Детство мое было абсолютно замечательным лет до 4-5, пока не развелись родители, и мама не уехала в Ленинград, и не перевезла меня потом с собой. Вот с переездом и совпала куча проблем. Словно меня, как растеньице вырвали с корнем, но посадить нигде не получалось: растение не приживалось.
А сначала мы жили в Узбекистане. Это в Средней Азии. В древнем-предревнем городе Самарканде. Когда я была маленькая, ему уже тогда исполнилось две с половиной тысячи лет, а теперь уж… И не сосчитаешь…
Если попросить взрослого человека, который в курсе, описать этот город, то каким бы коротким ни был его рассказ, мы обязательно услышим скучные описания памятников древности, о разных там культурных наследиях, о шёлковым пути, о великом монстре Тимуре, и о обсерватории Улугбека. Но взрослым слово пока не предоставляется. А поэтому вот описание этого места ребёнком, жившем там в конце 60-х годов: раскалённый воздух над раскалённой землёй. Горячие вихри пыли. Несгибаемые колючки вдоль глиняных заборов («дувалов» по-тамошнему) и зданий, неумолимо пробивающие сухую землю и асфальт. Кустики цветущих белены и дурмана, жмущиеся к дувалам. Сильно запыленные листья тополей – самых частых деревьев Самарканда, и платанов, растущих в основном в центре этого города. Пасущиеся вдоль городских улиц (в том числе, центральных) компании баранов. Бабаи, одетые в нестерпимую жару в стёганные полосатые халаты и чалмы. Или не чалмы, а тюбетейки на коричневых и блестящих, словно отполированные камни, головах. Солнце сощурило глаза каждого в два подсолнечных чёрных семечка. Узбечки в платьях таких расцветок, будто разрисованные подтекающими перьевыми ручками. И под платьями - шаровары, благодаря которым на сиденьях в автобусе не остаётся никаких мокрых потных пятен от ног, в отличие от всех остальных женщин, кто только лишь в платьях. Курлыканье непонятной речи, включающей частые «салом алейкум» (приветствие) и «рахмат» («спасибо»). Обалденный запах лепёшек, чебуреков и самсы в Старом городе, почти на каждом повороте и перекрёстке. Развалы сладостей на прилавках под открытым небом, и навязчиво-липкое жужжание мух над ними. Целые кварталы глиняных узбекских кибиток, высоты, не превышающей (а то и меньше) человеческого роста, порой без единого окна, и даже с чёрным проёмом вместо двери, несмотря на то, что зимние заморозки могут не спадать месяцами (вероятно, людей обогревали какие-нибудь специальные печки?). Красиво сложенные горы дынь и арбузов самых невероятных огромностей. Падающие порой замертво птицы (реанимировала лично), не нашедшие в жару капли воды напиться; топчаны – сколоченные из досок, и покрытые одеялом или ковром лежбища возле домов, не внутри придомного сада, а именно прямо у дорог, практически на тротуарах, с восседающими за чаепитием узбеками в принепременных черных с белой вышивкой тюбетейках. На девушках тюбетейки допускаются бордовые и тёмно-зелёные из бархата. Белоснежные огромные шёлковые платки с бахромой на чинных взрослых апашках (апа – сестра, а апашки, сестрички – это все девочки-девушки-женщины, все узбечки, всех возрастов). Звон воробьиных разборок в конце дня на тополях, пронзительно-размашистые закаты, стремительно-куражные виражи летучих мышей, чуть не задевающих крыльями наши головы, черные ночи с яркими большущими звёздами. И горы, видные почти отовсюду. И розы в садах, да и вообще везде, где есть вода для полива.
Если на Самарканд смотреть как бы чуть издали, то это – город всего двух цветов: цвета высохшей земли и яркого голубого. Всё, что ближе к земле, имеет цвет земли. Всё, что ближе к небу, имеет цвет неба. Конечно, если всматриваться в одежду женщин и георгины с розами, то всё яркое и цветное. Но если взгляд от разной конкретики немного удалить, то даже все яркости распределятся и сольются именно в два цвета, и общее впечатление всё равно останется песчано-голубое.
Ощущение щедрости и добронравия, разлитых прямо в знойном воздухе. В Самарканде мы жили с мамой и бабушкой. А папа жил почему-то то с нами, то под Ташкентом, в городе Чирчике, со своей мамой, другой моей бабушкой. Наверное, потому, что у него сперва был Мотороллер, а потом Мотоцикл, а ведь у этих машин всегда есть необходимость куда-то ездить. (Туда-сюда). Они, мотоциклы, такие. Как перелётные птицы. Свободолюбивые!
