Вчера встречалась с подругой, психологом. Разговаривали о жизни, о женских заботах, радостях и печалях. Она рассказала о том, что хочет продолжать обучение (учится практически беспрерывно), теперь на курсе по телеске. В консультировании все сильнее ощущает необходимость грамотной работы с психосоматикой, в которую упирается практически на каждом сеансе с клиентами. Говорили о детских травмах, вытесненных, забытых, но которые сохранили в бессознательном мощнейший заряд энергии и продолжают влиять на жизнь, не позволяя человеку проявляться в мире, творчестве, создать семью, наладить отношения с близкими и самим собой, и как следствие, стать счастливым, добиться успеха. Когда ехала домой, размышляла о своих детских травмах, пытаясь понять, где они «живут» в моем теле.
- Вы будете выходить на следующей остановке? - спросила у меня женщина сидевшая рядом.
- Экх, кх, нет, но я вас пропущу. - ответила ей, и ... замерла.
Практически всегда, если начинаю говорить после длительной паузы, у меня возникает тихое покашливание, и только потом звучит голос. Обычный голос, иногда с легкой хрипотцой. Такая вот у меня особенность. Привыкла и не замечаю этого, ведь так было всегда. Или нет? И вдруг, перед глазами, яркой картинкой возникает один день из моего детства. Забытый день, потому что черный.
Мне где-то 8-9 лет. Недавно мы с родителями переехали в поселок, построенный рядом с новым городом. Я пошла в школу, но на новом месте привыкала тяжело, после занятий сидела дома. Поэтому, прочитав объявление, что в поселок приедут учителя музыкальной школы, и будут отбирать детей в классы, я прыгала от счастья! Я так мечтала научиться играть на пианино! Единственное, что меня озадачило - слово «отбирать». В картину моего мира оно никак не вписывалось.
В моей жизни все шло само собой: садик, потом школа. Кружки я просто выбирала по интересам и мама меня туда записывала. Никто никогда меня не отбирал. Я даже не думала, что мне могут отказать в обучении, ведь я очень прилежная, внимательная, трудолюбивая.
Инструмент притягивал меня с детского сада, помню, всегда с восторгом смотрела, как играла на нем Людмила Павловна. Я мечтала, что когда-нибудь, вот так же сяду перед пианино, нежно погладив клавиши, и буду наполнять мир прекрасными звуками. В школе я старалась встать ближе к пианино и пела, с восхищением наблюдая рождение музыки. Учительница меня заметила и стала чаще подзывать к себе, прося солировать. Я готова была петь сколько угодно, лишь бы стоять рядом и смотреть на это волшебство, становиться частью мелодии. Отбирать... Я же хочу учиться! Зачем меня отбирать?
Я и несколько девочек, в назначенный день пришли в поселковый клуб. Младших, вроде меня, оказалось двое и четверо постарше. Ждали в коридоре. Периодически дверь в зал открывалась и одну из девочек приглашали. Через некоторое время оттуда доносились звуки пианино, стройные, красивые и вслед за ними - неуверенные, отрывистые иногда вполне мелодичные. Потом дверь отворялась и выходила веселая девочка. Или грустная. Или даже в слезах.
Увидев Ольгу - я поразилась. Неужели ее не отобрали?! Она пела на каждом концерте, и музыкальный руководитель клуба разрешала ей немного поиграть. И часто ее игру хвалила.
- Почему тебя не отобрали?
- Спросили, купит ли мама мне пианино? Я сказала, что нет. Спрашивала вчера. Поэтому они не взяли. - Прошептала Ольга и, быстро вышла из клуба.
Я тогда не знала выражения мать-одиночка. Для меня Оля просто жила с мамой. Мама у нее была хорошая, добрая. И про отца как-то не думалось... И вдруг я перепугалась, осознав, что не спросила у родителей, купят ли мне инструмент? Обычно всегда все покупали. Но это же целое пианино? А что если они тоже, не смогут купить??? Помимо страха, что я не понравлюсь, прибавился ужас, что родители могут не купить пианино и моя мечта рухнет. Я со всех ног бросилась домой - передо мной оставалась всего одна девочка.
Когда я запыхавшись, влетела в коридор клуба, учительница взглянула на меня с недовольством, и нехотя пригласила в зал:
- О, еще одна. Опоздала.
Вся моя радость от того, что пианино мне уже заказали - мгновенно испарилась. Я поняла, что этой тетеньке я не понравилась. Я ведь опоздала. К этому моменту я так перенервничала, что едва понимала, о чем меня спрашивают. Я старалась изо всех сил, но природная робость, сыграла со мной злую шутку.
- Какие ноты ты знаешь?
- Ни-никаких.
Конечно я знала до-ре-ми- и все такое! Но в тот момент, не сообразила, что речь идет о них, а не о каком то сложном и неизвестном мне понятии.
- И нот она не знает! А ведь тебе ... сколько лет?
- Ввосемь.
- Стыдно. Стыдно не знать элементарного! Ноты - до, рэ, ми ...
- Я-я, знаю, знаю! фа, соля, си, - выпалила я на одном дыхании.
- Соля! Соль! Знает она их! Ладно, спой что-нибудь.
Я хотела спеть песню, которую пела на последнем звонке для выпускников. Пела одна, на весь зал и ни разу не запнулась! Все так хлопали, даже цветок подарили! Наша учительница по музыке говорила, что у меня высокий очень красивый голос. Я выпрямилась, вдохнула, и ... посмотрела на тетенек, которые меня отбирали.
Зачем я это сделала? Одна красила тонкие губы в оранжево-кирпичный цвет, другая, снисходительно смотрела на меня, медленно укладывая вещи в сумку. Я запела и не узнала голос! Испугалась. Запнулась. Снова начала, и ... забыла слова. Закашлялась. Попробовала еще раз, но тут меня остановили:
- Достаточно.
- Я тоже так думаю, она не подходит, - все так же подправляя губы, сказала та, что пригласила меня в зал. - Способностей у нее нет и голоса тоже. Да и мы уже набрали.
Я стояла перед ними и не могла не то, что пошевелится, выдохнуть, как будто в горле что-то застряло.
- Чего стоишь-то, иди гуляй. Музыка - это не твое.
Вот так хладнокровно была убита моя детская мечта. Меня лишили музыки в жизни. А еще, попутно, голоса. Я заболела то ли ангиной, то ли еще какой-то горловой болезнью. Помню, говорить не могла долго, только шептала. После болезни голос исчез. Пытаясь взять высокие ноты, я хрипела, срывалась, и вскоре, меня перестали ставить солисткой, и с каждым годом отодвигали все дальше в школьном хоре, чтобы другие дети заглушали безжизненный не красивый голос. Прошло много лет. Но голос так и не вернулся...
А еще, вспомнив этот «отбор» я вдруг поняла, откуда у меня такое отвращение к оранжево-кирпичному цвету помад. Вспомнить-то вспомнила, только вот что теперь? За пианино я уже не сяду, не хочу, нет такой потребности. А вот с голосом, наверно, еще можно что-то сделать. Хотя бы кашель и хрип убрать.
