Комната с инструментом, современный фонарь, Вано. Трясёт мои плечи и поначалу, открыв рот, молчит, глаза выпучены, но вот и голос, словно из полой трубы, доносятся слова:
- Пойдем скорей отсюда!
Диск, что был у меня во рту, отделился от щеки, и свободно гуляет по полости, мешая говорить. Я не спешу доставать его, и бурчу:
- Пойдем…
Глаза Вано, вдруг остановились на двери за моей спиной. Он отпустил мои плечи, взял фонарь и подошёл ближе. Вокруг полотна виднелись следы и потертости, говорившие о том, что дверь открывали. Пальцами, аккуратно, Вано провёл по проему и обернулся, недоуменно глядя на меня. Глаза его заискрились, засверкали, кровь прилила в лицо:
- Ты открывал её, но как? - он восторженно заулыбался, ещё раз глянул на дверь. Подскочил, схватил меня за руку и увлёк за собой по коридору.
Влезли в палатку. Вано тихонько разбудил остальных, эмоционально, но шепотом, объяснил им, что мне удалось открыть дверь. Семён Андреевич покряхтел, почесал черепушку, и сказал:
- Всё конечно очень интересно, но если узнают, что вы были там одни,- будет скандал!
А Стас добавил:
- Могут даже лишить разрешения на работу! - и повернувшись ко мне, Стас спросил. - Вы говорите, что дверь снова закрылась, а открыть ты её сможешь, помнишь как?
Диск всё ещё находится у меня во рту, говорить я не могу, да и не хочется ничего рассказывать. Я киваю, а глаза слипаются.
- Тогда завтра, с самого утра – подъём, мы должны быть там первыми. Разумеется в присутствии руководителя раскопок. Мы его отвлечем, ты откроешь дверь, может никто и не поймёт…
Семён Андреевич, поддержал его утвердительным кивком головы:
- А теперь спать!
Но уснуть у меня не получалось. Я выплюнул диск и положил его в рюкзак, снова и снова в голове проносятся мысли, их много, они хаотичны, но они не помещаются в моей голове и ощущение что скоро полезут через уши.
«Азанет… Почему поменялся ее возраст? Я четко видел, как она умерла, как её разорвали на части! Откуда она взялась снова? Да ещё и в таком виде!» Мысли плавно перетекли к толпе. «Вот оно падение нравов, ещё вчера, эти люди и помыслить не могли о таком. Казнь, смерть, насилие, кровь. Анхер, какой оказался благородный! Но за благородством, мне почему-то виделась трусость. Вообще всё от страха, я наделал делов от страха, и толпа обезумела от страха, и Анхер пошёл на смерть от страха. Хотя их можно понять, они как дети, младенцы, которых хотят оторвать от материнской груди, от ощущения безопасности, тепла и заботы матери, только матерью их был этот город. Ну и конечно Пришелец. Я искренне его возненавидел, учитывая последние события.
События, а были ли они? А вдруг всё это было просто сон - сон наяву? Да, скорее всего. Скипетр, или устройство для телепортации. Азанет сказала что-то про квантовую физику, надо попробовать изучить этот вопрос, я где-то читал о квантовой физике, но забыл что,… я все забыл из жизни - до,… да это исцеляющий диск постарался! Естественно если он исцелял меня, то вылечил и мою голову! Я тут же представил драку, вырванный кадык, вдавленные ребра, раскромсанную зубами плоть. Как быстро всё встало на свои места. Да, да, это диск. А Гьаси и его мальчик, их изгнали как же они теперь? Смогут ли вжиться в новую реальность? "Дикари создали твоего истукана, они считают тебя Богом". Но ведь я не хотел этого, я просто хотел помочь им. И поэтому жил спокойно пока они умирали! Боже!
Корона! В докторе - царе, я словно увидел свое отражение. Стоять, наблюдать безразлично, как кого-то убивают, вершить судьбы, иметь власть отменить, прекратить смерть, а вместо этого молчать в механическом бесчувственном ступоре, начинать править с казни друга, а я считал его другом. А он меня? Но он позволил казнить двоих. А я, сколько позволил казнить я?
