***
Отряд в молчании занимался своими лошадьми. Моих чем-то недовольных работодателей не было видно. Я расстегнула меховую куртку и, увидев, где людей больше всего, пошла туда. Все верно – где было скопление, там раздавали паек: сухари и вяленое мясо. Даже в сортировочном лагере меня кормили лучше. Ну, не беда – ведь всем одинаково. Зубы у меня все целые. Как-нибудь прожую.
Я взяла свою долю и отошла к лошади.
Мне выделили темного, почти черного, конька, невысокого, лохматого. Мерина. Если кто не знает, так называется жеребец, которому удаляют то, что мешает ему работать. А еще и успокаивает – надолго, на всю жизнь. Из буйно помешанного на всем хорошо пахнущем и хвостатом, жеребчик превращается в спокойное, сонное создание с мыслями, идущими не дальше двух главных смыслов бытия: чем поживиться и как увильнуть от работы.
Конек уже все съел и, не растерявшись, вынюхал оставшуюся часть зерна и, пока я ходила за кормом для самой себя, уже зубами начал теребить мешок. Преуспел – мешок порвал.
Мешок я у него отобрала, но ниток, чтобы зашить дырку, у меня не было.
Делать нечего! Мне же нужно отойти. Придется брать мешок с собой.
– Иначе завтра вечером, мой дорогой, ты будешь ветки глодать на сосне. – Я оглянулась. – Да, березок что-то я тут не вижу! Давай-ка я тебя привяжу!
Я притянула конька к ближайшему дереву. Намотала поводья на сучок. Конек недовольно начал дергать головой.
– Ну, не переживай! Я ненадолго. Вернусь, как только управлюсь со своими делами. Нужно же деньги на твой прокорм отработать!
Так я негромко разговаривала с конем. Обратила внимание, что за мной наблюдают, но кто – не видно. Темно. А скоро совсем стемнеет. Зима. День короткий.
Привязав лошадь, я обернулась в надежде углядеть, кто же смотрит мне в спину. Не видно. Ладно, надо сходить к горке. А то неудобно, люди ждут, а я тут копаюсь!
Проходя по лагерю, я незаметно прихватила небольшую шипастую булаву. Так, уж очень удобно она висела. Я как раз перелезала через поваленное дерево, рядом с которым разместился крупный воин. Это он подвесил булаву за сук.
Я проходила мимо, и воин смотрел, не отрываясь, только на меня. Ну, а я и взяла. Перелезла и, дальше уже не обращая ни на кого внимания, пошла по снежной целине в направлении темнеющего холма.
Снег был глубоким, и пока я лезла, согрелась. Щеки горели, волосы под капюшоном куртки вспотели. Все, вот и холм. Обернулась. Место, где разместился отряд, с трудом просматривалось. Далеко я отошла. Но надо спешить. Иначе я вообще ничего не успею! Я же за этим сюда и шла! Не делать же это у всего отряда на виду!
В спешке расстегнула меховую куртку, щелкнул ремень, с бедер поползли штаны. Я со всего маха угнездилась голой попой в снег. Мягкое место словно обожгло. Уже натягивая обратно штаны и заправляя рубашку, услышала шаги и злой разговор. Недовольные переговаривались, возмущаясь на тему того, что мало, что девка деньги взяла большие, так еще и разыскивай ее тут в сугробах и темноте. Спряталась, мерзавка!
– Я здесь!
Вышла из темноты и, не дав им рта раскрыть, засадила булавой первому в грудь, не целясь. Некогда было, да и темень, хоть глаз выколи – одни силуэты. Первый упал спиной в снег, и я сделала широкий шаг навстречу второму воину. Тот успел поднять правую руку. По руке и врезала. Булава смачно чмокнула. Раздался характерный хруст и следом непереводимая череда словосочетаний в такой непредсказуемой комбинации, что я невольно заслушалась. Вопли стихли и, так как второй еще не упал, я, не прекращая вертеть булаву, всадила ему следующий удар, куда приметила. Глухой шлепок и раздалось лишь «Уи-и-и-и-и!!!». Все. Второй упал тут же, рядом с первым.
Перешагнула их (какое дать им название я пока не знала, возможно, придумаю позже) и пошла, никуда не торопясь, в направлении лагеря. Уже подойдя, с усмешкой обратила внимание, что все, даже лошади, прислушиваются.
Никто меня не окликнул. Подошла к своему коньку и, отпустив ему подлиннее повод, уселась на седло, оставленное мной под деревом. Надо поспать.
Как ни странно, я уснула и даже выспалась. Разбудил меня толчок в грудь. Открыла глаза. Напротив меня стоял крупный воин, у которого я вчера умыкнула булаву.
– Ты чего?
Буркнула первое, что пришло в голову в момент пробуждения.
– Булаву верни!
– Нет. Следить надо внимательно за своими вещами.
Я поднялась на ноги, и так мне вдруг захотелось потянуться всем телом! Как кошка я выгнула поясницу и вытянула в стороны, затекшие от неудобного сна, руки.
На меня смотрели. Почти весь отряд стоял рядом. И командир тоже. Я оглядела людей. Конкретно искала тех двоих, недовольных. Не увидела. Не должна я их прибить! Не те у меня силы, да и шевелились они, когда я через них переступала в темноте!
Вздохнула. Люди ждут. Надо что-то сказать. Вон, как смотрят! И бывший обладатель булавы смотрит. Ждет. Еще раз вздохнула:
– Час удовольствий стоит три серебряных монеты. Кому охота – обращайтесь на следующей стоянке. – В ответ – тишина.
Я помолчала немного и продолжила, обращаясь к хозяину булавы:
– Булаву не верну. Повторяю, внимательнее надо смотреть за своим оружием, а не туда, куда ты смотрел. Есть большое желание вернуть – попробуй силой забрать. И еще… Мне нужен короткий меч, нож и ножны. Всем понятно? – я оглядела притихших людей.
Никто ничего мне на это не ответил. Я и продолжила:
– Магию я чувствую, отравить не получится, ем только то, что и все. Не пью. Гадость не жую. Увижу оружие, валяющееся без присмотра – заберу себе, что приглянется. Что не приглянется – спрячу. Будете искать, пока не найдете.
Опять тишина. Я вздохнула и хмуро посмотрела на бывшего хозяина булавы:
– Хочешь вернуть оружие?
– Ты, мелкая дрянь…
Я перебила крупного воина, не дав ему закончить описание моих внешних данных:
– Я мелкая, слабая, да к тому же – женщина! Пускай будет поединок. Но я сразу предупреждаю, что сражаюсь я не по правилам.