Попробуем разобраться, что такое апанажи (есть более знакомый нам термин «уделы») и почему без них было трудновато обойтись в реальных средневековых монархиях. «У льва должен быть только один детеныш» - так говорил Луи XI в «Квентине Дорварде», подразумевая то, что младшие братья могут оспаривать власть старшего брата-монарха, у самого Луи с этим тоже были проблемы. С другой же стороны, надо заметить, старшая ветвь Валуа-Капетингов на единственном сыне Луи XI и пресеклась, так что с «одним львенком» - династия рискует угаснуть. И не забываем, что и сами Валуа-Капетинги были потомками «младшего львенка».
Что-то с младшими сыновьями королей надо было делать, найти какое-либо тонкое изящное решение, чтобы одновременно сохранить династию от угасания и предотвратить конфликты внутри неё, ведь внутридинастические распри ведут к обнищанию народа и распаду этого самого государства. Эпоха Средневековья и Нового времени знала два крайних способа решения этой проблемы.
Первый вариант: условно назовем его германским – все делим на всех. Именно таким образом на территории Германии и образовалось к XVIII веку за 300 княжеств. Решалось все просто и честно, есть у князя/графа/герцога один сын – наследует один. Но если пять сыновей, наследуют отцовские владения все пять, примерно поровну. Не везде, разумеется, сохранялось в некоторых землях и право первородства.
Вот один из таких примеров – немецкое княжество Ангальт, к владетельному дому которого (Аскании) принадлежала Екатерина II. Сразу после кончины первого же князя Ангальта, Генриха, в 1252 году княжество делят между собой три его сына. В 1570 году княжество «собирается» в единое целое (угасли все линии, кроме одной и ставшей единственной владетельной), но в следующем поколении вновь распадается, и делится в 1603 году уже между пятью братьями. На месте и так небольшого государства появляются пять крохотных – Ангальт-Дессау, Ангальт-Кётен, Ангальт-Бернбург, Ангальт-Цербст и Ангальт-Плётцкау.
Ужасающие потери среди мирного населения Германии в ходе Тридцатилетней войны – это как раз прямое следствие наличия на этой территории множества мелких разрозненных государств, они просто не могли защитить собственных подданных.
Другой яркий пример такого «братского» подхода – княжества Силезии и династия Силезских Пястов. В 1173 году, три сына бывшего Великого князя Польши Владислава II Изгнанника, Болеслав, Мешко и Конрад, разделили отцовское наследство, княжество Силезию на три части. Конрад скончался без наследников, зато потомство двух его старших братьев делило свое наследие без конца в каждом поколении.
Какие-то линии угасали, какие-то усиливались, наследуя «выморочные» княжества или попросту захватывая их. В общем итоге, несмотря на то, что в эпоху Гуситских войн в Силезии было около пяти десятков Пястов (потомков двух сыновей только одного Владислава, и только по мужской линии - по женским линиям и вовсе не счесть) династия окончательно угасла в 1675 году, а в самой Силезии не сформировалось ни государства, ни отдельной нации – а вполне могло быть и то, и другое, при наличии сохранения территории у одной линии рода.
Второй, совершенно противоположенный вариант наследования господствовал в Османской империи, в наиболее радикальной форме до 1603 года. «Остаться должен только один» и поэтому наиболее успешный принц, став султаном, уничтожал братьев, при Сулеймане Великолепном (годы правления 1520-1566) грызня между «принцами» началась даже до смерти отца.
Данное правило позднее получило название «закона Фатиха» (на самом деле это один из параграфов сборника законов), сформулировано оно было при Мехмеде II Завоевателе (Фатихе). Тот из наследников, кто смог стать султаном, получал право (хотя очень спорное и не признаваемое многими османами, многие турки были искренне убеждены, что это и вовсе «черная легенда» придуманная европейцами), убить своих братьев – «во имя общественного блага», для предотвращения гражданской войны в государстве.
Султан Ахмед I сломал эту традицию, не став устранять брата Мустафу. Хотя еще одной причиной кроме милосердия нового султана было и то, что сыновей у него на 1603 год пока не было – в династии было только двое мужчин, и при казни одного из них она могла угаснуть.