Азанет убила меня, но не будь этого, что было бы со мной? Она знала что, умерев, я вернусь в свое время, знала и избавила от дальнейших перипетий, ведь любому понятно, ничего хорошего не ждёт этих людей, да и дикарей тоже. Война их ждёт! А как выжить в войне - такому как я? Я мог попасть в плен, и меня могли бы пытать, я бы мучился и из-за диска не мог бы умереть.
Я хотел создать армию. Сейчас от этой идеи даже смешно, что я знаю об армии? Ничего! Слабый, субтильный, изнежненный. Армия! Меня же призывают в армию! В этом времени пришла повестка, и теперь, когда я здоров, судя по всему никакого освобождения быть не должно. Решено, как только закончится командировка сразу в военкомат! И я уснул, крепко без сновидений - сказались последние события.
Утром меня разбудил переполох в палатке.
- Проспали!
Все быстро одеваются, выбегают. Вокруг заградительных лесов суета и движение, англичанин, что встречал нас, подскочил, с нетерпением потирая руки и крича:
- Открывалась дверь! Ночью, не знаем как, но видны следы!
Все пошли посмотреть, я двинулся следом. Спустились. Народу не протолкнуться, переполошено фотографируют, снимают на камеру, шум, гвалт, вспышки фотоаппаратов, Семен Андреич и Стас прошли в толпу. Мы встали, не решаясь потревожить своим присутствием возбуждённо гудящих ученых.
Внезапно раздался голос Василия, всего несколько раз я слышал его, но сейчас, красный потный, с горящими лихорадочным блеском глазами Василий закричал:
- Тихо! - указал пальцем на меня. - Вот человек, который открыл эту дверь!
Из толпы на него смотрят Семён Андреич и Стас, как в замедленной съемке, мотают головами – «Не надо, молчи!»
Он не видит их и продолжает:
- Этой ночью, наш коллега был здесь! Я признаюсь, я тоже не в восторге от самоуправства, но он говорит, что смог открыть эту дверь, пусть сделает это ещё раз…
Договорить ему не дали, подлетели, «Кто? Где? Как?», схватили меня, подвели к полотну - «открывай!» Я посмотрел в изображение глаза. Ничего. Метнулся к остальным дверям, посмотрел. Пусто. Ни синих лучей, ни движения, ни звука. Люди стоят в оцепенении - молча ждут результата. Я оглядел их, и сказал:
- Не получается,… наверное вам надо выйти…
Недоумённо ворча, и споря о чём-то вполголоса, толпа утекла в коридор. Я снова проделал манипуляции, снова ничего, высунулся в коридор:
- Выйдете на поверхность!
Ушли. Тишина мёртвая. Посмотрел в глаз, в остальные, поставил включённый фонарь на тоже место, где он стоял тогда, побегал от двери к двери, постучал вокруг, понажимал, понадавливал. Ни с места. Всё, как и было - двери в орнаментах, инструмент, вековая пыль, и тишина. Позвал людей.
- Не могу, не получается…
- Как ты открывал её? Почему не открывается? Как у тебя получилось? Ребята может он того, ку-ку? Услышал, небось, звон, да не понял, где он! - нападки и обвинения усиливались. Ещё немного, и они полезут в драку. Я не мог больше выносить этого, закрыл уши руками, и бросился прочь, «Хватит с меня и одной казни!» Залез в палатку. Зной, мухи, пот, духота и разочарование.
Через некоторое время, послышались голоса друзей, «Дернул тебя черт, Василий! Всю жизнь молчал, молчал бы дальше…» Василий пробурчал что-то в ответ. «Интересно ему стало, не вытерпел, только всё испортил!»- залезли в палатку:
- Финита ля комедия! Выгоняют нас с объекта, срок до завтра! Фу, ну и духота!
Вано снял рубашку и стал вытирать ею пот, глядя на меня пристально:
- Что там, Лёха, за этой дверью? - видно, что ему жутко любопытно. Остальные тоже замерли и прислушались.
А я и не знал, стоит ли что-то им рассказывать, поэтому отвернулся и пробормотал:
- Ничего особенного я не увидел, не успел, темно там, а дверь… я всмотрелся в глаз, и она сама открылась. Отъехала и всё. Я зашёл и вышел, дальше вы знаете…
Они не поверили, да я и не настаивал, мне стало всё равно.
