- Смотри-ка, срок крошечный, а животик угадывается уже. Хотя, я внутренним зрением вижу, уж больно хочется внучку разглядеть.
Майма стояла над Лизой, блаженно растянувшейся на полкЕ, жмурившей глаза от потрясающего покоя и ароматного тепла. У нее даже мысли текли лениво, как чуть загустевший майский мед - тихие, сладкие, нежные. “Какой там живот, в жизни не было, прямо чувствую, как он к спине прилип, плоская, как доска. Может будет, конечно, но сейчас - точно нет!” - Лиза улыбалась, она понимала, что эта симпатичная ведьмачка читает ее мысли, но от этого она не чувствовала никакого неудобства, наоборот. Пусть читает! Она даже чуть напряглась, постаралась надуть живот, чтобы потешить Витину маму, но Майма фыркнула, чуть пришлепнула мягкой ладошкой будущую внучку, легла на противоположный полок, глубоко вдохнула целебный медово-еловый аромат.
- Не стала я свой рецепт любимый запаривать, думаю - мало ли! Ты девочка городская, непривычная, да и дите в тебе. Потом запарим, вся жизнь впереди. У меня там сорок травок, сама собираю - выходишь из баньки девчонкой, на одной ножке прыгаешь. Тебе, кстати, как дом? Хозяйкой в нем жить будешь!
Лиза села на полке, с удовольствием посмотрела на Майму. Если не знать, что у нее такой взрослый, если не сказать большего, сын, то дашь ей тридцать, не больше. Крепкое, как камешек, маленькое тело, розовато-смуглая кожа, плотный, подтянутый, плоский живот, маленькая острая грудь, с торчащими в разные стороны темными вершинками, упругие, чуть коротковатые ноги - в ней чувствовалась сила, вернее даже не сила - мощь, непобедимая, несгибаемая воля, смелость, верность, чистота. Впервые за свою жизнь Лиза встречала такого человека. И она чувствовала, что может доверить ей все. И даже жизнь.
- Дом? Обалденный у тебя дом! Это не дом, это целый мир! Я в нем, как век жила. Честно!
Лиза видела, как Майме приятны ее слова, но она не льстила, говорила совершенно искренне, потому что дом продолжал ее удивлять. В нем было все. Чтобы перейти из дома в баню, гараж, погребицу, сараи, не надо было выходить на улицу - все это соединялось между собой нарядными коридорами, янтарными от лиственичных бревен, натертых медовым воском и, как будто, подсвеченным изнутри солнечными лучами. Майма гордо показала Лизе все - вплоть до огромного шикарного птичника, к которому они долго брели по неширокому, застекленному толстым цветным стеклом коридору, в котором прыгали синие, красные, зеленые и желтые солнечные зайчики. И даже огромные серые гуси, внимательно косившие в сторону Лизы насмешливыми круглыми глазюками, показались ей особенными, не говоря уж о павлине, гордо отказывающимся распустить свой хвост.
- Люблю птиц. Могу ведь не держать никого, денег хватает и так, но держу. Люблю. Я ведь простая девчонка была, из небогатой семьи, привычки остались. Даже рублю сама, веришь? Утку готовлю с апельсинами - язык проглотишь. Впрочем, что я рассказываю, сама попробуешь. После баньки!
Ну а уж банька вообще убила насмерть. Они к ней шли не коридорами, боковая дверка из сеней вывела из в зимний сад, в котором вились по опорам китайские огурцы и торчали солдатами высокие голенастые помидорки - черри, и уже из сада они нырнули в небольшой предбанник, золотой от хорошо выделанного дерева. Вся банька ютилась в трех залах - один - парная, второй - хамам, третья - бассейн. Правда, бассейн был. скорее купелью, большой круглый, со встроенным струйным массажем. Все это было сделано так здорово, так уютно, что уходить не хотелось вообще.
Лиза стояла среди пузырчатых струй, смотрела, как белые бурунчики превращают ее бледное тело в кружевное полотно и старалась не думать о прошлом. В ней все начало приходить в гармонию. Но вот только жутко болело сердце - сквозь него была протянута стальная струна с именем Алиса. И это имя услышала и Майма.
- Тебе надо учиться жить без нее, Лиза. У нее другая кровь! Это все равно, что кровь лягушки стараться заменить кровью ласточки. Умрут…И та и другая. Кровь - не водица, Лиза. Старые зря не говорили.
Лиза молчала. А белые щекотные бурунчики ласково успокаивали ее разгоряченную кожу…
…
Обед был накрыт в огромном зале. В нем все было сделано по-деревенски - длинный дощатый стол, веселенькие ситцевые занавески, образа в вышитых полотенцах, старая посуда, правда ухоженная, начищенная до блеска, идеальная. Майма сидела за столом, чуть прижавшись плечом к сыну, парчовое сиреневое платье отливало в свете ярких лампочек, четкий геометрический узор придавал ему строгость и завершенность. Волосы она убрала под светлый платок, завязанный назад, и ее лицо казалось милым, очень домашним и немного усталым.
- Садись, детка. Это моя любимая комната - ее обустраивал муж. Мы тут с сынком выпили чуть, тебя не дождавшись, да тебе и нельзя. Красивая ты какая…Золотая!
Виктор ласково высвободился из объятий матери, усадил Лизу за стол, положил ей на тарелку приличный кусок румяной утки, соленый помидор и кругленький поджаристый пирожок.
- И телефон с собой притащила! Не надоел он тебе? Хоть поешь спокойно, вон щеки ввалились.
Он чмокнул Лизу в щеку, хотел вытащить телефон у нее из кармана, но тот вдруг резко, визгливо заверещал. Лиза, почему-то со страхом взглянула на экран. “Ири” - дрожали мелкие, хищные буквы.