрела на неё сверху вниз.
У Марфы Игнатьевны глаза засверкали, она оттолкнула от себя дочь.
— Не смей на мать кричать! Если б не я, то вы бы уже давно на поселении брюхи надрывали.
— Как же, если б не вы! — голос Насти дрожал. — Позабыли вы маменька о своих приключениях. Что вы там о крови моих детей говорили? Напомните-ка!
— Ш-ш-ш… — Марфа Игнатьевна зашипела, завертела головой. — Не смей! Нашла что вспомнить!
— Да вы не забывайте, и всё у нас будет хорошо! До завтра, матушка!
Настя хлопнула дверью изо всех сил.
— Коза… — прошептала ей вслед Марфа Игнатьевна.
Тамара тяжело вздохнула.
Вспомнила ещё об одном утреннем приключении. Неожиданно и неизвестно куда пропал её дневник. Всё обыскала Тамара. И в стол отца заглянула, и в стол матери, и у бабушки поискала: как сквозь землю провалился.
А ведь только три дня назад лежал в столе под двумя толстыми книгами сказок. Прятала его Тамара от всех. Писала там всё, что думала и видела.
А тут захотелось быстро разговор матери и бабушки записать, а некуда.
Расстроилась Тамара сильно. Так задумалась, что не услышала зов бабушки.
Уже когда та стояла рядом и норовила схватить внучку за ухо, услышала:
— Горе с тобой одно! Ты оглохла поди?
— Нет, — помотала головой Тамара. — Не оглохла, задумалась я.
— Задумалась она! Иди полощи, а я выжимать буду.
Тамара стирать в реке не любила, она вообще не любила стирать.
Руки после воды опухали, покрывались волдырями. То же происходило и с телом, когда купалась в реке.
Мать Тамару берегла, к реке не пускала, для купания носила воду из колодца. А бабушка говорила:
— Это всё от лени ейной! Пусть стирает, привыкнет и всё пройдёт.
Не проходило. Три дня после стирки в реке Тамара не могла ничего брать в руки, волдыри лопались и доставляли страдания.
Но никому до этого не было дела.
Только Настя жалела дочь, мазала раны дёгтем и кормила с ложечки. Ровно через три дня от волдырей не оставалось и следа.
— Бабуль, — стараясь держать мокрую простыню двумя пальчиками, произнесла Тамара, — а расскажи мне о дедушке.
— Нашла что спросить, — пробормотала Марфа Игнатьевна. — Что тебе надобно вдруг стало о нём услышать?
Тамара пожала плечами:
— Так… Просто интересно. У Вари дедушка есть, у других детей тоже, а я о своём и не знаю ничего.
— Лучше и не знать! От любопытства нос вырастет, никто тебя замуж не возьмёт с длинным носом.
— Не вырастет, — обиженно произнесла Тамара, — не бывает так!
— Ещё как бывает! — Марфа Игнатьевна выпрямилась, бросила только что выжатую почти насухо простыню в воду, чем невероятно опечалила девочку. — Давай полощи, любопытная!
— Ой, рыбка, — воскликнула Тамара.
— Рыбка, рыбка… — Марфа Игнатьевна стала всматриваться в речную гладь. — Нет в этой реке рыбы. А раньше была, много было рыбы. По эту сторону реки и по ту стояли рыбацкие домики.
У реки была хозяйка Анна Гавриловна. Весь улов забирала, продавала и копейки платила рыбакам.
А бывало и не платила, если на левом берегу поймали больше, чем на правом. Рыбаки друг у друга рыбу воровали. И до убийства доходило.
Анна Гавриловна деньги гребла, а отношения рыбаков её не волновали.
Когда богатеи всякие приезжали побаловаться удочкой, рыбакам ловить запрещалось.
И вот однажды к Анне Гавриловне приехал один богач с женой и дочкой. И жена, и дочка — красавицы неземные.
Богач этот устроил завтрак прямо на берегу. На белом покрывале разложил еды всякой. Анну Гавриловну пригласил. Сидел её муж на покрывале, а Анна Гавриловна голову ему на колени положила, косу свою тугую расплела, распластались волосы по его ногам.
А дочка богача смотрела и завидовала. Мечтала, что будет у неё жених вот такой красоты как муж хозяйки реки, и она вот так же волосы распустит.
Пока родители ели, пили, пели, ловили рыбу, дочка богача собирала блестящие раковины перловицы*. Да так увлеклась, что к лесочку подошла. А там вдруг тень мелькнула. Дочка богача любопытная была не хуже тебя. За тенью метнулась.
