В одном из городов Ленинградской области, где-то на границе с другой страной, у старого раздолбанного здания, ко мне подошла лупоглазая Кошка с человеческим лицом и села на скамейку рядом. Первое ощущение, что это чудо решило стать центром композиции на фотографии с заброшенным домом. Они такое любят делать. Но нет. Её безумный взгляд просил рассказать про меховых сородичей из Петербурга. Говорят, что Петербург - город кошек. Так ли это? Ну вроде да.
Я сел рядом, стряхнул с её ребристых боков пыль, блох и ужасы прошлого, и начал внятно рассказывать.
Испокон веков Невские берега заселяли кошки, именно их Пушкин и назвал убогими чухонцами, ничего не понимая в чухонцах и убогих. Зато АС слышал, как они чихают. С началом Северной войны кошки очень пригодились Петру Первому. Вместо пушечных ядер они летели через крепостные стены в шведские укрепления, выжирая и выцарапывая там целые гарнизоны. Кровища супостата лилась рекой.
Внезапно Кошка больно кусила меня за палец, и с недоверием смотрела на меня своими лупоглазыми скулами. Из свежей раны сочилась кровь. Но я же ей не врал. Чтобы доказать это, достал из кармана огромный флаг с гербом Петербурга, расправил его, поцеловал якоря, и вытер им кровавое место укуса. На ярко-красном гербовом фоне следа не осталось. Я заплакал. Кошка слушала дальше.
Однажды, практикуясь метать плотницкий топор в голову пленного шведа, Пётр случайно отрубил кошке хвост. Нечего пробегать на линии огня метня. Чтобы не сеять панику среди местного населения, куцехвостой кошке пришили длинные уши и стали кормить морковкой. Кошка в такой атмосфере жила не очень долго, но похоронили её со всеми почестями, на одном из островов дельты Невы.
Лупоглазая Кошка шипела на меня адовой тварюгой, шерсть ходила ходуном, когти устроили демонстрацию поражающего потенциала. А я показывал недоверчивому злобному зверьку карту в телефоне, тыкая молча пальцем в Заячий остров. Кошкино шипение стёрлось шелестом автобусных шин. Я спокойно продолжил.
Рядом с этим островом был ещё один. Он так и назывался, Васильевский. Там старый кот Василий сожительствовал с тремя безумно сексуальными лосихами.
Кошка сблевала шерстью, ботинком и головой младенца.
От их безутешной любви плодились на острове страшненькие котята с маленькими копытцами и лосиными рогами. Петр Алексеевич любил их собирать осенью и мариновал в банках. Так появился музей, который всем нам известен. Музей эротики. Кунсткамера.
Обидно мяукнув, Кошка побежала прочь, спасаясь от потоков горькой правды.
Эх, а я ведь там мало успел ей рассказать...