До вечера мы мучились от жары, и изредка переговариваясь, собирали вещи, а когда стало попрохладнее, вышли на улицу, разожгли костер и уселись вокруг него. Люди устало тянулись от заграждения, разбредались по своим местам, на нас никто не смотрел, - от досады нарочно игнорируя. Вано махнул головой в сторону проёма:
- Может, сходим туда ночью?
Стас покрутил пальцем у виска:
- Ты хочешь в тюрьму?
Вано вздохнул, глянул на меня:
- Счастливчик, молчит, не признается!
Меня это разозлило и раззадорило:
- Что мне сказать вам? Что там светло, и ночь сменяет день, что там великолепный город, как новенький стоит, поражая исключительной продуманностью, и древней архитектурой? Храмы, больницы, библиотека, школы, лавки, всё не тронуто временем и коррозией - словно законсервировано! Вы мне поверите? Поверите, что я переместился во времени и был знаком с людьми, что его населяли, и даже полюбил, женился и овдовел, а потом погиб от рук своей умершей жены, которая воскресла, но внезапно постарела лет на тридцать? Что я видел пришельца с другой планеты, а может и галактики, что построил этот город. Синего, страшного, огромного!... – я кивнул в сторону пирамид, – Это, кстати, тоже его творение! С помощью устройства, похожего на скипетр, он переносил блоки и предназначение у пирамид, не то что вы думаете - совсем не в качестве усыпальниц царей они созданы,… истребить целую ветвь человечества, вот их задача! Но не бойтесь, золотой верхушки сейчас уже нет, и вам ничего не грозит, Азанет, вероятно, сняла ее, и спрятала, да и скипетр, скорее всего тоже.
Мои товарищи сидят, раскрыв рты, а Семён Андреевич, встал, положил ладонь мне на лоб:
- Перегрелся ты, дружок, что ли?
Я досадливо смахнул его руку:
- Считайте, как хотите...
Они посмеялись, лишь Вано, сам поддерживая подтрунивание меня своими коллегами, смотрел воспалённо, жадно, с плохо скрываем интересом. Попили чаю, поели, пошли спать, а на утро, влажный и душный микроавтобус, забрал нас со стоянки, и увез в сторону города, а ещё через сутки, мы прибыли домой в Россию. Мать встречала меня в аэропорту, расцеловала и расплакалась. Мы поехали домой, и всю дорогу она что-то рассказывала, а я кивал, сам думая о своём.
На следующий день поехал в контору, написал объяснительную: кратко, емко, и по существу, а заодно и заявление на увольнение, в связи с воинской обязанностью. Распрощался с друзьями, обнял каждого, пожал протянутые руки. Вот и простились, разошлись пути, новая цель - военкомат.
С успехом я прошёл медкомиссию, как я и предполагал, затемнение в моей голове исчезло. Меня долго мотало от военкомата по другим учреждениям - куча врачей, куча справок, и вот, наконец – годен! Оценив мою фигуру и рост, решили, что я сгожусь в войска ВДВ, чему я был несказанно рад, ещё бы, престиж и уважение!
Военкомат, призывной пункт, покупатель, и я на месте. Присяга, и казармы учебной части, где селились по сорок человек, двухъярусные койки в ряд, застеленные с безупречной аккуратностью и точностью. Обрили, помыли, переодели – «отдыхайте пока, ребятки, вечером построение, ужин и отбой!»
Спали мало, ели плохо. Было здесь всё, и дедовщина, и уставщина в одном флаконе, но серьёзно, побоями, воспитывали только самых борзых, я же был тихим, но усердным. В желании научиться военному делу, мне не было равных, я как упрямый бычок на корриде, сносил все преграды, и разбиваясь в кровь, продолжал свой путь.
