Публикуется с разрешения Автора.
Я проснулся с ощущением в правой руке чего-то необычайно мягкого и с усилием продрал глаза. Пальцы руки еще продолжали судорожно перебирать, вжимая в кулак, тончайшую шерстяную ткань голубого цвета, подбитую лебяжьим пухом. «Это, наверное, манто», – подумал я, но, принадлежа XX веку и наследственно скромных достатков семье, не был уверен в истинности поспешного умозаключения. При всей своей наглядной материальности оно было почти невесомым и мало занимало места, вбираясь, к моему удивлению, в кулак, словно бумажная салфетка. Окончательно проснувшись, я осознал, что тяну это удивление еще со сна памятью пальцев, но собственная память, не удержав ночных образов, ничего не объясняла мне на тот случай, если бы я допустил возможность перемещения атрибутов сна в реальность. «Как здесь могло оказаться женское пальто?», – задался я мысленным вопросом и напряг свои умственные способности в надежде найти объективные причины столь необычного явления. Однако не успел я придумать и одной версии, как объяснение пришло самым естественным образом. Из-под кабинетного дивана, на котором я спал, выползла дородная женщина, похожая своими пышными формами на техника-смотрителя нашего ЖЭКа, и, не поднимаясь на ноги, взобралась ко мне на диван, скользя по его черной коже, словно удав. Вначале, когда она только выдвигалась из-под края дивана, мне показалось, что на ней была короткая комбинация розового цвета, но, когда она вползла целиком, я обнаружил себя прижатым к ее внушительного размера округлостям, лоснящимся матовой белизной и обжигающими холодом. Она принялась возиться возле меня, торопливо шаря руками по моему телу и обвиваясь вокруг него полными ногами, однако в ее движениях, не сопровождаемых взволнованным дыханием, я ощущал не страсть, а некий деловитый расчет, совершенно не объяснимый в подобной ситуации и поэтому непонятный. Эта странность сковывала мою податливость, хотя я знал, что рано или поздно сдамся, увлеченный недоверчивым созерцанием непостижимой величины ягодиц, и уступлю суховатой напористости их владетельницы. Моя вялость подстегнула ее нетерпение. Она заметалась, движения ее стали порывистей, но, несмотря на усилившийся натиск, я, оплетенный ею целиком, чувствовал, как силы оставляют женщину. Тогда у нее появились помощницы – две голых девицы, намного уступавшие моей воительнице в пышности, однако, не будь здесь объекта сравнения, я не осмелился бы обвинить их создателя в скромности. Они принялись растирать первую, тереться о нее животами и грудью, похоже, разогревая. Но тут вошел капитан и спросил:
– Ну, как дела? В обходе был?
Я спустил ноги с дивана и ответил:
– Как раз собираюсь пойти.
Я это сказал очень бодро, а сам подозрительно покосился на голых женщин. Они сидели рядком, повиснув одна на другой.
– Он, что, вас не видит? – уголком рта спросил я прижавшуюся ко мне великаншу.
– Нет, – ответила та, не понижая голоса, и на мой испуганный взгляд добавила:
– И не слышит.
– Ну ладно, – сказал капитан и кивнул на телефон. – После обхода доложишь.
Когда капитан удалился, наша возня возобновилась. Видимо, старательностью девиц женщина воспрянула духом в надежде расшевелить меня и была права, потому что вскоре я был охвачен острой волной желания, той самой, которая предшествует бесстыжему главному, ради которого она и возникает и которую задерживаешь в себе, оттягивая разрешающий момент, чтобы не сгореть скоропалительно в испепеляющем пламени, оставляющем на своем кострище одно лишь разочарование, обволакивающее обугленные останки неловкой благодарности. Я боролся, не заботясь выйти победителем, противореча слабеющей волей автономной деятельности рук и ног. Безмолвный клубок из наших тел катался по дивану, исторгая из своих недр сапоги, форменные штаны, китель, рубашку, галстук, белье. Наконец, укрощенный стихией, я судорожно напрягся и погрузился в складки жаждущего тела, раздавленный клещами массивных бедер. Женщина преобразилась. Прежняя ее намеренная, как мне казалось, активность становилась необузданной, но я чувствовал, что виртуозным искусством владеть мужчиной она обязана не похоти, а физическому оживанию под влиянием разогретой крови, к чему она, похоже, и стремилась с самого начала, восставая против небытия. Холодная ее кожа покрылась потом, и липкие руки безостановочно елозили по моему извивающемуся голому телу, подвергая его бесстрастному обыску. Помощницы продолжали усердствовать, ускоряя массирующие движения по мере того, как сокращался перед моими глазами мир, входя в пределы, ограниченные чувственно влажным диваном. Похоже, их работа доставляла им необходимое удовлетворение, возвращая к миру, который терял я, приближаясь к мигу рассудочного небытия. Но вот неудержимая сладострастная спазма захлестнула меня, и обильное семья пролилось из бьющегося в судорогах наслаждения тела в разверстые чресла, с готовностью принявшие его. Тогда мое сознание на мгновение померкло, лишив зрения и слуха. Потом, остывая, я лежал в ожидании рассвета в моей голове, с любопытством прислушиваясь к гулкому эху разогнавшегося сердца. Когда же рассвет наступил и вернул меня в освещенный им мир, я обнаружил, что моя рука, по инерции продолжавшая ласкать ногу женщины, скользя от бедра вниз, остановилась в непривычном ощущении в ее конце – вместо ступни я сжимал в руке маленькое копытце. «Так это не просто привидения, – понял я, – это черти, умершие черти, которые стремятся к жизни. В наше время встретить чертей менее вероятно, чем летающие тарелки, а вот поди ж ты! Очевидно, они здесь обитают и, похоже, им неплохо живется – ишь как откормлены. Вот кого, оказывается, здесь стерегут. А я то думал, с этим покончено. Хотя, собственно, чему я удивляюсь? Где же им быть, как не здесь – ведь это их кладбище. Однако почему, черт возьми, они оживают?!..». Но тут пропел петух и прервал мои размышления. Черти, как им и положено, испарились, а я продолжал лежать, удивляясь странному пению петуха – резкому дребезжанию через равные промежутки времени, словно паузы телефонного звонка. Наконец я догадался, что это телефон и в испуге вскочил, проснувшись.
– Ну, как дела? В обходе был? – услышал я в трубке голос дежурного капитана.
– Как раз собираюсь идти, – бодро ответил я, на всякий случай предупреждая служебным рвением начальников гнев, и с опаской посмотрел на настенные часы. Стрелка демонстративно прыгнула и остановилась на одной минуте первого. Время было предельно терпимым.
– Ну, ладно, – снисходительно согласился капитан. – После обхода доложишь.
Продолжение следует...