Однажды его мама (папина, не Мотоцикла), моя другая бабушка, Сима ее звали, подарила мне одеяло. Я этот случай вот почему запомнила очень сильно: оно, конечно же, было очень красивым. Атласное, невероятного оранжевого цвета. Когда я его увидела, у меня возникла одна единственная мысль: опасность, пожар. Пожар, спасайся, кто может. Укрываться ПОЖАРОМ было безумно страшно. Взрослые не представляли, насколько. Поэтому, когда баба Сима была у нас в гостях, меня обязательно укрывали этим одеялом, "а то неудобно, некрасиво, она ведь старалась". Мне под ним даже дышать было страшно, и я долго не могла заснуть. Никто не придавал значения тому, что я с головы до ног охвачена пламенем. Одеяло было в пододеяльнике, но из-за такой маскировки оно становилось ещё более опасным. Моя боязнь одеяла считалась детским капризом, даже неблагодарностью по отношению к щедрости и великодушию взрослых, бабы Симы, в частности, и, чтобы лучше спалось, мне на ночь давали выпить воды с медом. Это было вкусно, но ночные кошмары сладкими все равно не становились.
В те времена ещё никто не додумался кипятить воду для питья, поэтому она набиралась в водопроводе, что во дворе, и стояла в ведре на кухне. Отношение к одеялу никоим образом не переносилось на добрую мою бабу Симу.
В Самарканде у нас была часть дома. Вообще-то этот дом делился на много частей, и жило в нём четыре семьи. Вообще-то, в те времена такие большие дома узбек себе не строили. Вероятно, это было что-то вроде караван-сарая или даже дворца. У каждой семьи свой вход. Считай, нам повезло, что у нас тоже часть дома была, и даже небольшой двор - соток шесть - с садом (опять-таки повезло). Каким-то образом там умещались вишни и сливы, и большой куст сирени с ароматными фиалками под ним, и два здоровенных абрикосовых дерева, и небольшая, вымощенная камнями и стёртым кирпичом площадка перед входом в дом, под виноградником, на которую в жару выливали пару вёдер воды «для прохлады», и топчан под кухонным окном, и много ещё чего.
Чтобы растения не пересыхали, бабушка то в одно, то в другое место двора запускала шланг (у нас был собственный водопроводный кран!!) и оставляла включённой воду, чтобы земля хорошенько пропиталась влагой. Конечно, не в любое время, а когда в кране вода была, ведь частенько из него не падало ни капли. У водопроводного крана - самого влажного места в саду - всегда пышно цвели высокие ромашки.
Сначала, ещё до моего рождения, дом стоял на окраине, и за ним был еще только один, последний дом - большой дом муллы, можно даже сказать, дворец (не исключено, что в каких-нибудь секретных архивах сохранились его фотографии). И большой парк вокруг. Повторюсь, это было ДО моего рождения, это мама мне рассказывала. Почему-то на лето в дом муллы переводили фабричный детский сад, как на дачу. Переводили не образно, а пешком, ибо идти до него из сада было минут двадцать максимум. Либо мулла очень любил детей рабочих именно с этой фабрики, либо отдавать раз в году своё хозяйство на растерзание детям фабричных рабочих было единственным способом уцелеть вместе со своим домом, парком, и даже минаретом, с которого он регулярно по вечерам голосил вокализы Всевышнему.
Окраины впоследствии застроили, наш дом, таким образом, приблизился к центру, а неподалеку от нашего дома – о, радость! – открыли совершенно потрясающую городскую свалку. Дальше, за муллой, шли кукурузные поля, и по ночам под нашими окнами, и под окнами муллы выли шакалы. К сожалению, шакалов я не застала, а то бы, может, приручила ну хоть одного маленького шакалёночка, да и муллу заодно!
С годами ландшафт города, ближайший от нашего дома, как я уже говорила, дополнился свалкой! Когда я подросла немного, то провела на свалке вместе с подружками немало интереснейших часов, подыскивая ткани (кусочки лоскутков) для кукольных нарядов.