Впрочем, первый год, проведенный там, я запомнил слабо, поскольку дни шли за днями, в одной одинаковой сплошной череде, в памяти моей остались лишь недосып и усталость боль, ломота в теле и временами голод. Нас учили бегать, прыгать, ползти, летать, падать, отжиматься, драться, принимать удары, бить ногами, руками, ножом, штык ножом, и пистолетом, автоматом, бревном, на бревне, под бревном и т.д. Перечислять можно бесконечно, но основной проблемой, было выработать привычку терпеть. Нас ставили в наряд, и нарочно, унижали, били, выводили из себя, провоцируя оставить свой пост.
Самая гадкая же, жизнь, происходила между ужином и отбоем, в так называемый - свободный час.
Новобранцев мучили, как могли, то добудь сигарету, то спой, то спляши, то притворись столом, то стулом, то изобрази поезд, несущий «деда» домой. Пел, плясал, изображал, в первый год и я. Потом «деды» стали дембелями, досчитывающими дни до отправки домой.
Три, два, один. Покинули казарму. Прощаясь, обнимались, кто-то даже смахнул слезу, пели под гитару и обещались на гражданке созвониться, свидеться. Дембеля, жалели, что такой короткий срок службы, призывники притёрлись уже к их сумасшедшим вечерним пожеланиям, «Скучно без них!». Вспоминали, перетирали, и тоже о чём-то жалели. Молодость, сила, отвязность, бесшабашность, вместе с ними покидала казарму, но оставались мы, и недолго их пригретые кровати были пусты. Мы заняли их, а на наши места, пришли другие ребята - щеглы, с выпученными от страха неизвестности глазами, и бритыми, белесыми черепами.
Второй год службы я запомнил больше, потому что прыгали с парашютом. Мне безумно это нравилось, я уже окреп и много чему научился, и в ловкости упрямой силе и выносливости, беспощадности, к самому себе, мне не было равных. Я словно отдувался за свое фиаско в подземном городе, хотя я не понимал уже, было это наяву или во сне, но нагонял воспоминания, и они передавали мне сил, а ещё сил придавал диск, что болтался на моей шее, соседствуя с православным крестом и жетоном.
И вот заканчивается второй год службы, меня знает и уважает командный состав, я на особом счету и поэтому от начальства поступило предложение перейти на контрактную службу, в этом случае я остаюсь здесь ещё на два года, зато будут платить, и отпускать в увольнительные. Я согласился, меня всё устраивало, и на гражданку я не стремился.
Мать постоянно навещала меня, и пару раз приезжал Вано, он восхищался моим физическим преображением, трогал мышцы, просил продемонстрировать приемы, расспрашивал о службе, но во взгляде стоял жадный вопрос: «Расскажи ещё о подземном городе!»
От него я узнал, что проект по изучению находки под Сфинксом приостановлен, за невозможностью открыть двери, что совсем не удивило меня, но о своих прошлых приключениях я молчал, и Вано уезжал разочарованным.
Разразился осетинский конфликт. Нас собрали, объявили что наша часть принимает участие в урегулировании кризиса. «Наконец-то!»...
************
- Вольно, боец! - командир сел за стол, достал моё личное дело и указал на стул напротив себя, полистал папку с документами. Я напрягся, а он молча шелестел бумагами, лишь мерно отстукивали часы, висевший на стене, рядом с портретом президента, да с улицы доносилось строевое пение солдат. Испытующе, пристально, изучающе, посмотрел мне в глаза, будто пытаясь проникнуть в душу.
Откашлялся в кулак, отодвинул папку, и заговорил, наконец:
- Я тут изучил твое дело, досконально изучил…- он снова взял папку, раскрыл, полистал. - Мало того что ты старательно, усердно тренируешься, ты ещё и мозг. Высшее образование, красный диплом, характеристика безупречная, я звонил в твой ВУЗ, тебя отрекомендовали как человека с идеальной памятью, ученика подающей большие надежды в ученом мире, этакого знатока, это правда?
Я вздохнул:
- В общем-то, да, но много я подзабыл уже…
- Языки?
- Немного…
- История?
- С этим, получше…
- Физика, химия, математика?
- Хуже…
- Литература, поэзия, живопись, архитектура?
