— Исхаку всё с рук сходило, он был непредсказуем в делах и поступках. Был тонким психологом, хорошо понимал людей, манипулировал ими, имел над ними власть. Был хитёр и изворотлив, коварен и дерзок, обладал хорошей памятью и чувством юмора. Таким был Исхак, таким же весельчаком и умным мужиком был мой покойный друг Гьажаруп. Камилухцы его ЦК-Мухаммадом звали. Очень сообразительный, с тонким юмором был человек. Камилухцы — известные конокрады. Для них это молодецкая удаль, мужество, не позорное дело, как для жителей других сёл Джурмута, — рассказывает отец.
— Был ЦК Мухаммад председателем колхоза камилухцев. В Тлярате на бюро райкома председатель райисполкома Чай ХIажи рассказал, что произошло преступление, надо его раскрыть и воров наказать. Выяснилось, что украдены стропила для крыши летней фермы в Камилухе.
— Куда смотрел председатель колхоза? Куда смотрел парторг? — прокричал Чай ХIажи из-за стола, где расположился президиум. ЦК-Мухаммад встал со своего места и, не попросив слова, молча направился к трибуне. Поднялся на неё и сказал:
— Если кто из людей захочет от души посмеяться или услышать откровенную глупость, я их отправлю на заседание бюро райкома в Тлярате.
- Вот вы… — сказал ЦК и обратился к Чай ХIажи: — Вы не смогли уберечь деньги всего района (за полгода до этого был ограблен банк в райцентре), их украли прямо из-под носа у милиции. Там стены в метр толщиной, окна в железных решётках, внутри двухтонный несгораемый сейф, у сейфа и у входа по два человека с пистолетами в руках, а всё равно украли! И вы от меня хотите, чтобы я не дал своровать стропила, брошенные в открытом месте, у речки, возле аула самых известных воров Дагестана и приграничных республик!
Зал хохотал, кто-то даже зааплодировал. Магомед спустился, Чай ХIажи нервно закричал что-то вслед, но он уже проиграл.
— Каким образом у них это не порицаемо, даже похвальным делом считается? — спрашиваю я у отца.
— Были исторические предпосылки — говорит отец. — Во время коллективизации государство насильственно забрало у них отары овец, горы для летних пастбищ и отдали их мегебцам, чохинцам и другим хозяйствам Гунибского района. Это было зульм (насилие) государства, против чего не могли люди бороться. Имам камилухцев в тот период вынес тайно фетву (разрешение) для села, что он разрешает воровать у мегебцев и чохинцев этих овец. Он сказал, что это зарурат (безысходность), и в этом случае халяль (дозволено воровать) эти овцы. И весь советский период камилухцы угоняли — то табун лошадей, то отару овец, то быков. Потом это воровство распространилось и на соседние районы, на Грузию и Азербайджан. В собственном селе не воровали, и никогда не выдавали своих приезжающим следователям. Были у них неписаные законы аула.
Селение Камилух находится на перепутье в Цор, в Тлейсерух и вниз по Джурмуту. Если путники возле речки оставляли отару и приходили ночевать в аул, ни одна голова не пропадала. Это считалось предательством в отношении гостя, никто не нарушал этот закон. Если же чабан не придёт в аул, а останется охранять отару или табун лошадей, обязательно какой-нибудь камилухец угонит коня или пропадут овцы. И самым непревзойдённым конокрадом был Исхак. Его и в Грузии, и в Азербайджане, и в Чароде, и в Тлярате все знали как конокрада, но никто из органов не мог доказать его виновность.
Однажды над Исхаком сгустились тучи. Табун лошадей он угнал из Закаталы. Одну часть продал в Кумухе, другую — в Чароде, а самого дорогого коня нашла милиция в самом Камилухе во дворе Исхака. Забрать Исхака не забрали, но дело возбудили, и милиция принялась искать доказательства. Особенно старался Белоканский РОВД Азербайджана. С остальными Исхак разобрался в Дагестане. Прокурор республики Ибрагимов из Ириба был его приятелем, он выручил его тут, надо было решить вопрос в Цоре. Пропал Исхак в одно время, и в Камилухе слухи ходили, что его посадили в Белоканах,— рассказывает отец.