Далее, вплоть до падения монархии Османской империи в 1922 году, трон наследовал старший в роду, как правило брат. Хотя без жестоких эксцессов в виде свержений и убийств все равно не обходилось. Положение османских принцев крови, в любом случае было несравнимо с, как минимум, свободной жизнью европейских отпрысков королевских домов.
Все же «золотая середина» была найдена во Франции в XIII веке. С одной стороны, династия Капетингов не могла позволить себе раздробить свои владения, по примеру восточных соседей, новая династия королей Франции занимались как раз обратным – собиранием королевского домена. С другой – физическое устранение младших братьев, да еще и на постоянной основе, было и вовсе неприемлемо. Был еще один выход – уход младших отпрысков в иерархи католической церкви, но такой метод тоже не мог применятся слишком часто.
Основоположником системы французских апанажей считается король Франции Луи VIII Лев (1187-1226) правил он всего три с половиной года – с июня 1223 по ноябрь 1226-го. Краткая эпоха его правления находится как бы в тени царствований его отца, Филиппа II Августа и сына, Луи IX Святого. Но за этот срок Луи VIII успел заложить систему, которая с одной стороны сохраняла государство и народ от гражданских войн, а с другой, страховала династию от исчезновения.
Всего у Луи VIII было восемь сыновей, правда, четверо из них не дожили до совершеннолетия. Наследовал королю, разумеется, как и прежде старший из выживших сыновей, но новым было то, что король постарался дать младшим детям владения, названные апанажами, ставившие их вровень с богатыми и знатными сеньорами королевства. И до Луи VIII, младшие королевские сыновья получали уделы, но небольшие.
Филипп Юрпель, младший единокровный брат самого Луи, получил от отца графство Клермон; Роберт де Дрё и Пьер Куртене – младшие дети Луи VI Толстого (прадеда Луи VIII) также получили свои сеньории, по ним – графству де Дрё и сеньории Куртене, закрепились родовые фамилии этих ветвей Капетингов. Самым же удачливым из младших сыновей оказался еще ранее Роберт, третий сын Роберта II Благочестивого, ставший герцогом Бургундии. Но эта удача была все же случайной, причем младшие потомки уже де Дрё и Роберта Бургундского стали герцогами Бретани и королями Португалии, соответственно.
Луи VIII создал уже постоянную основу и завещал эту систему своему сыну Луи IX Святому, который поддерживал всех младших братьев после смерти отца. Роберт (1216-1250) стал первым графом Артуа, Альфонс (1220-1271) графом Пуатье и Тулузы, после разгрома альбигойцев и угасания местной старой графской династии Раймундинов, рано умерший Жан (1219-1232) графом Мэна и Анжу и этот же апанаж получил после смерти Жана, самый младший, посмертный сын Луи VIII, Карл Анжуйский (1227-1285).
В дальнейшем эта традиция была продолжена. В идеале апанаж давался каждому принцу королевской крови в наследуемое владение вплоть до угасания его потомства по мужской линии. В этом случае апанаж возвращался в королевский домен. Позже были и «переходящие» апанажи с титулами герцогов Анжуйских и Орлеанских – последним наделяли первых по старшинству младших братьев короля, герцоги Орлеанские, будучи младшими сыновьями, пять раз становились королями Франции, во втором и в особенности последнем случае (Луи-Филипп) им пришлось ждать короны несколько поколений.
Таким образом апанажи решали сразу несколько проблем в королевстве: во-первых, снижали и нивелировали стремление младших королевских линий к мятежам против старшей королевской ветви, ведь богатство, почет и власть имелись и у младших, большая часть амбиций была удовлетворена – они были первыми после короля, да и права на трон как таковые у них никто не отнимал.
Во-вторых, это сказалось уже «на длинной дистанции»: владение большими сеньориями давало и авторитет среди остальной знати, в случае пресечения основной линии при владении маленькой сеньорией было бы трудно соперничать с представителями других родов. Тому же Генриху Наваррскому пришлось завоевывать свое законное наследство (он был первым наследником Генриха III Валуа, именно по следующей мужской линии) и помогло ему в этом как раз то, что он был самым богатым сеньором Франции.
А вот о доме Капетингов-Куртене, которые когда-то получили маленькую сеньорию, но потеряли её и обнищали до самых мелких баронишек, во время Религиозных войн никто во Франции и не вспоминал.