- Отчасти…
Он отодвинул папку, глаза забегали, встал резко:
- Ты скрываешь что-то? Притворяешься? - снова прошелся вокруг меня, оглядел сверху, сел напротив. - Ладно, мне сказали, что ты очень скрытный, видать от скромности. Так вот, не часто к нам захаживают, подобные гастролеры из учёного мира. А если при этом, они показывают отличные результаты в физподготовке, так это вообще один на миллион, такими кадрами мы не разбрасываемся. Но есть одна небольшая неприятность, отсутствие у тебя коммуникабельности. Во всём ты хорош, в ВУЗе лучший ученик, здесь лучший боец, среди рядовых конечно, но сколько старания! И какие результаты! А вот, стали спрашивать, так никто о тебе ничего не знает, ни один человек не может назвать себя даже приятелем, говорят, на уме у тебя только война. Кому чего ты доказываешь?
Я глянул на него прямо, открыто:
- Сейчас я хочу лишь одного - научиться быть военным профессионалом, мастером боя, испытать все трудности солдатской жизни на себе.
- Для чего? - мне нашлось что ответить, но он сделал это за меня. - Для того чтобы родину защищать! Таким должен быть ответ воина! Но я хочу от тебя немного другого, мы набираем людей в отряд спецназначения, но не такого как его привык понимать ты, техника открытого боя тебе будет не нужна. Хотя, может в каких-то отдельных случаях… собственно об этом - потом… Тренировки по боевому искусству для тебя завершены, теперь потренируйся в искусстве разговорного и коммуникационного жанра, а проще, войди в доверие к сослуживцам. Сейчас, на боевом задании, тебе будет, как нельзя просто это сделать, успех - будет тебе проверкой, последним этапом, для успешного продолжения службы, в особом месте, для избранных. Докажи, что ты многогранный боец! Твоя задача, найти крота. Кто-то из состава, сливает информацию на сторону неприятеля, понятно дело, мы уже знаем кто и кому. Мы хотим, чтобы ты нашел, разоблачил, и и сдал его нам, со всеми доказательствами. Крот, естественно, подставной, наш парнишка, - будет заметать следы. Справишься, пойдёшь дальше, нет, навсегда зависнешь в этой части, и карьера твоя будет медленной и вероятнее всего печальной, ведь войны происходят постоянно, а мы на передовой…
Я вжал голову в плечи, не зная как отказаться, но он сказал ледяным тоном:
- Я не спрашиваю твоего согласия. Это приказ! - потом смягчился, – впрочем, если ты не сможешь его выполнить - не беда. Повторяю, это всего лишь тест для тебя, проверка на профпригодность, если быть точным … - полистал ещё дело. И всё также тикали часы возле портрета, и были слышны звуки метлы с улицы, пахло книжной пылью и старым деревом.
- М-да, - сказал он, бегая глазами по строчкам, - ничего не хочешь рассказать? – я помотал головой, а он поднял глаза, - Тогда свободен, боец!
Я встал, выправился, отдал честь, и вышел. В голове крутилась сотня вопросов, но раздумывать было некогда, надо было собираться и готовиться к вылету, к выполнению боевого задания. Я радовался как ребёнок. «Наконец-то смогу применить свои навыки! Наконец-то смогу доказать сам себе, на что способен, руки чешутся!» - смущало лишь то, что раньше, я никогда никого не убивал, по крайней мере своими руками, да ещё и командир со своим заданием. «Что ж, приказ есть приказ, а там как пойдёт, знаете ли!»
Вернулся в казарму. Помещение переполнено звуками, ребята собирались, не обращая на меня никакого внимания, они привыкли к тому, что я невидимка, вроде как есть, а вроде меня и нет. Но как подступиться? Как завести с ними беседу? Сел на койку, и задумался с чего же начать? Достал рюкзак, стал складывать туда какие-то вещи, слушая, о чём говорят.
- Грузины напали ночью, как фашисты, во время Великой Отечественной! - говорил светловолосый парень с чёлкой, я знал только, что его зовут Сеня, больше ничего.
- Совсем охренели что-ли? Надо дать им выдать «люлей» и пусть валят в свою Грузию-хренузию! - отвечал ему его сосед, высокий дебелый блондин с волосами ёжиком – Юрец.
Издали окрик:
- Вот ненавижу, когда слабых обижают, с детства, а в мире всё так устроено, кто сильнее тот и прав!