— Но как-то поздней сенью прискакал Исхак в Камилух на красивом гнедом коне. Я очень хотел его видеть и узнать, как ему удалось вернуться из Цора. Встретились, и рассказал Исхак: — Спустился я ночью в Катех и остановился у сельчанина, вижу, собаки (милиционеры) ходят вокруг дома. Явстал, пошёл на другой край веранды и, пока они не вошли через главный вход, спрыгнул с балкона, побежал к лошади и поскакал в Закаталы. Переночевал у кунака, а на следующее утро поймал такси и направился прямиком в Баку. Там заместителем министра внутренних дел Азербайджана был один мой товарищ детства. Когда маленькие были, я его таскал по базарам Белокана и Закаталы. Бил его, учил бороться и отправлял воровать.
Ничего хорошего в наших отношениях не было, только то, что знали когда-то друг друга. Прошло более 40 лет, как я его не видел, узнал через общих знакомых, что он стал таким важным хакимом. Я думал, если мы встретимся, и он вспомнит старое, у него два выхода: он должен делать вид, что не помнит меня, или великодушно простить обиды и помочь чем сможет. Дошёл я до этого хакима. Когда сказал, что я Исхак из Камилуха, он расхохотался и сразу бросился ко мне обнять, вспомнил детство, даже прослезился. Настоящим человеком оказался. Он всё время смотрел на мою внешность, одежду. И вдруг говорит:
— Исхак муалим, ты ужасно одет и плохо пахнет от тебя. Надо тебе искупаться и купить одежду, ты ведь со мной будешь, так нельзя. У тебя деньги есть??? — Ты совсем дурак??? Разве без денег бывает человек, который угнал табун из 40 лошадей? — говорю я. Тут два человека, что были с ним, резко встали и смотрят на меня как на сумасшедшего. Их удивила моя дерзость, какой-то бродяга назвал их замминистра дураком. Ещё больше удивило их упоминание об угнанном табуне. А сам Гамборчаев расхохотался на весь двор. Может, ему эта простота и грубоватость понравились, надоели лесть и подхалимаж.
Пригласил он одного молодого человека и отправил меня искупаться в бане и купить одежду. Помыли, постригли, одели в чёрный костюм, чёрную шляпу, новые туфли. Разодетый как тлебелалский жених я пришёл к Гамбочаеву. Он угостил меня и спрашивает: — Исхак муалим, кроме как меня навестить, ко мне дело есть у тебя? — Ты совсем дурак? Без дела я из Камилуха приеду что ли? Сто лет не нужен был мне ты и твой Баку, пришёл по делу. Гости за столом застыли от недоумения и смотрят на меня как на хана шайтанов. Гамборчаев посмотрел на меня, на окружающих и снова расхохотался. Каджары за столом боялись и смеяться, и не смеяться. — А ты что делал в это время, Исхак? — спрашиваю я.
— Я бугълама ел, мне они зачем? Гамбочаев понял, что к чему, и сказал, что завтра вместе поедем в Белоканы. Я как особо опасный преступник был там везде у них в розыске. Поехали мы с Гамборчаевым на чёрной «Волге» в Белоканы. Начальники милиции всех трёх районов, секретари райкомов все начеку, с накрытыми столами ждут почётного гостя. Остановилась новая «Волга» перед начальником белоканской милиции. Вышел Гамборчаев, хакимы с низким поклоном подошли, поздоровались, обняли. Вышел я, все и меня обняли. Подходит ко мне белоканский начальник милиции, руку тянет здороваться, я сжал чуть его ладонь и посмотрел ему в лицо. Он встал как вкопанный, не поверил своим глазам. Гамборчаев усмехнулся и сказал начальнику:
— Алик, это Исхак муалим, мой кунак из Камилуха. Алик повторно взял мою руку, на этот раз с низким поклоном. Теперь я для Цора не цогьор (вор) Исхак, а Исхак муалим. Муалим не в смысле учитель, как ты, учителя — пакъиры, а в смысле — уважаемый человек. То, что учитель зарабатывает за 20 лет, я за ночь получу, угоню табун из Кахетии и продам в Кумухе. И не меньше 15 голов за раз, запомни, за меньшее ИсхI акъ шнурок на хьит (ботинок) не завяжет!
— Я этих двоих, Гьажарупа (ЦК-МухIаммад) и Исхака, очень часто вспоминаю,— говорит отец.— Они были очень интересными собеседниками и умными людьми, а я в людях это ценю больше всего. В словах отца звучала ностальгия по молодости и друзьям. Лучшие друзья его ушли в мир иной пару лет назад, друг за другом. Память осталась. Да помилует их Всевышний. Амин. (Фамилия замминистра МВД вымышленная, сказали, что это небезопасно для него.)