Тень оказалась пареньком. Когда тот оглянулся, дочка богача обомлела. Такой красоты она ещё не встречала.
Его смуглое лицо было словно высечено из камня самым талантливым скульптором. Скулы, нос, разрез глаз — всё было настолько гармоничным, что не верилось в существование этого создания.
Но он стоял рядом и наблюдал за девушкой.
В его глазах был страх. Он приложил палец к губам, чтобы девушка не закричала.
А она и не собиралась кричать. Потеряла дар речи.
Он вдруг подошёл близко, поводил рукой перед её лицом и улыбнулся.
Девушка не шевелилась.
— Смешная ты, — прошептал он, — иди поскорее отсюда. А то меня заметят. А я жить хочу.
Девушка испуганно оглянулась.
Там за деревьями родителям явно было не до неё.
Они что-то шумно обсуждали, смеялись. Был слышен плеск воды.
— Я Исур, — тихо сказал паренёк, — а тебя как зовут?
— Не скажу, — ответила девушка.
— Давай я буду называть тебя Луной?
— Почему Луной, — девушка засмеялась, но тотчас прикрыла рукой рот.
— Ну ты же не говоришь своё имя.
— Ну хорошо, я Луна! А теперь прощайте, Исур! Мне пора.
Так закончилась их встреча.
Дочь богача вернулась к родителям. Маменька поинтересовалась её состоянием и сказала, что уже скоро будут собираться домой.
Дома дочь богача не могла найти себе места. Всё мерещился ей тот красивый парень из лесочка.
Она невзначай спросила у отца через месяц:
— Папенька, а помните, как мы хорошо отдыхали у Анны Гавриловны? Может быть повторим? Мне это место так легло на сердце, с такой теплотой я его вспоминаю, что хочется вернуться.
— А почему бы и нет! — воскликнул богач. — На Ильин день собирайтесь, передай матушке.
Но впечатления были уже другие. Река была зелена, от неё неприятно несло тиной и тухлой рыбой.
Накануне отъезда отец передумал ехать, но потом решил, что Анна Гавриловна останется в обиде.
На белом покрывале вся еда осталась нетронутой. Ничего не лезло в горло от вони, что была вокруг.
Богач из приличия сидел и ждал, когда хозяйка реки пригласит в дом, подальше от этого места.
Анне Гавриловне тоже было не по себе, но она боялась сделать гостям неприятно. Те могли подумать, что она гонит их, поэтому никому не нравилось, но все молчали.
Дочка богача всё ходила в лесочке, всё звала еле слышно:
— Исур, Исур!
Но никто не отзывался.
Анна Гавриловна наконец-то взяла себя в руки и сказала:
— А не пройти ли нам в гостиную? Мне привезли новые карты. Хочу попробовать с вами, дорогие гости!
И богач, и его супруга обрадовались предложению.
— Еду оставим тут! — громко сказала Анна Гавриловна. — Я сейчас позову рыбаков, они заберут. Им привычно у реки есть и вонь глотать.
Пока богач помогал жене сворачивать белое покрывало, к месту отдыха подошли трое: парень и две девчушки.
Парень взглянул на дочку богача и улыбнулся. Это был Исур.
Увидев осуждающий взгляд Анны Гавриловны Исур отвёл глаза и принялся собирать еду. Девочки помогали ему.
Богач, его жена и хозяйка реки смотрели на собирающих еду пренебрежительно, и только дочь богача — с восхищением.
Вторая встреча была вот такой короткой.
И опять девушка тосковала по новому знакомому.
Марфа Игнатьевна замолчала. А потом как крикнет:
— Томка, ты чего уши развесила? Темнота уже спускается, а ну быстрее полощи!
Тамара полоскала.
На обратном пути она спросила:
— Бабушка, а откуда ты знаешь эту историю?
— Какую? — удивилась Марфа Игнатьевна.
— Ту, что рассказывала об Исуре и дочке богача.
— Так то сказка была, — отмахнулась бабушка.
Тамаре стало обидно.
— Я уже большая, чтобы сказки слушать.
— А жизнь состоит из таких сказок, — пробормотала Марфа Игнатьевна.
Перед сном Настасья намазала дочке руки дёгтем, поцеловала в лоб и пожелала добрых снов.
Ночью Тамаре снился красавец Исур, только вместо дочери богача с ним рядом была она.
Перловица* — речная ракушка