-Да это и не Грузия вовсе устроила конфликт. Саакашвилли, по указке Штатов, а Грузия тоже слабая! - отвечал Сеня. - Задолбали эти Штаты!
- В каждую …опу лезут без мыла! - осклабился Юрец.
Я решил поддержать тему:
- Да это всё, даже не против Осетии, против России организовано - чтобы нас ослабить! Обвинить в военном преступлении, нападении, или захвате чужих территорий. Смотря, каким будет исход!
Молчание воцарилось в казарме, солдаты словно увидели приведение, смотрели на меня - открыв рты, - в их понимании - мебель заговорила.
Первым очухался Юрец.
- Ни финды себе, ты говорить умеешь?
Я пожал плечами и продолжил:
- А вообще-то, Штаты, во Вторую Мировую, сначала немцев поддерживали, например концерн «Форд», обеспечивал фашистов автомобилями, и даже вооружение поставлял, только не помню какое…
Оцепенение у ребят прошло, они загалдели, развивая тему.
«А революций, сколько устроили?» « А Советы, сколько революций, устроили?» «А Советский Союз кто развалил?» «Такая страна была!» «Да, жили как у Христа за пазухой!»
Я удивился. Большинство этих людей, были настолько молоды, что не могли знавать этих времён, а те, кто что ты и помнил, так только лишь раннее детство, да и не лучше это были времена Союза. Дефицитные, перестроечные, полуразваленные, полуголодные, полуголые. Откуда же такая ностальгия? Но полемика продолжалась.
«В семнадцатом году, какая падла, Царскую Россию переделала? Гражданскую войну, братоубийственную, развязала?» «Ленин!» «А кто за Лениным стоял?» «Че, Штаты?» «Конечно, как и в девяностые, за Ельциным, а если и не Штаты, то тайные организации какие-нибудь!» «Американские?» «Черт их знает!»
Я принимал активное участие в разговоре:
- В семнадцатом году - народ восстал, причём здесь Штаты?
- Народ восстал, скажешь тоже, а кто их собрал-то? Я документальный фильм смотрел, как там всё было, он у меня на «ноуте» есть, перекачал даже, хочешь дам? Убедишься сам! - спросил Сеня.
- Хочу!
И по всему выходило, что все напасти на земле организовали Штаты. Поговорили еще немного, затронули все события прошлого столетия. Убийство царской семьи, голодомор, коллективизацию и раскулачивание, гонение интеллигенции, разбазаривание ценностей и сталинские репрессии, Гражданскую, Первую Мировую, Великую Отечественную войну и получалось, у нас почему-то, что страшнее этих времен и не придумаешь. И если бы отменить революцию, так и жизнь пошла бы другим ходом, более уравновешенно, что ли, и не нашлось в ту пору никого, кто смог бы помешать, остановить массовый психоз, что овладел умами людей.
«Хотя какие там умы? Революционерами то были необразованны рабочие и крестьяне!» «А управляли ими, как раз таки, даже очень образованные интеллигенты!» «Развалили Российскую Империю!» «Такая страна была! Университеты строили, железную дорогу расширяли, и без Гулагов опять же, а столыпинские реформы чего стоили?» «Ввергли страну, в хаос, анархию, голод, кровопролитие!» - куда девалась тоска по советам? Но я соглашался с ними, да, если бы не было революции, то и ненавистных мной девяностых не было бы.
Резюмировал обсуждение Юрец:
- Говорят Ленин гипнотизером, загипнотизировал народ, говорят, да и Гитлер тоже…
Все замолчали, тяжело дыша. У каждого этот разговор вызвал бурю эмоций: негодование, гнев от исторической несправедливости и смутное... «Если бы я был там, я бы…» Недаром, ВДВ! И в мою голову закралась неспокойная мысль: «Что если?» Я достал диск, потеребил его пальцами, - «Нет, не сейчас, сначала надо слетать, выполнить свой воинский долг, а потом, спокойно всё обдумав, без суеты, принять решение.
- Отбой! - послышался в коридоре голос ротного, он зашел, проверил, - Все собрались? Завтра подъём, построение, завтрак и отчаливаем. Поэтому высыпаемся! - и вышел.