Между свалкой и нашим домом находился неглубокий овраг, утрамбованный под довольно-таки большое футбольное поле. А с другой стороны свалки, прямо вдоль нее проходила главная городская дорога. Итак, если вы вдруг попали в Самарканд в 60-е или 70-е годы двадцатого века, и если Вы – президент, мэр, или я не знаю уж, как называется Ваше высокое звание, то Вы едете мимо шелкоткацкой фабрики, сворачиваете направо на ул. Гагарина, и – аккурат, справа по ходу, видите высокие горбы нашей любимой городской свалки. А за свалкой видны (поскольку дорога идёт по возвышенности) футболисты, снующие по нашему оврагу, а сразу за оврагом, за низким дувалом, наш дом с виноградником! И если смотреть очень-очень внимательно, то среди зелени винограда можно увидеть даже бабушкин белый платочек, когда она суетится во дворе по хозяйству.
И дом - наш дом - относился к фабричному городку шелкоткацкой фабрики. Он не входил в периметр фабричного городка, и стоял дальше всех от фабрики, самым последним. И это являлось огромным преимуществом, на мой взгляд. Почти все взрослые, жившие в городке, работали на шелкоткацкой фабрике, что находилась через дорогу. Конечно же, все друг друга знали. Если не знали лично, то знали хотя бы по разговорам и слухам, кто, как, с кем, и зачем… Были, так сказать, информированы. Кто женился, кто развелся, у кого дочь отличница, у кого сын двоечник, кого забрали в армию, кого в больницу, кто пятнадцать суток отсидел, а кто всю зарплату домой принести умудрился. Целиком. Не пропив ни копейки. Телевизоры мало у кого были, а радио слушать время требовалось, но где ж его, время-то взять, да и то, не каждый имел это радио.
А новости, знаете ли, они никому ещё не мешали. Современный человек, он должен быть в курсе.
Вот у бабушки был большой приёмник. Из дерева. С обитой светло-жёлтой тканью передней панелью. Отлично смотрелся частью нашего интерьера/мебели и вписывался в дизайн всей обстановки. Покрытый, как положено, салфеткой. Желтой такой салфеточкой с бахромой, а сверху – сувенирами. Сувениры были такими: голова Есенина из какого-то нержавеющего серого металла. Стилизованная фигурка нерпы из прозрачного материала, похожего на стекло, жёлтого оттенка. Стилизована она была очень сильно, нерп я тогда ещё не видела ни на картинках, ни, тем более в жизни. О том, что это нерпа, или какой-нибудь тюлень, мог сразу догадаться лишь хороший специалист по УЗИ. Поскольку у узистов хорошо развито воображение, ведь там, где обычный человек видит одинаковые шевелящиеся вихри, узист видит плод или песок в почках, и поэтому в неизвестном жёлтом прозрачном червяке, гордо опирающимся на хвост-ласту, с независимой поднятой круглой щекастой головой он вполне мог увидеть тюленя или нерпу.
Фигурка животного, вся такая гладкая, обтекаемая, очень приятная на ощупь, лично у меня называлась «киса». Мама всегда поправляла: «не киса, а нерпа». Ну, пусть, нерпа. Но всё равно Киса. Ещё был маленький фарфоровый пёсик. БабДуся, соседка, подарила. Она знала, что я помешана на зверюшках, особенно на собаках, и подарила. Правда, пёсика я однажды много раз уронила, т.к. он у меня был очень востребован в играх, а когда играешь с чем-нибудь хрупким, оно обязательно упадёт и разобьётся. Это такой закон. И у пёсика отвалился хвостик. У всех хрупких хвостики отваливаются в первую очередь. А уже потом всё остальное. Хвостик мы с бабушкой приклеили. Правда, от клея остался несимпатичный коричневый след. Но, с другой стороны, когда лечат людей, делают им операции, тоже шрамы остаются, и никто их (людей) из-за этого на свалку не выкидывает. Вот и наш пёсик был, как после операции.
Ещё один сувенир псоединился позже, т.к. какое-то время спустя мама прислала его из Ленинграда. Это был крохотный, пузатенький, в шароварчиках, в нарисованной рубашечке-вышиванке, и с хохолком на голове, украинец, Тарас Бульба. К нему прилагались малюсенькие папиросочки. Папироска вставлялась в дырочку в углу рта, и, после того, как её зажигали, начинала тихонечко тлеть, издавая замечательный запах горелой пластмассы. Фокус состоял в том, что дым шёл не стихийно, а колечками. Это было, конечно, чудо из чудес, но, если бы не было ни колечек, ни самого Бульбы, а только этот чудесный запах горелой пластмассы, всё равно, было бы божественно...