Улеглись, но сна не было, сердце колотилось, то ли от возбуждения, то ли от предвкушения боевых действий, то ли от разговора. Кто-то дернул моё одеяло. Сеня.
Протянул ноутбук, шепчет:
- Смотреть то, будешь?
Я кивнул, поставил синеватый экран с кнопками на живот - звук на минимум. Показались чёрно-белые кадры дореволюционной кинохроники. Царь с семьей, царь на коне - среди свиты. Мягкий голос ведущего, объясняет, как прекрасно было то время, затем кадры революции, матросы, баррикады, лица временного правительства,- голос ведущего стал более напряженным и нагнетающим. Ленин, с символически поднятой рукой, устремлённой вперёд, навстречу коммунизму, вокруг рабочие. Худо одетые, бородатые, в плешивых шапках, бабы с грубыми лицами, в шерстяных платках, физиономия смеющегося мальчика, без передних зубов. Затем снова мягко, комментарии и фон - каменные дома, подтянутые господа, горожанки с зонтиками. Дальше опять революция, бегущие по пустым лестницам матросы, солдаты, да и просто куча какого-то сброда. Растаскивание всего что есть ценного, ломание того что нельзя будет продать, и просто бессмысленный вандализм, но всё с улыбками из-под усов, с ехидным прищуром. Ведущий говорит – «Не было бы Первой Мировой Войны, - не было бы революции!»
Съемки столыпинских вагонов, сам Столыпин, опять же довольные лица крестьян, опять же в рванье, жмурятся от солнца. Разговор ведущего о всемирном заговоре, мол, всё подстроили капиталисты из развитых западных стран.
Теперь фотографии Сталина, перечисляются его преступления, какой-то пленум, здесь все революционеры того времени. Съемок этих моментов почти нет, нет документальных свидетельств того, что было. Незачем было снимать нищету и голод, незачем советскому человеку забивать свою голову ненужной информацией о том, как по России кочевали банды и вырезали целыми семьями - того кого считали мало-мальски зажиточным, но не с целью отстоять идею, а из элементарной жажды наживы. Как умирали от голода крестьяне, что после всеобщей коллективизации вынуждены отдавать последнее в колхоз, а чиновники на местах распоряжались их добром по-своему. Показали на несколько секунд, разрушаемый храм, унылые копи, сотни изможденных рабочих с кирками в руках. Зато комментарии яркие, насыщенные подробностями, текли в мой мозг, и буравили его, и колошматили по душе, кирками тех рабочих.
Пытки, лагеря, черные машины НКВД, расстрелы ни за что, бесполезное строительство магистрали, что оставило по всему своему не законченному пути, тысячи могил в промозглой земле. Сироты. Мрачные, серые учителя, что не дают им в школе прохода, «Враг народа! Отпрыск врага народа!». Страх всеобъемлющий, страх, правит уже людьми, не Сталин и Берия и не Ленин тем более. На костях построено государство, на смертях невинных, и нет здесь никого, ни одного человека, который не испытал бы на себе, чувство, пронизывающего когтистыми лапами, шевелящего волосы на голове ужаса. Ужаса от подъезжающей ночью черной машины, хлопка подъездной двери, и полуночного звонка, и неважно, примерный ты коммунист или художник-абстракционист, что шепчется на кухне с собутыльниками о непонимающей его таланта власти. Все равны, и все одинаково рискуют попасть в костедробильную машину новой жизни, а она разбираться не станет, и нет никого, кто сможет помешать, отменить весь этот кошмар, это смертельное испытание для народа.
«На корню - присечь! Да, да на корню! Спасти царя и убить Ленина!» Мне казалось, что в этом вся загвоздка, сделаешь это, и всё будет хорошо, не придет в страну революция, и не будет у России такого страшного пути.
Душила ярость, я оставил ноутбук, и снял уже диск с цепочки, но полежал, подумал. Не хватало мне какого-то знака, что ли, чего-нибудь, что указывало бы, что это сделать необходимо. Я вздохнул. «Подождём…».
Сон окутал меня туманом. В этом сизом, густом мареве, я чётко вижу Пришельца, он выглядывает оттуда безобразной, синей фигурой, заслоняя свет, смотрит подернутыми бледной пленкой глазами, мотает вытянутым черепом, «Не вздумай! Ничего ты не изменишь!» - я злюсь - « А вот и изменю!». «Ты можешь погибнуть, от таких изменений…» «Меня уже убивали однажды, я не боюсь, знаю, чем это заканчивается!» Пришелец стал уплывать в туман. Я хочу пойти за ним, сказать что-то колкое, назло, но не могу, лежу на кровати и болит голова. Снова кран. Пришелец скрывается. Та же капающая вода давит, выворачивают нутро, я мучаюсь, но ничего не могу поделать, я словно парализованный и никого рядом. Из тумана выплывает чьё-то лицо в больничной маске, видно лишь и очертания, и голосом ротного кричит:
- Рота подъём!
Я вскакиваю, хлопаю глазами, разгоняю сон. Казарма, бойцы, летнее утро приветливо заглядывает в окно. Пора! Собрались быстро. Маршрут уже построен, от аэродрома на грузовом самолёте, вместе с бронетехникой, до Владикавказа. От Владика, уже на бронетехнике до Цхинвали, а там как пойдёт. Будем живы, не помрём! Загружаемся в автобус, экипированные бойцы, все как на подбор, молодые физически развитые, подготовленные, глаза горят. В предвкушении боя смеются не в тему, подтрунивают друг над другом, нервно, выжидающе переговариваются, наверное, им страшно, но не покажут вида. Недаром ВДВ!
Уселись. Я полез под тельник, сжать в ладони своей обереги. Диска нет! Меня прошибло в пот. Я же снимал его вчера с цепочки, а потом уснул! Скорее всего, он в казарме, на постели, хотя утром я убирал её, но не видел. Может, упал? Придут мыть, найдут, не поняв, что это - выкинут. Руки затряслись как в лихорадке, кровь прилила в голову.
- Что с тобой? - пихнул меня под бок сосед. Я глянул оторопело. Что-то срочно надо было придумать и попасть обратно в казарму - я не мог уехать без диска.
- Живот скрутило! А-а-а! - я согнулся пополам, для пущей правдоподобности.
Все вокруг заржали. Ротный посмотрел вопросительно, я скорчился ещё сильнее, а Сеня со смехом сказал:
- Отпусти его в туалет, кэп, а то обделается по дороге!
Юрец поддержал:
- Точно! Если обосрется, чучмеки подумают что от страха, а это охрененный стрем!
Ротный сжал губы в полоску, а в глазах смех:
- Иди, у тебя ровно три минуты! - и посмотрел на часы.
Я вскочил, и держась за живот, выбежал под насмешки и хохот ребят, бегом, быстро как только мог, залетел в помещение казармы, перевернул постель. Нет его! Посидел на кровати, лихорадочно восстанавливая события вчерашней ночи. Лежал, смотрел, снял с цепочки, уснул. Больше на ум ничего не приходило. Я ещё раз перетряхнул постель, заправил её, залез под кровать, в тумбочку - нет! «Может кто-то нашёл его? Эх, не расспросил ребят! В панике я достал крестик, помолился, пообещал, что если диск найдётся, то сделаю всё что угодно, поцеловал, полез под кровать соседей. Под Сениной, лежал ноутбук, я открыл его, не надеясь, так для проформы - вот он! Диск был закрыт в нём, скорее всего вчера я нечаянно положил его на панель, и не заметив прихлопнул. Фуф, нашёлся! Спасибо тебе Господи!
И в этот миг, как в замедленной съемке, открылась дверь, и в проеме оказался командир. Я сижу на полу, а не в автобусе или туалете, с чужим компьютером, взъерошенный, потный от бега, и беспокойства, и непонятный предмет в руках.
Командир, открыл было рот, чтобы спросить что я тут делаю, но не успел. От растерянности, я не нашёл ничего лучше, как засунуть диск себе в рот, и снова знакомый уже лязг, грохот, вой, снова водоворот из частей тела, и взрыв, расщепляющий меня на атомы, и переносящий меня, в семнадцатый год, как я и хотел.
Ссылка на начало романа: